Михаил Александров - Внешнеполитическая доктрина Сталина
На некоторые размышления наводит и поведение Бубнова. Похоже, что, оказавшись в самом центре событий, он не был ничуть смущен происходящим, вел себя совершенно спокойно и сразу же после «переворота» во шел в контакт с Чан Кай-ши. Не менее важно и содержание его выступления перед составом советской военной миссии, где он фактически поставил новые политические ориентиры, расходившиеся с линией Коминтерна. Опять–таки трудно предположить, что Бубнов мог вносить столь важные коррективы в политический курс, не имея предварительных инструкций Центра. Впрочем, все это — лишь догадки. Документально подтвердить или опровергнуть эту версию, вряд ли, когда–либо удастся. Политики, проводящие такого рода операции, стараются не оставлять никаких следов, не говоря уже о документальных свидетельствах.
Новая ситуация, сложив шаяся в Кантоне после событий 20 марта, обсуждалась на Политбюро ЦК ВКП(б) в начале апреля. К этому моменту троцкистская и зиновьевская оппозиция уже объединилась в единый блок. Поэтому Троцкий, настаивавший на выходе коммунистов из Гоминьдана получил поддержку со стороны Зиновьева, который ранее был против этого. Но предложение оппозиции не прошло. Впоследствии Сталин заявил, что тогда, «напуганная первым натиском Чан Кай–ши (март 1926 г.) оппозиция требовала, по сути дела, приспособления к Чан Кай–ши, думала вывести коммунистов из игры революционных сил в Китае»35. Смысл этого заявления следует воспринимать в контексте той полемики с оппозицией, которая развернулась в 1927 году и о которой речь пойдет ниже. Пока же Сталину было необходимо нейтрализовать политику окреп ей объединенной оппозиции, объективно препятствовав ей его стратегии объединения Китая.
Вопрос о китайской революции был вторично поднят на Политбюро в мае, после того как стали известны результаты пленума ЦИК Гоминьдана, ограничив ш его влияние коммунистов. В этих условиях Сталин был вынужден сделать некоторые символические уступки оппозиции, не поступаясь существом своей политики. По решению Политбюро китайским коммунистам предписывалось в случае крайней необходимости обсудить с Гоминьданом определенное «разделение функций». Наиболее видные коммунисты должны были выйти из Гоминьдана, а в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств следовало рассмотреть вопрос о полном разрыве с Гоминьданом. Указывалось, однако, что выход из Гоминьдана в настоящий момент является определенно нежелательным.
На практике эта резолюция ничего нового не добавляла в уже существующее положение, поскольку «видные коммунисты» итак ушли с руководящих постов в Гоминьдане, а понятие «чрезвычайные обстоятельства» могло трактоваться очень широко. Но главное, необходимость участия коммунистов в Гоминьдане на данном конкретном этапе была подтверждена. Установки Политбюро легли в основу тех инструкций, которые получил заведующий Дальневосточным отделом Коминтерна Войтинский перед своим отъездом в Китай. Это является свидетельством того, что уже в мае Сталин предпринял аги, чтобы ограничить полномочия Зиновьева как председателя Коминтерна, подчинив его действия по вопросам политики в отношении Китая решениям Политбюро. Но как показали последующие события этого было явно недостаточно.
Между тем, у Сталина были веские основания полагать, что после реш ений майского пленума ЦИК Гоминьдана его стратегия в Китае оказалась под серьезной угрозой, не столько в связи с действиями Чан Кай- и, сколько в связи с усилением антигоминьдановских настроений в компартии Китая. Когда в ЦК КПК поступил детальный доклад о проис ед ем от гуандунского провинциального комитета, то ЦК принял решение объединиться с левым крылом Гоминьдана для борьбы с Чан Кай- и. Для этого предполагалось создать свои собственные вооруженные отряды. В Кантон был направлен член ЦК Пэн Шу–чжи. Ему предстояло учредить специальный комитет для реализации этого плана и провести консультации с Бородиным. Последний, однако, отказался даже обсуждать решения ЦК КПК. Он также отклонил просьбу о передаче компартии 5 тыс. винтовок для вооружения крестьян 37. Действия Бородина были вполне естественными, поскольку в тот момент Сталин делал ставку на Чан Кай- ш и и начинать борьбу с ним вовсе не входило в планы Кремля. В этих условиях лидер компартии Чэнь Ду–сю от своего собственного имени направил в Коминтерн докладную записку, доказывающую, что участие коммунистов в Гоминьдане должно быть заменено союзом двух партий извне.
На пленуме ЦК КПК, проходив шем 12–18 июля, Чэн Ду–сю предложил резолюцию о выходе коммунистов из Гоминьдана. Только благодаря настойчивому вме ш ательству Войтинского ее принятия удалось избежать. Тем не менее, по ряду вопросов пленум занял довольно радикальную позицию. В итоговых документах говорилось о необходимости достижения «своей собственной политической независимости», об организации через Гоминьдан «революционного подъема мелкой буржуазии», о «завоевании руководства национальной революцией со стороны партии пролетариата» и т. п. Нельзя не видеть, что эти формулировки шли в русле решений 6‑го пленума ИККИ, отражавших позицию Зиновьева.
Радикализм оценок был характерен в то время не только для китайских коммунистов, но и для некоторых работников Коминтерна, занимав шихся китайской проблематикой. Например, в сентябре 1926 года Троцкий сделал ссылку на доклад о тактике КПК в отно ении Гоминьдана, подготовленный группой сотрудников Коминтерна в Китае и направленный в Москву после майского пленума ЦИК Гоминьдана. В докладе предлагалось постепенно перейти от участия в Гоминьдане к блоку двух отдельных партий 39. Все это говорит о том, что в тот период сталинская стратегия в Китае постоянно натыкалась на различные препятствия, связанные не столько с объективным ходом событий, сколько с несогласованностью действий между Коминтерном и ЦК ВКП(б), а порой с прямым противодействием со стороны оппозиции. Требовалась срочная корректировка курса Коминтерна.
Положение усугублялось тем, что на события в Китае наложился кризис в советско- британских отнощениях, вызванный вмешательством СССР во внутренние дела Англии в связи со всеобщей стачкой, охватив шей Британские острова в начале мая. Такое вмешательство явилось во многом тоже результатом политики Зиновьева, который еще в сентябре 1925 года обозначил Англию как страну, где наметился революционный подъем. В момент начала стачки Зиновьев раздул революционный психоз. Это выразилось не только в призывах к массовым революционным действиям, но и привел к тому, что советские профсоюзы стали переводить крупные денежные суммы бастующим шахтерам. Но никакого перерастания забастовки в политическую не произошло, так как никто в руководстве английских профсоюзов, да и среди самих бастующих и не помышлял о захвате власти. 12 мая всеобщая забастовка прекратилась также организованно, как и началась. Предсказания Зиновьева потерпели провал. Общий итог политики Коминтерна в английском вопросе был таков: революции в Англии мы не получили, деньги истратили впустую, да еще испортили отношения с британскими властями. Не случайно, в то время в печати получила распространение карикатура, на которой изображался Зиновьев на трибуне, мечущий громы и молнии, по поводу мировой революции, в то время как на заднем плане нарком иностранных дел Чичерин озабоченно почесывал в затылке.
Вполне закономерным явился поэтому тот факт, что 8 и 15 мая Сталин одно за другим направил два письма членам делегации ВКП(б) в Коминтерне, где подверг критике фракционную деятельность Зиновьева. Выступая 8 июня в Тифлисе на собрании рабочих железнодорожных мастерских, Сталин заявил:
«Если неправильно положение о прочности стабилизации капитализма, то столь же неправильно противоположенное положение о том, что стабилизация кончилась, что она ликвидирована и что мы вступили теперь будто бы в период высшего подъема революционных бурь».
Это был прямой выпад против политики Зиновьева. Скоординированная атака на интернационал–коммунистов началась. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК, проходив ш ем 14–23 июля 1926 года, Сталин обвинил оппозицию в «скатывании на почву ультралевого самообмана и «революционного» авантюризма», в отрицании частичной капиталистической стабилизации и переходе «на путь путчизма»41. Июльский пленум вывел Зиновьева из состава Политбюро. Как отмечал чуть позднее Троцкий, именно в этот период в позиции Сталина и его сторонников проявилась тенденция «подменять политику дипломатией»42.
В августе–сентябре в советской и коминтерновской печати развернулась широкая кампания против Зиновьева, Каменева и Троцкого. Оппозиция обвинялась в создании «международных блоков» с «ультралевыми» группировками и использовании аппарата Коминтерна для распространения своих взглядов и настраивания зарубежных компартий против ВКП(б). 23–26 октября состоялся объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), на который была приглашена делегация ИККИ в лице представителей наиболее влиятельных компартий. Пленум принял резолюцию, где указывалось, что, поскольку Зиновьев не представляет позицию ВКП(б), то его дальней ее пребывание на должности председателя Коминтерна является невозможным. Резолюция была поддержана делегацией ИККИ. После того, как эта резолюция была одобрена центральными комитетами ведущих партий Коминтерна Зиновьев был вынужден уйти в отставку (21 ноября 1926 года)43.
