Геннадий Семенихин - Космонавты живут на земле
-- Вчера смотрел полковую документацию. Ты меня порадовал, Горелов. Такие показатели, что буду ставить вопрос о присвоении третьего класса. На уровне идешь Так-то, парень!
А потом пришло время, и майор Климов зачитал новый приказ о несении боевого дежурства на аэродроме. Попала в него и фамилия Горелова.
Боевое дежурство! Чистое и веселое небо часто видим мы над своей головой. Под ним живут, работают и отдыхают миллионы. Ночью над мирными крышами наших домов плывут звезды, и, засыпая, мы редко думает о том, что в эти самые часы на многих приграничных аэродромах люди в высотных костюмах и гермошлемах сидят в тесных кабинах боевых машин или в дежурном домике -если боевая готовность понижена. По первой же красной ракете могут подняться они с аэродрома. И плохо приходится воздушным пиратам -- тем, что с потушенными бортовыми огнями пытаются иногда искать дороги к нашим большим, нарядно сверкающим в ночной темноте городам.
Для молодого военного летчика особо торжественна минута, когда командир, оглашая список офицеров, допущенных к боевому дежурству, называет и его фамилию.
В Соболевке летчиков, назначенных на ночную вахту в отдаленный домик дежурного звена, развозили только на легковой машине. Такой порядок завел Кузьма Петрович Ефимков, не жалевший для этого своей кремовой "Волги". Два летчика в гермошлемах и высотных костюмах несли дежурство в кабинах истребителей. Машины были развернуты в сторону взлетной полосы и по первому сигналу имели право взлетать без всякой рулежки, прямо с места. Двое в кабинах постоянно находились в напряжении. Зато летчики второй пары самолетов чувствовали себя куда спокойнее. В дежурном домике было всегда тепло и светло. Сюда привозили пищу в самом что ни на есть горячем виде.
Стены дежурного домика были щедро оклеены лозунгами и плакатами. Одни из них требовали соблюдать интервалы и дистанции в групповом полете, другие настаивали на строгом выполнении предполетного и послеполетного осмотра материальной части, третьи просто призывали к высотам боевого мастерства. В дежурном домике возникали шахматные поединки, стучало домино и велись самые сокровенные разговоры, какие вряд ли возможны меж летчиками в другое время и в другом месте.
Напарником у Алексея по первому боевому дежурству оказался белобрысый крепыш Лева Горышин. Был он всего на два года старше Горелова, но уже носил знак военного летчика второго класса, что зарабатывается в истребительной авиации нелегким потом и солью; успел уже послужить и на польской территории и в ГДР. Когда они вошли в дежурный домик, Горышин кивнул на две койки из четырех застеленных: это наши. Потом обвел глазами пестрые от лозунгов стены и доверительно сказал:
-- Когда я за пределами нашей страны служил, мы однажды совместные учения с дружественной армией проводили. Их летчики в гости нас как-то позвали, предложили аэродром осмотреть. Вот у них дежурный домик, это да! На стенах пейзажи и такая балериночка в наряде Евы -- глаз не оторвешь! А у нас замполит Жохов столько сюда морали понасовывал, что от нее тошнит.
-- Так тебе что -- голую бабу сюда подавай? -- засмеялся Горелов. -- Ну и комсорг, нечего сказать.
-- Ты не утрируй, -- насупился Горышин. -- Я тебе о чем хочу сказать? Разве нужно наших ребят день и ночь за Советскую власть агитировать? Они и так за нее, можно сказать, с пеленок, потому что, сам знаешь, от каких отцов родились. Зачем мне эти лозунги, когда я на дежурстве, Ты мне тройку картин хороших повесь, свежие журналы принеси, пластиночек побольше, а то проигрыватель хоть и дрянной, но есть, а пластинок только две: какой-то стамбульский фокстрот да древнее утесовское "Сердце"...
Он открыл и включил на всю мощь коричневый зашарпанный проигрыватель, поставил пластинку. Дежурный домик огласился гортанными выкриками и барабанным боем.
-- Вот это и есть "Истамбул". Здорово? Его на манер буги-вуги танцуют.
Через час вместе со своим командиром пары Горелов пошел сменить летчиков, находившихся в самолетах. Сидеть без дела в тесной кабине было муторно, но оба понимали, что это настоящая боевая вахта. После недавних событий в Карибском море в мире все еще было неспокойно, а от Соболевки до границы рукой подать, и дежурства в готовности номер один оставались до сих пор неизбежной необходимостью.
Возвратились в дежурный домик они уже вечером, когда на аэродром опустились сумерки и мелкая сетка нудного предосеннего дождя пала на землю. Серые облака заклубились над стоянками и спрятали вскоре от глаз все живое. Зазвонил телефон, и Лева Горышин, сняв трубку, доложил:
-- Командир дежурной пары лейтенант Горышин. Слушаю вас, товарищ полковник. Дежурство проходит без происшествий. Я вас понял. Исполняю.
