Томас Рид - Гудзонов залив (II книга дилогии)
Так плыли они вниз по реке, наслаждаясь чудесными видами Оленьей долины; сама река своей шириной и покрытыми лесом островами напоминала скорее цепь озер, чем обычную реку. Часто отдавались они течению, иногда работали веслами, а чудная канадская песня лодочников звонко разносилась по окрестности, и припев ее повторяло эхо соседних берегов. Ни одна часть путешествия не оставила в них такого приятного воспоминания, как эта.
В провизии они также не испытывали недостатка: в реке водилось много семги и серебристых рыбок, которых местные жители называли дорэ. Они стреляли также уток и гусей, и жаркое из этих птиц стало их обычным обедом. Гуси попадались разных видов: были и снежные гуси, называемые так из-за их белоснежного оперения, и смеющиеся гуси, крик которых напоминает человеческий хохот. Индейцы приманивают этих гусей тем, что, произнося слог "уа", в то же время многократно ударяют себя ладонью по открытому рту. Мальчикам попадался также и гусь Брента, и канадский гусь, который и есть настоящий дикий гусь. Другая разновидность этого гуся, известная под именем казарки, также попадалась нашим путешественникам. Кроме этих разновидностей, по словам Люсьена, в северных широтах Америки водятся многие другие породы птиц, в высшей степени необходимые их обитателям: целые племена индейцев в продолжение многих месяцев в году питаются исключительно ими.
Что касается уток, то одна разновидность, особенно интересовавшая мальчиков, все не попадалась им. Это была знаменитая парусная утка, так справедливо прославляемая американскими гастрономами. Она неизвестна в Луизиане и водится только по берегу Атлантического океана, и мальчики никогда не пробовали ее. Норман, впрочем, слыхал, что она иногда попадается в Скалистых горах и в других частях страны пушных зверей, и они надеялись встретить ее на Атабаске. Люсьен, по обыкновению, имел представление о ней и мог бы легко узнать ее по виду; он предложил сообщить товарищам сведения, не только относящиеся к этой разновидности, но и вообще рассказать об этих интересных птицах.
- Парусная утка, - начал он, - по всей вероятности, самая знаменитая и ценная из всех уток вследствие замечательно нежного вкуса ее мяса. Это совсем небольшая птица, редко весящая более трех фунтов; оперение ее далеко не так красиво, как оперение некоторых других разновидностей. Голова красная или каштановая, грудь - блестяще-черная, а большая часть туловища сероватого цвета. По всей вероятности, этот серый оттенок, несколько напоминающий корабельный парус, и дал птице ее популярное название, хотя достоверно происхождение его неизвестно. Она очень напоминает красноголовку Европы и Америки, так что издали их даже трудно отличить друг от друга. Последняя разновидность водится всегда вместе с настоящими парусными утками и часто продается вместо них на рынках Нью-Йорка и Филадельфии; натуралисту, впрочем, легко отличить их по клюву и глазам. У парусной утки глаза красные, клюв зеленовато-черный и почти прямой; красноголовка же имеет глаза оранжево-желтые, клюв синеватый и по верхнему краю вогнутый.
Парусная утка известна в естественной истории под именем Anas Valisneria вследствие того, что питается корнями водяного растения, известного всем любителям аквариумов и называемого валиснериею, по имени итальянского ботаника Антонио Валиснери. Эта трава растет в медленно текущих реках и на морских отмелях, где вода лишь слегка солоновата. Вода, в которой она растет, обыкновенно не глубже пяти футов, а само растение поднимается из воды на два и более фута и имеет листья густого зеленого цвета.
Корни валиснерии белы и сочны и слегка напоминают сельдерей, отчего и все растение известно среди охотников на уток как дикий сельдерей. Парусная утка почти исключительно питается этими корнями, и они-то и придают ее мясу присущий ему особенный нежный вкус. Там, где в обилии растет валиснерия, как, например, в Чезапикском заливе или по реке Гудзон, водится и эта утка, весьма редко встречающаяся в других местностях. Она питается только корнями валиснерии, не трогая листьев, и для этого ныряет и вытаскивает их с большой ловкостью. Листья, лишенные корня, плавают по воде и в громадном количестве прибиваются к берегу.
Парусные утки ценятся очень высоко на американских рынках, и охота на них составляет прибыльное занятие для сотен охотников, живущих по берегу Чезапикского залива. Право охоты на них часто бывало поводом к столкновениям между охотниками различных штатов, лежащих вокруг этого залива, переходившим иногда в настоящие кровопролитные схватки. Наконец правительствам этих штатов удалось устранить недоразумения и урегулировать отношения ко всеобщему удовлетворению.
