Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века - Олег Валентинович Ауров
Учитывая всеобъемлющий характер тех процессов, в которые были вовлечены и территориальные общины двух небольших кастильских городков, значительное внимание будет обращено на общую историографическую традицию изучения консехо Пиренейского полуострова, которая складывалась на протяжении более чем двух столетий исследования средневековых местных учреждений. И, хотя выбор жанра локального исследования обязывает учесть научную литературу, которая посвящена местной истории Сепульведы и Куэльяра stricto sensu[15], я вовсе не собираюсь ограничиваться исключительно ею. В данном случае локальная история двух городков интересна как капля воды, отражающая море.
Я глубоко убежден в том, что избранный мной жанр локального исследования не только не противоречит, но и способствует постановке широкого круга историко-теоретических проблем. Ведь предельная конкретность хронологических и территориальных рамок локального исследования, а также того круга источников, на которых оно базируется, позволяет избежать излишне высокой степени теоретизирования, неизбежно размывающей доказательные основы итоговых выводов. Я исхожу из представления о том, что любое общее существует лишь постольку, поскольку отражается в предельно конкретном и частном, и исходя из этого принципа я подходил к оценке и интерпретации данных доступных мне источников.
В опоре на эти данные я постараюсь показать определенную уязвимость тех концептуальных моделей, с помощью которых до сих пор принято описывать институциональные и социальные процессы, связанные с историей территориальных общин-консехо в Кастилии и Леоне XIII — середины XIV в. Отталкиваясь от полученных результатов, я попробую обосновать ту исследовательскую методологию, которая используется в основной части настоящей работы. В опоре на эту методологию (опять же с учетом максимально широкого историографического и конкретно-исторического контекста) я рассмотрю особенности консехо как организации местной власти, попытаюсь определить его место в системе феодальной государственности Кастилии и Леона означенного периода и показать истоки этой системы и, наконец, исследовать те особенности социальной структуры населения территориальных общин, которые предопределили господствующее положение в них местного рыцарства.
* * *
Общим местом стало отмечать, что любая работа по истории (в том числе и Средневековья) в известной мере является результатом соавторства. Это справедливо и для моего случая. Я признаю определенную зависимость от взглядов своих предшественников, имена которых будут названы в тексте работы, и отношусь к ним с глубочайшим уважением, сколь бы критично подчас ни звучали мои конкретные замечания по поводу выдвинутых ими концепций. Особенно признателен я своим учителям — Сергею Дмитриевичу Червонову (1955–1988) и Ольге Игоревне Варьяш (1946–2003), а также Владимиру Ивановичу Мажуге, влияние которого на формирование моих собственных представлений о сущности ремесла историка стало решающим.
Я также искренне благодарен всем тем российским и иностранным коллегам, под влиянием конструктивных критических замечаний которых я во многом по-новому взглянул на свой материал и на свои выводы. Назову лишь некоторые имена из многих, несомненно заслуживающих упоминания: доктор исторических наук, профессор И.С. Филиппов (МГУ), кандидат исторических наук, доцент Ю.П. Малинин, к сожалению, ныне уже покойный (СПбГУ), профессора Х.-А. Эскудеро, X. Альварадо Планас и Х.-К. Домингес-Нафрия (УНЭД, г. Мадрид), профессора X. Санчес-Арсилья Берналь и Ф. Мартинес-Мартинес (ун-т «Комплутенсе», г. Мадрид), профессор Я. Бак (ЦЕУ, г. Будапешт) и официальный хронист Сепульведы А. Линахе-Конде. Особую благодарность адресую профессору о. Гонсало Мартинесу-Диэсу (S.I.), выдающемуся медиевисту и блестящему знатоку кастильского Средневековья.
Хочу также принести благодарность властям Сепульведы и всем организаторам II Симпозиума по изучению истории Сепульведы (сентябрь 2006 г.), давшим мне возможность посетить город и принять участие в крайне полезных и плодотворных научных дискуссиях.
И разумеется, я благодарен своим коллегам и ученикам: без их безграничного терпения, помощи и сочувствия эта книга никогда не была бы написана.
Раздел I.
Испанский средневековый город как объект исследования: люди, концепции, методологии
Глава 1.
Пиренейские контексты
Мечта историка — остаться один на один с источниками. Однако для медиевиста этой мечте ныне уже не суждено осуществиться. XIX век, великое столетие, когда были заложены основы нашей дисциплины, остался далеко позади. Тогда историки, свободные от груза сложившихся научных теорий, сами создавали теории, исследуя тексты, лишь малая часть которых была к тому времени опубликована. Свободный поиск в архивах, переезды из города в город, из страны в страну в поисках новых, еще не известных коллегам рукописей остались в прошлом. Ныне любое исследование начинается с более или менее развернутого обзора литературы вопроса, с обоснования права на существование еще одной работы, посвященной проблеме, к которой ранее уже неоднократно обращались предшественники.
Для многих историков составление подобного обзора превращается в нудную и вынужденную необходимость, бюрократическое раскладывание по полкам более или менее устаревших концепций. Но возможен и другой подход — живой диалог с предшественниками. Диалог, в котором последние предстают не только авторами энного количества книг, но и живыми людьми, яркими личностями, чувствовавшими дыхание своей эпохи в той же мере, в которой его ощущал великий Анри Пиренн, с гордостью заявлявший «Будь я антикваром, я смотрел бы только старину. Но я историк. Потому я люблю жизнь»[16].
Истории средневекового пиренейского города повезло с яркими личностями. Люди, создававшие основы современных историографических концепций, были не только (и не столько) кабинетными учеными, но и оригинальными мыслителями, выдающимися политиками, для которых исторические труды являлись неотъемлемой частью жизни, а порой и оружием, средством для защиты своих политических и общемировоззренческих позиций. В этом смысле, с одной стороны, несомненный интерес представляют даже явные ошибки, логические неувязки и натяжки, содержащиеся в их работах. С другой стороны, адекватное понимание существа их исследовательских построений может быть достигнуто лишь при учете самого широкого контекста, того духа эпох, вне которого не существует ни этих людей, ни созданных ими текстов.
1. Романтизм, либерализм, медиевализм и образ свободного средневекового города
Первыми средневековый пиренейский город как особый объект исследования выделили историки первой половины XIX в. То было время подъема интереса к истории, обусловленного умонастроениями позднего романтизма (Б.Г. Реизов удачно назвал историографию этого времени романтической)[17]. Влияние этого течения испытали на себе и интеллектуалы пиренейских стран. Их романтизм менее всего был «избыточным продуктом чувственности и фантазии» или «исключительно эстетическим феноменом»[18]. В его основе лежало глубокое и всеобъемлющее влияние французской культуры, в свою
