Кайус Беккер - Немецкие морские диверсанты во второй мировой войне
Теперь вокруг нас все вдруг пришло в движение. Поднялось сразу несколько осветительных ракет. За кормой послышался лающий звук выстрелов зенитного орудия. Я спросил, не нас ли обстреливают. Нет, снаряды разрывались в районе атакованного нами корабля. Вероятно, противник уже обнаружил наш взрывающийся катер. Но теперь, чтобы попасть в него до момента удара в цель, нужно было проявить чудеса меткости. За какие-то доли секунды стало светло как днем. На северо-западе, казалось, пылало небо. Линднер заметил, что там, очевидно, подожгли танкер. Я не поворачивался, напряженно ища глазами нашего четвертого товарища. На мгновенье мелькнула мысль, что пора бы уже нашему «Линзе» взорваться. На часы я не смотрел. Казалось, что с тех пор, как Горцавский спрыгнул со своего катера, прошло уже три или четыре минуты.
Вдруг я увидел его сбоку, почти по траверзу. Мы едва не проскочили мимо. Он изо всех сил стремился привлечь наше внимание, так как уже давно заметил наше приближение. В этот момент Линднер и Пройсс одновременно вскрикнули. Над атакованным нами кораблем взметнулась молния. Даже я ее увидел, хотя и не смотрел в ту сторону. В эту же секунду красная и зеленая точки исчезли: наш «Линзе» попал в цель и разлетелся на куски от взрыва дополнительного заряда. Через несколько секунд раздался второй взрыв, гораздо более сильный, чем первый. Это подорвался основной заряд нашего «Линзе»!
Я уже не выпускал Горцавского из виду и, описав еще одну дугу, подошел к нему вплотную. Мы все уцепились за товарища и втащили его в катер. При незначительном волнении моря это не составило никакого труда. Промокший до нитки, он тем не менее сиял. Первые его слова были, что сработали мы отлично. Мы с ним согласились. Радость была велика, но настоящий спектакль только еще начинался.
Мы все, наверное, с полминуты наблюдали за «нашим» кораблем. Его силуэт изменился. Вероятно, корабль дал крен. Огонь артиллерии усилился, но основная масса снарядов рвалась далеко от нас, там, где горел танкер. По всему небу полыхало кроваво-красное зарево, временами можно было различать языки пламени. Стреляли и поблизости от нас. Только теперь мы увидели сторожевые суда, спешившие, вероятно, к тонущему кораблю. Снова послышались разрывы глубинных бомб; то в одном, то в другом месте к воде тянулись нити трассирующих пуль и снарядов. Создавалось впечатление, что стреляют вслепую, не зная, откуда и кем совершено нападение. И все же наступило время уходить из зоны непосредственной опасности.
Не успел я включить мотор, как луч одного из прожекторов повернул в нашу сторону. Сноп света сновал мимо нас, останавливался, уходил, возвращался и опять скользил назад. В горизонтальной плоскости он все время ощупывал небольшой сектор, не останавливаясь в нашем направлении. Видимо, мы были вне пределов того пространства, которое прожекторист мог контролировать оптическими средствами. Но теперь происходило в общем то же самое, что и в период подхода к цели: как только шум нашего мотора усиливался, противник замечал наше присутствие в море, по-видимому, с помощью звукоулавливателей. Но раз так, то уж можно было идти и самым полным ходом. В конце концов следовало отсюда уходить, а «ползком», на среднем ходу мы не успели бы вернуться на базу к рассвету. Теперь позади нас вела огонь артиллерия, но снаряды ложились далеко, и нас ни на минуту не покидало успокаивающее чувство, что противник нас не видит и не ведет по катеру прицельного огня.
Мы испытывали настоящую радость, сидя в нашем «Линзе», мчавшемся на полной скорости и вздымавшем за кормой мощные валы, расходившиеся вправо и влево. Чувствовали мы себя почти в такой же безопасности, как дома, тем более что линия разрывов вражеских снарядов оставалась все дальше позади и, насколько можно было видеть, никто нас не преследовал. Лишь через 15 или 20 минут Горцавский заметил позади сначала одну световую точку, а потом и еще одну. В первый момент мы не придали этому значения. Но чем дальше мы уходили, тем упорнее огни следовали за нами, и казалось, что они даже увеличивались. Вскоре мы пришли к убеждению, что нас преследуют катера или канонерские лодки. Мы знали, что по скорости они превосходят наш «Линзе» и поэтому рано или поздно должны нас догнать либо, используя радио, направить за нами других преследователей.
Допустить этого мы, конечно, не хотели. Я изменил курс на 90ш, так что мы шли теперь снова на север, в открытое море. Пройдя по новому курсу несколько минут самым полным ходом, мы затем прибегли к дымомаскировке, открыв один за другим два имевшихся на борту пятилитровых дымовых баллона. Затем я переключил двигатель на средний ход и снова изменил курс, после чего, скрытые дымовой завесой, мы бесшумно поползли дальше. Огни преследователей исчезли и больше не появлялись».