В эту минуту пирога обогнула колено реки, и свободное водное пространство открылось перед путешественниками. Они увидели, что другая река, с очень тинистой водой, впадала в ту, по которой они плыли; и около места впадения и на довольно большое расстояние ниже его вся поверхность реки была покрыта зеленой водяной травой, напоминавшей осоку. У края этой осоки и в той части ее, которая казалась менее густой, виднелась стая нырявших и плескавшихся диких птиц. Они были очень малы, очевидно, утки, но расстояние было еще слишком велико, чтобы рассмотреть, к какой разновидности они могли принадлежать. Единственный белый лебедь, трубач, виднелся на воде между стаей и берегом, медленно направляясь к последнему. Франсуа тотчас же зарядил один из стволов ружья лебяжьей или, вернее, козлиной дробью; Базиль тоже схватился за ружье. Об утках никто и не думал, все внимание было сосредоточено на трубаче. Люсьен вынул подзорную трубу и начал наблюдать за стаей. Мальчики не принимали предосторожностей по отношению к уткам, не намереваясь стрелять по ним, и потому пирога медленно продвигалась в их направлении. Но восклицание Люсьена заставило их переменить тактику. Он отдал приказание остановить пирогу, говоря им, что птицы, видневшиеся перед ними, были именно парусными утками, о которых они только что беседовали. Он нисколько в том не сомневался.
Это сообщение вызвало новое волнение: мальчики мечтали хоть одну из них застрелить и попробовать, а потому приняли все меры, чтобы достигнуть своей цели. Им было известно, что из всех водоплавающих эти утки наиболее пугливы и что приблизиться к ним можно только хитростью. Пока они кормятся, у них, по рассказам охотников, выставлены караульные. Насколько это справедливо, достоверно неизвестно, но неоспоримо то, что они никогда не ныряют все одновременно и что, пока некоторые находятся под водою, другие зорко осматриваются, точно остерегаясь возможных врагов. Норман поэтому предложил приладить к передней части пироги густые ветки так, чтобы скрыть и саму пирогу, и всех сидящих в ней. Мальчики одобрили этот план и пристали к берегу, где срезали несколько кустов, приделали их к борту, сами легли в пирогу и начали медленно подвигаться к уткам. Ружья были им ни к чему, и вся их надежда сосредоточивалась на двустволке Франсуа, который сидел на носу, готовый во всякое мгновение открыть огонь; остальные правили пирогой. Козлиная дробь была заменена более мелкой. О лебеде забыли и думать.
Приблизительно через четверть часа пирога, бесшумно скользя по реке вдоль густой травяной заросли, которая в этом месте состояла из валиснерий, подошла к уткам, и мальчики, глядевшие сквозь ветки, могли ясно различить птиц. Стая состояла из трех разных пород уток, пасшихся вместе: кроме самих парусных уток, были другие, очень на них похожие, но более мелкие - красноголовки. Затем были еще утки, совершенно не похожие ни на тех, ни на других; их головы были тоже красного, но более яркого цвета, с белой полосой, шедшей от самого клюва через макушку головы, что дало Люсьену возможность сразу определить их. Это были свищи. Но что наиболее заинтересовало наших путешественников, так это отношение этих трех пород друг к другу. Оказывалось, что свищи добывали себе пищу систематическим грабежом парусных уток. Последние, как уже сообщил Люсьен, питаются корнями валиснерий, но чтобы раздобыть их, они вынуждены нырять на глубину четырех или пяти футов и оставаться некоторое время под водой. Свищи также очень лакомы до сельдерея, но не принадлежат к числу хороших ныряльщиков и поэтому неспособны доставать себе эти корни. К какой же хитрости прибегают они, чтобы добыть себе любимое лакомство? Плавая как можно ближе к парусной утке, они ждут, пока та не нырнет. Свищ тогда бросается вперед, внимательно осматривает окружающую осоку (он всегда может точно определить по ее трепетанию, у каких корней работает утка) и ждет момента появления утки над поверхностью воды. Раньше, чем бедная птица будет в состоянии стряхнуть с глаз воду и открыть их, свищ бросается на нее, выхватывает из ее клюва добытый корень и исчезает вместе о ним. Иногда между ними возникают столкновения, но свищ, зная превосходство своего противника в силе, редко вступает в битву; обыкновенно он пользуется своей быстротой и спасается бегством. С другой стороны, и сама парусная утка редко преследует его, сознавая бесцельность погони. Она только с видом глубокого сожаления и укора смотрит ему вслед, а затем, очевидно, решив, что в воде осталось еще много других корней, снова ныряет на дно.
