Гагарин - Берг Василий
Но пока вернемся к подготовке к первому полету.
«Все повторилось сначала, – пишет Гагарин о втором этапе отбора. – Но требовательность врачей возросла вдвое. Все анализы оказались хорошими, ничего в моем организме не изменилось… Вновь отсеялось немало ребят. Я остался в числе отобранных летчиков – кандидатов в космонавты. Через несколько дней всю нашу группу принял главнокомандующий Военно-воздушными силами Константин Андреевич Вершинин… Впервые в жизни мне, младшему офицеру, довелось беседовать с Главным маршалом авиации. Он встретил нас по-отцовски, как своих сыновей. Интересовался прохождением службы, семейными делами, расспрашивал о женах и детях и в заключение сказал, что Родина надеется на нас.
Отныне я должен был расстаться с полком, попрощаться с товарищами и вместе с семьей отбыть к месту новой службы. Открывалась новая, самая интересная страница в моей жизни. Вернулся я домой в день своего рождения. Валя знала о моем приезде и в духовке испекла именинный пирог, украсила его моими инициалами и цифрой “26”. Подумать только – недавно было шестнадцать и уже двадцать шесть! Но я все так же, будто паренек-ремесленник, восторженно глядел на открывающийся моим глазам широкий, залитый солнечным светом мир».
Сослуживцам Юрий сказал, что его переводят на летно-испытательную работу в центральные регионы страны, вдаваться в подробности он не имел права. Кажется, никто из офицеров не догадался, чем на самом деле будет заниматься старший лейтенант Гагарин, которому не суждено было ни дня побыть капитаном. А если кто и догадался, то виду не подал – офицеры понимали, что такое секретность, и умели хранить свои догадки при себе.
7 марта 1960 года приказом главнокомандующего Военно-воздушными силами Юрий Гагарин был зачислен в группу кандидатов в космонавты, 9 марта наш герой отметил день рождения, а уже с 11 марта началась подготовка, пока на Центральном аэродроме имени Фрунзе в Москве, где находилась спортбаза ЦСКА. Прежде всего кандидатов в космонавты обстоятельно ознакомили с тем, что может ожидать их в космосе – выбросьте из голов все то, о чем рассказывалось в фантастических произведениях, и смотрите, как оно будет в жизни. Резкие колебания температур, ионизирующая радиация, метеоритная опасность, сильные перегрузки, невесомость, нагрузки на психику… «Сели да полетели» – это про ковер-самолет, вы же летчики, должны понимать.
Первый месяц был отведен под теоретические занятия – изучали много разного, от устройства космического корабля до медицины, ведь в космосе каждый должен был стать врачом для самого себя. Затем слушателей-космонавтов (так их теперь называли официально) перебросили в город Энгельс, где им предстояло совершенствоваться в прыжках с парашютом. Некоторые читатели могут удивиться тому, что опытных летчиков учили парашютному делу. Ничего удивительного, ведь для будущих космонавтов была разработана специальная парашютная подготовка – их учили прыгать с больших высот (с четырех тысяч метров), мгновенно принимать верные решения и приземляться куда угодно с минимальными последствиями для здоровья. Один из корифеев парашютного спорта сказал, что самое главное – это не паниковать в воздухе, все остальное имеет второстепенное значение. Не паниковать тоже учили и, вообще, психологической подготовке космонавтов уделялось и продолжает уделяться огромное внимание. Что же касается парашютной подготовки летчика, то до зачисления в отряд космонавтов Юрий Гагарин прыгал с парашютом всего пять раз, один раз в Саратовском аэроклубе, и четыре раза – в училище и в полку, причем то были обычные тренировочные прыжки, на землю. А в подготовке будущих космонавтов большое внимание уделялось спуску на воду и затяжным прыжкам. Затяжной прыжок с парашютом – это не только экстремальный вид спорта, но и очень важный навык, необходимый при прыжках с больших высот. «За короткий срок я выполнил около сорока прыжков, – вспоминал Гагарин. – И все они не были похожи друг на друга. Каждый прыжок переживался по-своему, всякий раз доставляя смешанное чувство волнения и радости. Мне нравились и томление, охватывающее тело перед прыжком, и трепет, порыв и вихрь самого прыжка. Парашютные прыжки шлифуют характер, оттачивают волю… В серии выполняемых нами прыжков при длительной задержке раскрытия парашюта и мне и моим товарищам приходилось попадать в так называемое штопорное положение. При этом очень неприятном явлении тело вдруг начинает стремительно вращаться вокруг собственной оси, и ты будто по спирали с огромной силой ввинчиваешься в воздух, голова наливается свинцовой тяжестью, появляется резь в глазах, и всего тебя охватывает неимоверная слабость. Попав в штопор, теряешь пространственную ориентировку, тебя крутит и вертит со страшной силой, ты становишься совершенно беспомощным. Николай Константинович [тренер-инструктор] демонстрировал нам, как надо, пользуясь руками и ногами, словно рулями, выходить из штопора. Он рекомендовал нам положение плашмя, лицом к земле, с раскинутыми в стороны руками и ногами… По окончании парашютных тренировок всем нам выдали инструкторские свидетельства и значки инструкторов-парашютистов. Этим значком, признаться, я очень гордился и с удовольствием прикрепил его к кителю под значком военного летчика третьего класса».
