Артур Конан-Дойль - Тайна Клумбера
- Что случилось? - закричал я. - Что случилось, Мордаунт?
- Отец... - Мордаунт задыхался. - Мой отец!
Наш друг был без шляпы, глаза расширены от ужаса, лицо мертвенно-бледное. Я чувствовал, что его руки, сжимавшие меня, трепетали от страшного волнения.
- Вы устали, - говорил я, ведя Мордаунта в гостиную. - Сперва отдышитесь немного, прежде чем говорить. Успокойтесь, вы среди самых верных друзей.
Я уложил его на старый волосяной диван, а Эстер, ужас которой рассеялся, как дым, от сознания, что требуется немедленная конкретная помощь, налила в стакан бренди и подала Мордаунту. Напиток произвел свое действие: краска снова стала появляться на бледных щеках Мордаунта.
Наконец он сел и взял обе руки Эстер в свои. Мордаунт как будто пробуждался от какого-то кошмара и хотел убедиться, что действительно находится вне опасности.
- Ваш отец... - спросил я. - Что с ним?
- Он ушел.
- Ушел?
- Да, ушел вместе с капралом Руфусом Смитом. Мы никогда больше не увидим их.
- Но куда же они ушли? - воскликнул я. - Нет, это недостойно вас, Мордаунт. Как можем мы сидеть здесь, предаваясь личным переживаниям, когда имеется возможность помочь вашему отцу! Вставайте, пойдем за ним. Скажите мне только, в каком направлении он ушел.
- Бесполезно, - ответил молодой Хэзерстон, закрывая лицо руками. - Не упрекайте меня, Уэст, ведь вам не известны все подробности этой ужасной ночи. Можем ли мы противиться страшным таинственным законам, направленным против нас? Гибель давно угрожала нам, и сейчас этот удар обрушился на наши головы. Боже, помоги нам!
- Ради всего святого, скажите же, что случилось? - взволнованно спросил я. - Никогда не нужно отчаиваться!
- До рассвета ничего нельзя предпринять, - ответил он. - Только тогда мы можем попытаться разыскать следы отца. Сейчас это бесполезно.
- А Габриель и миссис Хэзерстон? - спросил я. - Нельзя ли сейчас же перевезти их сюда из Клумбера? Ваша бедняжка сестра, наверно, вне себя от ужаса.
- Она ничего не знает, - ответил Мордаунт. - Она спит в другой части дома и ничего не видела и не слышала. А мать так долго ждала чего-нибудь подобного, что удар не явился для нее неожиданным. Она, конечно, потрясена, но сейчас, наверно, хотела бы побыть одной. Ее удивительное присутствие духа - хороший урок для меня. По складу характера я легче ее возбуждаюсь, а эта катастрофа, наступившая после такого продолжительного ожидания почти лишила меня рассудка.
- Если ничего нельзя сделать до утра, - сказал я, - то вы сможете рассказать, что случилось.
- Я так и сделаю, - ответил Мордаунт, вставая и протягивая к камину дрожащие руки. - Вы уже знаете, что в течение некоторого времени, а вернее, в течение многих лет мы ждали какой-то страшной кары, угрожавшей отцу за преступление, совершенное им еще в молодости. В этом деле он был связан с человеком, известным под именем капрала Руфуса Смита. Сам по себе факт недавнего прибытия капрала был как бы провозвестником того, что час настал и пятого октября именно этого года, то есть в день годовщины преступления, свершится возмездие. В своем письме я сообщал вам об этом и, если не ошибаюсь, отец то же самое говорил сам. Когда я увидел вчера утром, что отец надел свой старый мундир, который был на нем в Афганскую войну и который он бережно хранил, я понял, что конец близок и наши предчувствия оправдаются. И все же после полудня отец был спокойнее, чем все эти годы. Он много говорил о своей жизни в Индии, о приключениях юности. Около девяти часов вечера он велел нам разойтись по своим комнатам и запер нас там. Это была мера предосторожности, которую он всегда принимал, когда его одолевали мрачные предчувствия. Он, бедный, хотел держать нас как можно дальше от проклятия, тяготевшего над ним. Перед разлукой он нежно обнял мать и Габриель, а затем прошел со мной в мою комнату. Там, ласково сжав мою руку, он передал небольшой пакет, адресованный вам.
- Мне? - перебил я его.
- Вам. Я вручу его, как только расскажу, что случилось. Я умолял отца позволить мне провести с ним эту ночь в его комнате и разделить с ним любую опасность, но он просил, чтобы я не увеличивал его горя своим вмешательством. Увидев, что мое упрямство действительно расстраивает его, я, наконец, позволил ему запереть меня в комнате. Я всегда буду упрекать себя за недостаток твердости, но что можно сделать, если собственный отец отказывается от вашей помощи?! Противиться было невозможно.
- Я уверена, вы делали все, что было в ваших силах, - сказала сестра.
