Валентин Костылев - Жрецы (Человек и боги - 2)
- Зря мы пули загубили... Зря я послушал тебя, батька! Не следовало бы нам палить вверх, по воронам, - надо бы в них... - И он с досадою отбросил баранью голову в сторону.
Поп Иван озабоченно стал снимать яичницы с деревьев и совать себе в карман. Солдаты набросились на вареное мясо... Мясо, еще наполовину сырое, они терзали зубами, рвали друг у друга жертвенные припасы, огрызаясь, матершинничая.
Священная роща окутывалась вечерним сумраком... Около дуба догорала большая толстая свеча, вделанная в глиняный сосуд...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Погрузилось в осенний мрак село; утонули в черном бархате ночи терюханские поля; стала невидимой священная роща - кереметь, а наверху, над деревьями, высыпали холодные звезды, на которые с грустью взирал Несмеянка Кривов, сидя на скамье около своей избы.
Он тоже был на молянах в толпе богомольцев и слышал их разъяренные крики и проклятья и теперь думал: "Оное к лучшему!" Он забыл о своих богах, не помнил и христианского бога, хотя и принял крещение в Казани. В голове Несмеянки все смешалось. Ясно было одно. Велика сила народов, когда они, скопом, добиваются, чего захотят. Недаром был он свидетелем того, как на Дону, не убоявшись чудовищных казней и страшной военной силы Бирона и Миниха, поднялись против дворян и попов донские казаки-раскольники. Под предводительством "богомудрого атамана" Некрасова железной лавиной двинулись на господ-немцев сорок тысяч человек "самых домохозяев".
Вдруг Несмеянка услыхал невдалеке, в кустарниках, какой-то шум. Вскочил. Насторожился.
- Это я, Турустан.
- А-а! Друг! Спасся? Убежал?!
Вошли в избу. Турустан рассказал, что он подслушал, сидя в лесу, то, о чем говорил поп с приставом. А говорили они об епископе и о полученном якобы приказе из Питера - жечь и разорять татарские мечети, и о том, что священные рощи и кладбища мордовские также следует разорить, пользуясь этим приказом, хотя об этом в приказе ничего и не говорится. В Оранском-де монастыре готовятся к тому, и монахи после того хотят откупить себе мордовские земли, о чем-де и написали уже бумагу самому владетелю сих земель - царевичу Бакару Грузинскому в Петербург.
Выслушав Турустана, хмуро произнес Несмеянка:
- На богов теперь уже не так будут надеяться терюхане.
С тем и расстались. Турустан снова скрылся в темноте, а Несмеянка пошел по селу. Около одной избы он остановился, постучал в окошко. Вышел старичок, удивился, увидев Несмеянку.
- Бери-ка, дед Иван, кайгу* и идем ко мне...
_______________
* Инструмент, напоминающий скрипку.
Дед Иван, а по прозванию Рогожа, быстро юркнул в избу и вернулся с кайгой под мышкой.
- Айда!
У себя дома Несмеянка поставил на стол кувшин с вином и попросил деда спеть ему песню о том, как мордовскую землю присвоил себе русский царь-мурза. Несмеянка при этом сам выпил ковш вина, а затем поднес и деду. Иван Рогожа повеселел. Глаза его заблестели. Он вскинул копной курчавых седых волос и, чуть коснувшись струн смычком, весь преобразился, закатил глаза мечтательно вверх, как будто увидел перед собой что-то такое, чего не дано видеть другим, и под тихие грустные звуки струн запел молодо:
На горах то было, на горах на Дятловых,
Мордва своему богу молится,
К земле-матушке на восток поклоняется.
Едет мурза, московский царь, по Воложке,
По Воложке, на камушке.
Говорит мурза людям своим:
"Слуги вы мои верные,
Слуги верные, неизменные,
Поглядите-ка, посмотрите-ка
Вы на те ли на горы Дятловы,
Что это за березник мотается,
Мотается-шатается,
К земле-матушке преклоняется?
Вы, слуги мои, пойдите,
Слуги верные, доглядите,
Что это за березник мотается,
Мотается-шатается,
К земле-матушке преклоняется?"
Слуги пошли, доглядели.
Видят слуги: на горах на Дятловых
Мордва в белых балахонах стоит,
Стоит, своему богу молится,
К земле-матушке на восток поклоняется.
Слуги воротились,
Низко мурзе поклонились;
Говорят мурзе, московскому царю:
"То не березник мотается,
Мотается-шатается,
К земле-матушке преклоняется,
То мордва своему богу молится,
К земле-матушке преклоняется".
Вопросил же их мурза, московский царь:
"Зачем же они кругом становятся,
О чем же они молятся?"
Отвечают мурзе слуги верные:
"Стоят у них в кругу бадьи могучие,
С суслом сладким бадьи могучие,
В руках держат ковши заветные,
Заветные ковши, больши-набольшие,
Хлеб да соль на земле стоят,
Каша да яичница на рычагах висят,
Вода в чанах кипит,
В ней говядину янбед варит".