Тогда еще были знаки классности летного состава, но уже в 1961 году их заменили на единые знаки для классных специалистов всех родов войск. Летчикам это нововведение пришлось не по душе, получилось будто их, элиту Вооруженных сил, уравняли в достижениях с офицерами других родов войск, поэтому летчики под любым предлогом старались носить старые, «свои», знаки вместо новых.
Знаки вручались вместе с удостоверением о присвоении классности. Квалификация летного состава по классам производилась в соответствии с профессиональным уровнем, оценивались и теоретическая подготовка, и практические навыки. Класс получали после налета определенного количества часов в дневное и ночное время, в различных метеоусловиях, а также после выполнения определенного количества посадок. В том, что у Юрия Гагарина был третий класс, а не второй или первый, нет ничего зазорного – за два года службы он не мог налетать норматив первого или второго класса (к моменту полета в космос общий налет нашего героя составлял 257 часов). Но само наличие класса характеризует нашего героя с хорошей стороны, поскольку классы не падали с неба в протянутые руки, то есть – не присваивались автоматически, нужно было приложить определенные усилия для того, чтобы его получить и быть на хорошем счету у командования. К слову, удостоверение военного летчика первого класса за номером один в 1950 году получил командующий истребительной авиации ВВС СССР, дважды Герой Советского Союза генерал-полковник Евгений Яковлевич Савицкий, отец космонавта и тоже дважды Героя Советского Союза Светланы Савицкой.
Психологи Центрального военного научно-исследовательского авиационного госпиталя дали Гагарину следующую характеристику: «Любит зрелища с активным действием, где превалирует героика, воля к победе, дух соревнования. В спортивных играх занимает место инициатора, вожака, капитана команды. Как правило, здесь играют роль его воля к победе, выносливость, целеустремленность, ощущение коллектива. Любимое слово – “работать”. На собраниях вносит дельные предложения. Постоянно уверен в себе, в своих силах. Тренировки переносит легко, работает результативно. Развит весьма гармонично. Чистосердечен. Чист душой и телом. Вежлив, тактичен, аккуратен до пунктуальности. Интеллектуальное развитие у Юры высокое. Прекрасная память. Выделяется среди товарищей широким объемом активного внимания, сообразительностью, быстрой реакцией. Усидчив. Не стесняется отстаивать точку зрения, которую считает правильной».
«На аэродром часто приходили весточки от Вали из Оренбурга, – вспоминал Гагарин. – Вообще-то она не любит посылать письма, а тут они шли одно за другим. Я так и не догадался тогда, что письма эти сначала прикрывали тревогу, а затем и горе – умер ее отец, Иван Степанович. Но Валя не сообщала мне об этом до тех пор, пока не закончились наши прыжки. Добрый, внимательный друг, она не хотела расстраивать меня, зная, что это могло отразиться на моем душевном состоянии, а значит, и на тех сложных заданиях, которые мне нужно было выполнять в то время. Вот и выходит, что с любимой женой горе – полгоря, а радость – вдвойне».
