Город и рыцарство феодальной Кастилии: Сепульведа и Куэльяр в XIII — середине XIV века - Олег Валентинович Ауров
Однако подлинным «немецким выучеником», заложившим прочные основы испанской германистики, стал все же Эдуардо де Инохоса-и-Наверос (1852–1919), который выдвинул целостную концепцию средневековой пиренейской городской истории, основанную на германистских принципах и оттеснившую построения А. Эркулану[53]. В 1878 г., уже будучи доктором права Гранадского университета (1872) и сотрудником Национального исторического музея в Мадриде, он выехал в Германию для изучения немецкого языка и принципов немецкой исторической и историко-правовой науки. Именно там он обрел тот вкус к изучению и изданию оригинальных текстов, который был столь свойственен немецкой исторической школе эпохи ее расцвета, связанного с именами Г. Нибура, Л. фон Ранке, Т. Моммзена, Г. Вайца, видного специалиста по испанской эпиграфике Э. Хюбнера, Ф. Данна и некоторых других (многих из них Э. де Инохоса знал лично и испытал прямое влияние их идей). На родине свидетельством признания научных заслуг горячего патриота немецких научных методов стало занятие кафедры исторической географии Высшей школы дипломатики (1882), испанского аналога французской Школы хартий. В 1884 г. Э. де Инохоса перешел на основанную им кафедру истории средневековых испанских учреждений в той же Высшей школе, позднее был избран членом Королевской академии истории, а также престижнейшей Королевской академии моральных и политических наук. Все занимавшиеся им почетные должности в испанских и иностранных академиях перечислить непросто. Кроме того, на протяжении длительного времени он преподавал на факультете философии и изящной словесности Мадридского университета, где зарекомендовал себя талантливым преподавателем и стал кумиром студенческой молодежи[54].
Однако главным делом его жизни стало, пожалуй, основание в 1910 г. Центра исторических исследований при Совете по научным исследованиям (Junta de ampliación de Estudios). Именно в этом Центре начинался путь в науку таких в будущем известных историков средневековой Испании и испанского права, как Г. Санчес, Х.-М. Рамос-и-Лоссерталес и других, но прежде всего К. Санчеса-Альборноса. Кстати, именно Э. де Инохоса первым в Испании обратил внимание на работы выдающегося русского медиевиста, основателя российской школы испанистики В.К. Пискорского (1867–1910). (Для ознакомления с его книгой о каталонских «дурных обычаях» он даже начал изучать русский язык.)
Вместе с тем историк никогда не оставался вне активной политической деятельности, что для его времени являлось вполне естественным. Никогда ни ранее, ни позднее второй половины XIX — начала XX в. связи между правительствами и университетской профессурой не были столь прочными. И либералы (exaltados), и умеренные консерваторы (moderados) рассматривали испанские университеты как главный источник политических кадров, а потому формирование «профессорских правительств» и связанная с ним высокая степень политизации университетов стали явлением постоянным. Будучи человеком своего времени, Э. де Инохоса с молодых лет примкнул к консерваторам (умеренным) и являлся активным членом Ассоциации испанских католиков. С приходом к власти в 1884 г. консервативного правительства А. Кановаса-дель-Кастильо[55] он занял пост секретаря министерства народного просвещения, в дальнейшем продвинулся до ранга сенатора, а некоторое время находился даже на постах гражданского губернатора провинций Аликанте, Валенсия и Барселона, возглавлял Управление народного просвещения и т. д.
Последнее представляется особенно важным. Будучи правым либералом по убеждениям, последовательным сторонником идеи сочетания свободы, традиции и порядка, Э. де Инохоса в не меньшей степени, чем его главный оппонент А. Эркулану, нуждался в концепте свободного средневекового учреждения, к которому можно было бы возвести генеалогию национальной традиции свободомыслия: ведь при отсутствии последней идея свободы оказывалась оторванной от национальной почвы. Но на рубеже XIX–XX вв. предположить подобное было просто невозможно: это время стало для Испании периодом жесточайшего национального кризиса, вызванного поражением в испано-американской войне и утратой последней колонии — Кубы (1898). Вызвавшие глубочайший шок в испанском обществе, эти события оставили неизгладимый след в мировоззрении «поколения 1898 года» (именно тогда М. де Унамуно произнес свои знаменитые слова: «У меня болит Испания»)[56]. Разумеется, Э. де Инохоса по возрасту и взглядам не принадлежал к «поколению 1898 года». Однако он в полной мере разделял то стремление к национальному возрождению, которое охватило все испанское общество[57].
Выстраивая собственный вариант восприятия традиции испанской свободы[58], Э. де Инохоса, как и его единомышленники-германисты, связывал возникновение этой традиции не с испано-римскими куриалами, а с воинами-германцами (заметим, что еще Ш. де Монтескье утверждал, что они «пользовались неограниченной свободой»[59]). Соответственно, с одной стороны, Э. де Инохоса решительно опроверг тезис о преемственности традиций римского муниципия, а, с другой стороны, подобно своим оппонентам, активно использовал понятие «муниципий» для характеристики консехо. При этом римско-правовой термин употреблялся в обобщенном смысле, т. е. как образ свободного института местной власти вообще. Вместе с ним подспудно были заимствованы и другие элементы концепции А. Эркулану, прежде всего представление о конниках-вилланах как городской верхушке.
Тем самым именно Э. де Инохоса способствовал окончательному утверждению тезиса о муниципальном характере консехо. Его истоки он видел в местных собраниях вестготского времени, так называемых conventus publicus vicinorum, которые рассматривались как судебный институт германских народов, объединявший всех свободных людей города или сельского округа. Римский муниципий не пережил арабского завоевания, а германский институт будто бы сохранился и повлиял на формирование нового типа судебных собраний, с X в. обозначавшихся латинским понятием «concilium». Под ним понималось собрание свободных людей, в котором председательствовал местный граф или его представители.
Первоначально это собрание существовало параллельно с «conventus publicus vicinorum», но затем слилось с ним: ведь состав участников, место и время проведения обоих собраний, как правило, совпадали. Так произошло «приложение к территории виллы или города, отделенного от графства или сеньориального владения, судебных и административных институтов, в рамках которых эта вилла или этот город существовали и ранее», результатом чего стало возникновение собственно консехо. Его члены, сходясь на общие собрания (высший орган власти в консехо), стали избирать должностных лиц, ранее назначавшихся королем, — судей, присяжных, а затем и членов коллегии алькальдов. В итоге город обретал автономию в судебной сфере, а следовательно, по мнению Э. де Инохосы, и муниципальное устройство.
XI–XIII века рассматривались как период расцвета консехо-муниципия. С началом издания собственных фуэро, основанных на нормах обычного права и зафиксированных в виде договора с сеньором, члены консехо (как города, так и прилегающей сельской округи) все теснее сплачивались в единый класс. Кроме того, развитие ремесла и торговли сделало консехо регулятором экономической жизни. Муниципии превратились в важный фактор государственной политики: обеспечивая материальную и