В 3 часа 30 мин. или несколькими минутами позже эти четверо участников диверсии, ведя свой катер курсом на юг, снова приблизились к берегу и шли вдоль него до тех пор, пока около 4 часов утра в предрассветной мгле не увидели белые дворцы гостиниц Довиля и Трувиля. Дворцы, будучи заметным ориентиром, сослужили экипажам «Линзе» хорошую службу, так как из этого района не составляло труда развернуться курсом на порт Трувиль. Через 10 минут Арбингер заметил сигнальный огонь у входа в порт, указывавший возвращающимся экипажам «Линзе» путь на базу. А еще через несколько минут катер вошел в порт и встал у причального мостика, О дальнейшем Арбингер сообщает следующее:
«Товарищи приветствовали нас громкими возгласами. Наш «Линзе» вернулся четвертым. Остальные, вероятно, тоже уже шли где-то вдоль берега. Счастливые, мы на четвереньках вылезли на берег. Выпрямляясь, я почувствовал слабость в коленях. Один из нашей четверки совсем не смог выйти из катера. Несколько человек из подразделения береговой службы подхватили его и вынесли. Наш оперативный инспектор капитан 1 ранга Бёме стоял на берегу с бутылкой водки и наливал каждому прибывшему по полному чайному стакану. Старшина Линднер доложил ему об успешном выполнении задания. Я закурил сигарету, руки мои дрожали. Все кругом смеялись, расспрашивали и рассказывали наперебой. Но нам уже стало немного не по себе. На море никто не замечал усталости, но операция и возвращение с нее потребовали от наших мускулов и нервов предельного напряжения. Теперь все было позади, напряжение в течение нескольких минут сменилось вялостью, мы просто обессилели. Оставалось лишь возбуждение, которое, несмотря на нашу смертельную усталость, мешало нам уснуть, и мы долго не могли с ним совладать…»
* * *В первую ночь боевых действий 211-я флотилия соединения «К» потеряла 1 офицера и 7 старшин и рядовых, то есть экипажи двух звеньев «Линзе». Оба экипажа, возвращаясь с задания на катерах дистанционного управления, запоздали настолько, что с наступлением дня были еще в открытом море. Вражеские истребители-бомбардировщики обнаружили их, атаковали и беспощадно расстреляли.
За обе ночи 16 звеньев «Линзе» (некоторые ходили на задание дважды) потопили 12 кораблей и судов союзников общим водоизмещением 43 тыс. т, в том числе эсминец «Куорн», траулер «Герсей», 1 судно типа «Либерти» и 1 крупный танкер. Командир флотилии капитан-лейтенант Бастиан отмечает:
«Экипажи «Линзе», разумеется, не могли сообщить более или менее точных данных о классах пораженных кораблей, так как за короткое время своей боевой подготовки они были не в состоянии получить сколько-нибудь удовлетворительные сведения по особенностям отдельных классов кораблей. Однако исчисленная нами приблизительная цифра тоннажа потопленных судов была подтверждена английскими данными, опубликованными после войны. Из тех же источников мы впервые узнали и названия обоих военных кораблей, потопленных нашими «Линзе».
Лейтенант Феттер, водитель «Линзе», вышедший из административных кадров ВМС, был награжден «Рыцарским железным крестом» как командир группы «Линзе», добившейся наибольшего успеха в первую ночь. Три унтер-офицера (Крэтц, Грюнхаген и Горгес) как командиры звеньев «Линзе», действовавших наиболее успешно, получили по «Немецкому золотому кресту».
После второй ночи боевых действий, во время которой потери были столь же невелики, как и в первую, флотилия израсходовала весь запас взрывчатки и вернулась в Германию за новой техникой. Капитан-лейтенант Бастиан пишет:
«Сплоченность и чувство товарищества в среде наших людей выражались и в том, что если по выполнении задания звено возвращалось в порт, то всегда в полном составе. В противном случае не возвращался ни один. Невозможно было даже представить себе, чтобы тот или иной катер дистанционного управления вернулся в порт и командир звена доложил, что водители взрывающихся катеров погибли или не найдены из-за темноты или огневого воздействия противника. Остававшихся на воде бессильных перед стихией товарищей искали до тех пор, пока не втаскивали на борт, даже если на это уходили целые часы, даже если противник оказывал сильнейшее давление. Именно поэтому возвращение звеньев иногда задерживалось, так что приходилось плыть уже в дневное время, когда легче всего стать жертвой вражеских истребителей-бомбардировщиков. Флотилия несла потери именно при возвращении катеров с задания, а не в адском ночном котле вражеской обороны, где «Линзе» действовали с большой смелостью и искусством».