Он бережно положил трубку на рычаг.
-- Вот бы кому политработником быть, -- произнес он восхищенно, -нашему комдиву.
-- Почему это? -- недоуменно улыбнулся Горелов.
-- А потому, что внимание к человеку у него -- первая заповедь. И как только руки до всего доходят у полковника! Увидел, что на аэродром туман садится, и разрешение перейти в пониженную готовность у высшего начальства выпросил. Пойду обрадую ребят.
Вскоре все четверо уже сидели у разгоревшейся железной печурки, слушали, как за окнами свистит ветер и сечет по земле косой дождь. Горышин старым зажарвленным кортиком тесал лучины от сухого березового полена и не торопясь подбрасывал их в огонь, любуясь его причудливыми отсветами. Проигрыватель быстро всем надоел, и летчики коротали время в беседе. Алеша под безобидные смешки товарищей только что рассказал, как пытался с письмом в руке атаковать гагаринский кортеж, как потом разорвал конверт и письмо на мелкие клочки.
-- Ну и правильно сделал, -- хмуро сказал обычно неразговорчивый летчик Семушкин. Уютно поджав под себя ноги, он примостился около печки прямо на полу.
-- Почему так считаешь? -- запальчиво возразил ему Горышин. -- Разве Горелов не имел права обратиться с такой просьбой к Гагарину?
-- Иметь-то имел, -- хмыкнул Семушкин, -- да толку чуть. Сейчас охотников до космоса знаешь сколько? У нас, когда я был на Курилах, звеном старший лейтенант Уздечкин командовал. Странный, заумный. Так он еще задолго до полета Гагарина и Титова, как только Стрелку и Белку в контейнерах подняли, не кому-нибудь, а самому президенту Академии наук письмо сочинил. Дескать, так, мол, и так, во имя Отечества, партии, народа и науки готов отдать всю свою энергию, опыт и молодую жизнь и прошу поэтому записать меня первым кандидатом для полета в космическое пространство. Патриотическое желание у меня огромное, и к тому же жена в последнее время настолько мою молодую жизнь заела, что готов полететь на любую планету, лишь бы от нее, окаянной, избавиться.
-- Ну ты и заливаешь сегодня, молчун! -- одобрительно засмеялся командир первой пары старший лейтенант Иванов, тридцатилетний лысеющий сибиряк, смуглый, с мелкими, как кедровые таежные орешки, зубами. -- Сам придумал?
-- Да нет, товарищ старший лейтенант, подлинный это факт, клянусь.
-- И чем же кончилось все?
-- Да как чем? Люди в Академии наук эрудированные, деликатные. К черту они нашего Уздечкина не послали. Получил старший лейтенант бумагу со штампом, и в той бумаге очень вежливо ему отписали, что, мол, дорогой товарищ Уздечкин, академик Несмеянов просил передать, что он высоко оценил ваш патриотический порыв, нов настоящее время нет возможности удовлетворить вашу просьбу. Так и остался он на Курилах, жене на съедение...
Лева Горышин подбросил еще лучины в печурку, послушал, как затрещала она, охваченная огнем, и покачал головой.
-- От твоего рассказа, Семушкин, все-таки анекдотом попахивает, -проговорил он убежденно. -- У Горелова все было не так.
-- А кончилось чем? -- привстал Семушкин. -- Чем кончилось? Разорванной петицией? Если завтра Гагарин в наш гарнизон на часок заедет, Алексей к нему пробиваться уже не станет. Ведь не пошел бы, Горелов?
Алеша задумчиво посмотрел в темное окно, за которым стояла беспросветная сырая ночь, на отсветы от печки, отраженные мокрыми стеклами окон, и как-то спокойно сказал:
-- Пошел бы.
-- Не верю, -- усмехнулся Семушкин. -- Это ты в бутылку сейчас из чистого упрямства лезешь.
-- Нет, ребята, -- тихо возразил Алеша. -- Упрямство здесь ни при чем. Просто попасть в отряд космонавтов -- это цель моей жизни. И я все сделаю, чтобы этого добиться.
-- На что же ты надеялся, когда искал встречи с Гагариным? -- продолжал допытываться Семушкин.
-- На что? -- переспросил Горелов. -- Да на очень простую вещь. На метод исключения. Есть такой метод. Им философы, следователи, юристы пользуются. Это когда сразу выдвигается несколько предположений, а потом наиболее бездоказательные отсеиваются. И остается в конце концов правильное.
Старший лейтенант Иванов, с интересом прислушивавшийся к разговору, пожал плечами:
