Олег Гончаренко - Москва, которую мы потеряли
Публика, несущая службу в стрелецких полках, была, надо сказать, весьма разнообразной. Первоначально стрельцы-пищальники набирались из свободного посадского и сельского населения. В дальнейшем военная служба стрельцов стала пожизненной и даже наследственной. Стрельцы подразделялись на выборных (позднее – московских) и городовых в различных городах России. Московские стрельцы охраняли Кремль, несли караульную службу и принимали участие в военных действиях. Городовые стрельцы несли гарнизонную и пограничную службу и выполняли всякие другие поручения местной власти. Подчинялись они Стрелецкому приказу, а во время войны – военачальникам-воеводам. Стрельцы были единообразно обмундированы, обучены и вооружены.
Та к как архив Стрелецкого указа не сохранился, погибнув при пожаре во времена Анны Иоанновны, сведений о снаряжении и одежде стрельцов сохранилось не очень много. Но в целом ясно, что одежда их не сильно отличалась от той, что носили в те годы жители столицы, а защитное снаряжение было таким же, как и у всадников поместной конницы. Краткие упоминания об одежде и вооружении стрельцов можно обнаружить в записках иностранных путешественников, посещавших Московию в то время. Так, английский купец Д. Горсей, гость царя Ивана Грозного, писал, что московские стрельцы «очень опрятно одеты в бархатные, разноцветные шелковые и стамедные (шерстяные. – О.Г.) одежды» разных цветов: «...тысяча стрельцов в красных, желтых и голубых одеждах». В 1599 г. другой англичанин В. Парри утверждал, что лично видел при дворе русского царя «гвардию, которая была вся конная, числом 500 человек, одетых в красные кафтаны». В 1606 г. иноземец по фамилии Паерле описал встречу иностранных послов в Москве, на которой «...были выстроены в два ряда пешие московские стрельцы до 1000 человек, в красных суконных кафтанах, с белой на груди перевязью». В середине XVII в. в сочинениях иностранных путешественников стали появляться и изображения стрельцов: на них хорошо видны высокие шапки с меховыми отворотами, длинные кафтаны, сапоги с каблуками. Например, австриец Кемфер убеждал своих читателей в том, что «кафтаны их были довольно нарядны, у одного полка из светло-зеленого, а у другого из темно-зеленого сукна, застегнутые по русскому обычаю на груди золотыми шнурками длиною в одну четверть». Наиболее подробные сведения об одежде стрельцов оставил шведский офицер Э. Пальмквист. На рисунках в его книге можно разглядеть ряд особенностей и детали одежды всех 14 стрелецких «приказов», или полков, существовавших в Москве в 1674 г.
В современных исследованиях приводится следующее описание обмундирования стрельцов во второй половине XVII в.: «Шапка – бархатная, с довольно высоким колпаком, и почти всегда с меховой опушкой, у стрельцов овчинной, а у начальных людей скорее соболиной. Верхний кафтан – восточноевропейского типа, с двумя небольшими разрезами по бокам на полах. Длина их выше щиколоток. Застегивался справа налево, пуговицы овальные (шарообразные) или круглые, петлицы из золотого или серебряного шнура с кистями на концах или из плоского галуна. На груди произвольное число петлиц, а на боковых разрезах – от одной до трех. Предположительно с 1672 г. сам кафтан имел небольшой стоячий воротник, до того, по всей видимости, отложной, “шалькой”... Нижний кафтан – зипун. То же, что и верхний, но короче, и в любом случае без мехового подбоя. Порты – достаточно узкие в коленях и длиной до середины голени. Сапоги кожаные, в основном желтого цвета, до колен, с каблуками, форма носка разнообразная. Перчатки у стрельцов коричневой кожи, с мягкими крагами; у начальных людей встречались и с жесткими крагами, украшенными вышивкой галуном и бахромой. Кушак из цветной ткани, у начальных людей с золотым шитьем и бахромой...»
Была у стрельцов и походная одежда, которая называлась «носильным кафтаном», из сермяжной ткани серого, черного или коричневого цвета, без нашивок на груди. Главным отличием начальных людей, т. е. офицеров, от рядовых служил подбитый мехом верхний кафтан. Кроме того, их выделяло шитое жемчугом изображение короны на шапке и посох. Высшей военно-административной единицей стрелецкого войска был «прибор», позднее поименованный «приказом», а с 1681 г. – «полком». Во главе приказов стояли стрелецкие головы (во главе полков – полковники), назначавшиеся из дворян правительством. Приказы (полки) подразделялись на сотни и десятки, были конными («стремянными») и пешими. Селились стрельцы отдельными слободами, получая из казны денежное и хлебное жалованье. В ряде мест на Руси служилые стрельцы наделялись вместо жалованья землей, отводимой им в совместное пользование для всей слободы. К концу XVI в. насчитывалось 20– 25 тыс. стрельцов, а в 1681 г. уже – 55 тыс., в том числе 22,5 тыс. московских.
Занятие ремеслами и торговлей приводило к значительному имущественному неравенству среди стрельцов, и сближению их по роду занятий с посадским населением. У «пашенных» стрельцов даже намечалось некоторое сближение с крестьянством на основе почти схожих трудовых будней. Впрочем, пахарями стрельцы были лишь в мирное время. Стрелецкое войско показало свою боеспособность не только при осаде Казани в 1552 г., но и в Ливонской войне, отражении польско-шведской интервенции в начале XVII в., а также в других военных столкновениях с Польшей и Крымом. Однако во 2-й половине XVII в. оно стало все более обнаруживать свою отсталость по сравнению с солдатскими, рейтарскими и прочими полками. Тяжелая служба, постоянные задержки выдачи жалованья, злоупотребления местной власти и стрелецкого начальства обусловили участие рядовых стрельцов в крестьянских войнах. Та к было и в начале XVII в., и в 1670–1671 гг. (восстание под руководством С. Разина), и во время прокатившихся по Руси городских восстаний (Московское восстание 1682 г., Стрелецкое восстание 1698 г. и Астраханское восстание 1705–1706 гг.). Вместе с тем сословные интересы (если стрельцов можно было назвать сословием) удерживали основные их силы на государевой стороне.
В конце XVII в. московские стрельцы стали играть все более активную роль в борьбе за власть придворных группировок, поддерживая глашатаев раскола и враждебно относясь к иноземным нововведениям в быту и службе. После падения кратковременной власти Софьи Алексеевны в 1689 г. Петр направил немалые усилия на то, чтобы постепенно ограничить военную и придворную роль стрелецкого войска. Восемь московских стрелецких полков были выведены из столицы на «вечное житье» в Белгород, Севск и Киев. После знаменитого Стрелецкого восстания 1698 г. и волнений стрельцов в Азове Петр I распорядился расформировать стрелецкое войско. Но под влиянием событий в жизни русской армии после поражения под Нарвой в 1700 г. петровские военачальники прекратили его расформирование. Отчасти эта остановка принесла положительные плоды, выразившиеся в том, что хотя бы на время походов армия не была искусственно ослаблена. Боеспособные стрелецкие полки участвовали в важнейших военных действиях Северной войны и Прутском походе 1711 г. Постепенно они влились в ряды новой армии и были поглощены регулярным войском. В тылу тем временем проходило упразднение городовых стрельцов. Однако процесс ликвидации всего стрелецкого войска завершился только в 1720-е гг., хотя в качестве «служилых людей старых служб» городовые стрельцы сохранились в ряде мест почти до конца XVIII в.
Храм Христа Спасителя
Проект Дворца Советов
Храм же стрельцов царского Стремянного полка (при государевом стремени) стал предвестником гвардейских полковых храмов, создававшихся в соответствующих масштабах в XIX в. в Петербурге. Бог судил ему быть разобранным при большевиках. В 1932 г. его разрушили вместе с фундаментами. Разборку Николы Стрелецкого против Боровицких ворот Кремля в 1932 г. городские власти обосновали необходимостью прокладки метро открытым способом прямо по храму, хотя имелась возможность провести трассу подземки рядом, например, по Волхонке. В 1932 г. был также окончательно ликвидирован и двор-погост с древним воинским кладбищем. Похоже, настоятельные усилия снести «Николу» были умышленными: ведь за полгода до этого богоборцы взорвали рядом храм Христа Спасителя только потому, что сами же задумали поставить на его месте (и нигде более?!) Дворец Советов.
В процессе расширения музея Шилова уже в наши дни гибнут остатки храмового ансамбля снесенной большевиками церкви. По проекту будет снесено соседнее с галереей здание – двухэтажный дом притча церкви Николы Стрелецкого, на месте которого возникнет если не подземная автостоянка с развлекательным комплексом, то, по крайней мере, филиал Шиловского музея. Это вдвойне оскорбительно православному человеку, ибо, повторимся, именно там в старину располагался прицерковный погост, бывший второй после самого храма особенной святыней. Разоренное 70 лет назад Николо-Стрелецкое кладбище, сохранившееся к тому времени на 60%, еще с XVI–XVII вв. было плотно забито в 5–6 слоев костями умерших или погибших в битвах стрельцов царских Стремянных полков (в XVIII в. кладбища вообще были вынесены за город). Поэтому место, где некогда находилось кладбище при Николе Стрелецком, является ныне безмолвным мемориальным памятником России – воинским, историческим и археологическим. Если такой памятник уничтожили во вред нашему народу, то он должен быть восстановлен. В Николе Стрелецком, в отличие от других церквей, могли бы круглый год особо поминаться все русские воины, погибшие как в дни побед, так и в лихолетье поражений и бедствий, когда погибших бывало гораздо больше.
