В Маклаков - Убийство А Ющинского (Речь в Киевском Окружном Суде 25 октября 1913 года)
Либо нужно правду найти, нужно отыскать виноватого, нужна не какая-нибудь жертва на могиле Ющинского, нужно, чтобы истинный, виновник, кто бы он ни был, не спрятался, не ушел безнаказанным, чтобы вместо него второпях не казнить невиновного и тогда негодование преждевременно, негодование очень опасно, нужно быть спокойным и рассудительным. Вот почему мой долг быть спокойным, и, скажу более, - мое право быть спокойным в этом процессе. Гг. присяжные заседатели, не забудьте еще одного: ваше положение несравненно легче, чем положение обвинителя. Вам виноватых искать не нужно, это не в вашей власти и это не ваша забота. Виноватого ищет обвинительная власть, всеми мерами. Она все исследует, все собирает и приходит к вам с готовым материалом. Ведь вы, которые {9} заперты от всего миpa в течение целого месяца, которые знаете только то, что вам скажут, которые должны забыть все, что вы слышали раньше, которые должны судить только по тому, что здесь прошло перед вами - вы, господа, виноватого искать не можете и не должны. Это дело прокуратуры. Закон ставит вам другую задачу. Они, обвинители, вооружась всею мощью государства, ищут виновного. Когда им показалось, что они его нашли, когда они собрали против него все, что можно найти, - тогда они приходят к вам и говорят: "Мы не судьи в собственном деле, мы можем ошибиться. Нам кажется, что он виноват, а может быть, мы увлекаемся. Мы нашли виноватого - вот все, что есть против него". Если этого и по вашему мнению, достаточно, если это вас убеждает - скажите это. Если же нет, если вам кажется, что этого мало, скажите это и пусть власть ищет других улик и других виноватых. Не ваша вина, если преступление не раскроют, не на вас ляжет грех, если злодейство окажется не отмщенным.
Если бы здесь поступали так, как всегда, если бы шли нормальным путем, то что бы было тогда? Собрали бы улики против Бейлиса, пришли бы к вам и сказали: "Вот почему мы думаем, что Бейлис виновен; скажите, ошиблись мы или нет?" Тогда процесс был бы давно окончен и мы бы не сидели здесь целый месяц. Но в этом процессе, потому-ли, что он всех так взволновал, по другим-ли причинам, - но обвинительная власть пошла по другому пути. Она вам рассказала всю историю этого дела, кого заподозривали прежде, как разыскивали, как ошибались; рассказала вам длинную историю и в числе прочего указала и доводы против Бейлиса. Я боюсь, чтобы этим приемом не ввели вас в то, что называется оптическим {10} обманом, чтобы вам не стало казаться правдой то, что вам здесь внушают.
Смотрите, что вам не раз говорили. Не виноват Лука Приходько, не виноват Федор Нежинскй, не виновата Чеберякова и другие - значит, виноват Бейлис, и улик против него даже не нужно. Раз все иные предположения отвергнуты, значит, виноват Бейлис. Вот как строят обвинение против Бейлиса. Недаром все обвинители начинали свою речь с разбора улик против других, и когда все это опровергали, когда было доказано, что Лука Приходько не причем, что Нежинский не причем, что другие предположения не доказаны, тогда заключали: "Значит выбора нет, значит виновен Бейлис, и говорить больше нечего".
Только вчера, к вечеру, последний гражданский истец поставил вопрос несколько иначе. Он говорил: "Не думайте, что виновен либо Бейлис, либо Чеберякова. Может быть, оба - и Бейлис и Чеберякова". Но он пошел еще дальше, он сказал: "Вы осудите Бейлиса, и тогда обвинительная власть привлечет и других необнаруженных виновных, тогда дойдет очередь и до Чеберяковой". Тут он прибавил: "Если же Бейлиса оправдаете, тогда, конечно, никто искать дальше не будет, все будет этим окончено".
Много приходилось мне во время этого процесса слышать курьезов и новостей, но эта новость - прием, которого ни один судья никогда и не слыхивал. Обращались ли когда-либо с просьбой к судье осудить одного подсудимого, чтобы после, через него открыть другого виновного? И кого же? Да того самого, который этого под судимого уличает. Ведь все обвинение против Бейлиса основано на показаниях Чеберяковой. Перестаньте верить Чеберяковой, и от обвинения против Бейлиса ничего не останется. И нам все-таки говорят: сначала, доверяя Чеберяк, осудим {11} Бейлиса, а потом возьмемся за самое Чеберяк, и тогда ее теперешние показания ее не спасут. Сначала будем верить, что она говорит нам правду, - и Бейлиса признаем виновным, а осудив его, тут же объявим, что она все лгала, что правду говорила не Чеберякова, а сторонники Бейлиса, и осудим и Чеберякову.