- Мне тоже так кажется, но, боже мой, как трудно было принять правильное решение Отец ушел, и я слышал, как в длинном коридоре замирал звук его шагов. Было десять часов или, может быть, немного больше. Некоторое время я ходил по комнате взад и вперед, затем поставил лампу у изголовья, лег, не раздеваясь, и стал читать святого Фому Кемпийского. Я горячо молил небо, чтобы эта ночь прошла благополучно. Наконец я заснул неспокойным сном.
Вдруг громкий пронзительный крик разбудил меня. Я в испуге вскочил и сел на кровати, но все было тихо, лампа догорала, а часы показывали полночь. Я встал и начал зажигать свечи, но в этот момент опять раздался неистовый крик. Он был такой громкий, что, казалось, кто-то кричал в моей комнате. Моя спальня помещается в передней части здания, а мать и сестра спят в другой стороне, поэтому аллея видна только из моего окна. Бросившись к окну, я открыл ставни и выглянул. Вы знаете, что подъездная аллея образует перед самым домом большую площадку. Как раз в центре ее стояли три человека, они глядели на крышу дома. Луна ярко освещала их, и в ее свете я видел темные лица и черные волосы. Двое из них были худые, третий обладал статной фигурой, величественным видом и ниспадающей на грудь бородой.
- Рам-Сингх! - воскликнул я.
- Как? Вы их знаете? - с величайшим изумлением спросил Мордаунт. - Вы встречались с ними?
- Я их знаю. Это буддийские жрецы. Но, впрочем, продолжайте.
- Они стояли в ряд, - продолжал Мордаунт, - то поднимая, то опуская руки, губы их шевелились, будто они произносили молитвы или заклинания. Вдруг они застыли на месте и я в третий раз услышал пронзительный загадочный крик. Я никогда не забуду этого странного и властного призыва; он пронесся в ночной тишине с такой силой, что до сих пор звучит в моих ушах. Когда он замер вдали, я услышал скрежет засовов и ключей, скрип отворяемой двери и поспешные шаги. Из окна я увидел отца и капрала Руфуса Смита; они стремглав выбежали из дома, как бы подчиняясь внезапному и непреодолимому порыву. Три незнакомца даже не дотронулись до них. Все пятеро быстро прошли аллею и скрылись за деревьями. Я убежден, что не было применено никакого физического насилия, никакого явного принуждения, и вместе с тем, я видел, что отец со своим спутником были беспомощными пленниками. Все это произошло очень быстро. От первого зова, разбудившего меня, до последнего мимолетного взгляда на отца, когда он исчезал в чаще деревьев, прошло не более пяти минут. Когда все было кончено и отец исчез, мне показалось, что все это какой-то кошмар, галлюцинация. Я всем телом налег на дверь комнаты, надеясь сломать ее. Некоторое время дверь не поддавалась моим усилиям, но я снова и снова изо всех сил толкал ее. Наконец что-то треснуло, и я очутился в коридоре. Моя первая мысль была о матери. Я бросился к ее комнате, повернул ключ в двери. Мать, на плечи которой был наброшен халат, тут же вышла в коридор, подняв предостерегающе руку.
- Тише, - сказала она, - Габриель спит. Их позвали?
- Да, - ответил я.
- Да будет воля Господня! - воскликнула она. - Твой отец будет счастливее в том мире. Слава богу, что Габриель спит: я подмешала хлорал в ее какао.
- Что же мне делать? - воскликнул я в отчаянии. - Куда они ушли? Как мне помочь отцу? Ведь не можем же мы допустить, чтобы он запросто ушел и оказался во власти этих людей! Не поехать ли мне сейчас верхом в Вигтаун и поставить полицию на ноги?
- Только не это, - поспешно сказала мать. - Отец много раз просил меня не обращаться к полиции. Мордаунт, мы никогда больше не увидим отца. Не удивляйся, что я не плачу, но если бы ты знал как я, что смерть принесет ему покой, ты не горевал бы за него. Я знаю, все поиски будут бесплодны, и все-таки их необходимо произвести, но только неофициальным путем. Мы лучше всего докажем любовь к отцу, если поступим согласно его воле.
- Но ведь каждая минута дорога! - воскликнул я. - Может быть, как раз в эту минуту он зовет нас, надеется, что мы спасем его.
Эта мысль сводила меня с ума. Я выбежал из дома и оказался на шоссе. Но я не имел понятия, в какую сторону идти. Передо мной расстилались широкие торфяные поля. Я стал прислушиваться, но ни один звук не нарушал глубокой тишины ночи. И вот, когда я стоял на шоссе, не зная, в какую сторону бежать, меня, мои друзья, охватил невероятный ужас. Я чувствовал, что стою лицом к лицу с силами, о которых ничего не знаю. Все загадочно, все покрыто мраком. Мысль о вашей помощи, о вашем совете сверкнула, как маяк надежды. В Бранксоме я, по крайней мере, встречу сочувствие, совет, указание, что делать. Мой рассудок сейчас в таком смятении, что я не могу полагаться на собственные суждения. Мать желала остаться наедине, сестра спала, и у меня не было никакого плана действий. Я знал только, что до восхода солнца ничего нельзя предпринять. И я стремглав бросился к вам. У вас ясная голова, Джон, скажите же, научите, что делать. Эстер, что мне делать?!