И сказал слугам мурза, московский царь:
"Слуги вы мои, подите,
Слуги верные, отнесите,
Мордве на моляны, скажите:
"Вот вам бочонок серебра, старики,
Вот вам бочонок злата, молельщики",
На мордовский молян так и ступайте,
Старикам мордовским серебро, злато отдайте".
Верные слуги от мурзы пошли,
Мурзин дар старикам понесли;
Старики серебро, злато приняли,
Суслом сладким слуг напоили;
Слуги к мурзе приходят:
"Угостили нас, напоили суслом сладким,
Накормили нас хлебом мягким".
Мордовские старики от мурзы деньги получили,
После моляны судили, рядили:
"Что нам мурзе в дар дать,
Что московскому царю послать?"
Меду, хлеба, соли взяли,
Блюда могучие поклали,
С молодыми ребятами послали.
Молодые ребята, приуставши, сели,
Говорят: "Старики не узнают!"
Мед, хлеб да соль поели.
Говорят: "старики не узнают!"
Земли и желта песку в блюда накладали,
Наклавши, пришли
И мурзе, московскому царю, поднесли.
Мурза землю и песок честно принимает,
Крестится, бога благословляет:
"Слава тебе, боже, царю,
Что отдал в мои руки мордовскую землю!"
Поплыл мурза по Воложке,
По Воложке на камушке:
Где бросит земли горсточку
Быть там градечку;
Где бросит щепотечку
Быть там селеньицу.
Несмеянка слушал старика, низко опустив голову, а по щекам его текли слезы. Он вытирал их и вновь наливал себе вина в ковш и выпивал его.
- Ах, люди, люди! - вздыхал он. - Доколе же глупость будет владеть вами?!
Сильно охмелевший, он вдруг вскочил со скамьи и, подхватив Ивана Рогожу под руку, решительно сказал:
- Пойдем! Пойдем в деревню! Пойдем ругать мордву... Будь проклят Чам-Пас!.. Дорогой мой... Глупый ты, дед! И ты веришь?!
Иван Рогожа стал успокаивать Несмеянку:
- Куда мы пойдем ночью? Смотри в окно: тьма!
Несмеянка открыл окно.
- Да. Ночь! Дед, неужели все спят? Не верю! Пойдем!
Иван Рогожа крепко вцепился в Несмеянку.
- Не шуми! Не надо!
- Пусти! У кого ищут они защиты?! Глупые! Боги сделали нас, людей... И люди разрушаются и умирают... Вон, гляди в окно... Там звезды! Но и они потухают. Я видел на Каспии льды, они губили людей, а потом и сами таяли... Я видел пески в степях, они сжигали людей и погребали их... Я видел ураганы, опустошавшие землю... И не у всех ли у нас на глазах губят людей война, чума, голод?.. Где же Чам-Пас?! Чего он смотрит?.. И никто не хочет понять всего... Что мне делать? Скажи!
Несмеянка облокотился на подоконник, глядя в небо.
- Дед Иван!.. Играй!.. И пой... Пускай, как хотят!.. Я знаю... Моя жизнь не пройдет даром! Играй!..
Старик ударил волосатыми пальцами по струнам кайги... Песнь о "большой мордве" потекла через окно во тьму осенней ночи.
XIV
Солнце село за берегом Оки, когда к дому мастера Гринберга на Ямской окраине подошел неизвестный человек. Ветер с реки бешено набрасывался на бугор, к которому прилепился дом Гринберга. Рахиль вышла на крыльцо, ветер рванулся с такою силою, что снова втолкнул ее в сени.
Вслед за девушкой, захлопнув дверь, неловко сутулясь, в горницу вошел коренастый человек в кафтане, подпоясанном кушаком. На нем была барашковая шапка, залихватски сдвинутая на затылок. Залман Гринберг поднес свечу к лицу вошедшего. Молодой парень. Незнакомый.
- "И сказал ему Михаил: откуда ты идешь? Он ответил: я - левит из Вифлеема Иудейского и иду пожить, где случится".
Залман встал и низко поклонился гостю:
- Милости просим, человек! Но не будет ли сегодня у нас тесно? - И он указал на людей, спавших на нарах вдоль стен помещения.
Незнакомец рассмеялся.
- В тесноте люди песни поют, а на просторе волков гоняют. Я не кичлив. Притом же к тебе направил меня один знакомый мордвин. - И немного подумав, сказал тихо: - Тут встретиться я должен... Кто такие эти люди?
- А мы разве ж знаем? Как и все, как и ты, как и я.
- Зри! - гость показал золотую монету.
Залман спокойно спросил:
- А куда я вас положу? По мне, почивайте всю ночь или день и ночь, а если же надо и неделю - нам все равно. Что мы можем сделать?!
- Ладно. Не дворянин, и на полу лягу. Иконы у тебя не вижу.
- Если нужно, можно достать! - И не успел гость откликнуться на его предложение, как Рахиль принесла икону Николая Чудотворца и поставила ее на скамью в угол.