Ведь только полное ослепление могло внушить такую странную мысль. Я думаю, что если гражданский истец вдумается в то, что он вам предлагает, он сам это поймет. Нет, гг. присяжные заседатели, это не так. Осудить Бейлиса вы имеете право не затем, что бы дать урок евреям, не затем, чтобы этим побудить прокуратору с большим усердием искать других виноватых, перестать мироволить Чеберяковой, осудить Бейлиса по вашей судейской совести вы можете только в том случае, если в его личной вине не сомневаетесь. Пусть убийство Ющинского должно быть наказано, пусть неоткрытие виноватых постыдно, пусть Приходько, Нежинский, сама Чеберякова ни в чем не уличены, пусть все это так; это еще не делает Бейлиса виноватым. И вот поэтому расследование о Луке Приходько и других, которыми столько времени нас здесь занимали, вовсе не было нужно.
II. Как до сих пор искали виновных.
Но раз оно было сделано, пусть оно даром не пропадает; мы кое-чему из него все же научимся. И если вы в это расследование внимательно всмотритесь, если вы эту работу проделаете, то вы поймете тогда не только то, что Бейлис не виноват, но и почему в этом деле не нашли виноватого. Но для этого, прежде всего, постарайтесь об одном: постарайтесь смотреть на вещи просто и прямо, не ищите загадочного, и таинственного там, где этого {12} нет, отделайтесь от ночных фантазий, кошмаров, преувеличений. Не старайтесь все объяснять как-то особенно, в каждой простой, заурядной, обыденной вещи видеть скрытый смысл, тонкий замысел, чью-то невидимую руку. Не поступайте по-детски, которым в испуге во всем что-то мерещится страшное, которых темнота, в которой они ничего не видят, прежде всего непременно пугает. Здесь, в этом процессе обнаружилось много знакомого и поучительного. Так, обнаружилось, как беспомощна наша власть, наша полиция, когда она начинает раскрывать такое сложное преступление. Вещь действительно странная: приходят к пещере, где найден убитый. Каждый след должен быть дорог, каждая мелочь может раскрыть преступление, а между тем что же? - городовые лопатами расчищают вход в пещеру, чтобы туда было удобнее войти тучному приставу! В этом теперь был усмотрен тонко обдуманный план. Говорят, что это не спроста, что эти городовые действовали по чьему-то хитрому плану. Но нужно ли такое предположение, будто это уже так удивительно?
Ведь наши городовые взяты от сохи, наши городовые, которые занимаются сыском только между прочим, у которых совсем другие обязанности, для них удобство их толстого пристава стояло на первом плане. Ведь раньше, чем туда явилась полиция, там уже перебывало много людей, следы все равно были затоптаны, и им в простоте душевной не могло не казаться, что спасать от лопаты больше нечего. И вы видели этих городовых? Что это тонкие сыщики, следопыты, которые умеют читать по следам? Они поступили неосторожно, неумело, но думать, что это было сделано умышленно, что их научили нарочно затереть чьи-то следы, это, господа присяжные заседатели, чистая басня. Но обнаружилось нечто {13} другое, более возмутительное, чем беспомощность нашей полиции. Здесь вам рассказывали о первых приемах сыска в этом деле. Подозрение пало на Луку Приходько. Сыскная полиция вызывает Приходько и всех его родных и держит его под арестом с утра до вечера. Когда он защищается, ему грозят и требуют, чтобы он сознался. Когда другие его оправдывают, им говорят: вы подкуплены, вы за это ответите. Вот отвратительная картина приемов нашего сыска. Когда я слушал этих свидетелей, я думал: да, это правда, это наша действительность, это наша матушка Русь. И так всегда поступают в сыскных отделениях. Я очень рад, что и прокурор вознегодовал, что он запротоколил это показание свидетелей, что и он возмущался насилием над личностью, над человеческим достоинством, над свободою. Я хотел бы только, одного: чтобы это негодование так не окончилось, чтобы он не забыл его после процесса.
Потому, что для кого это новость? Кто не знает, что вовсе не впервые применяются эти приемы? Разве не всегда так поступают в сыскных отделениях? Вспомните, когда спросили на суде одного из свидетелей: "если вам грозили, если вас запугивали, почему вы не жаловались?" - он отвечал - "кому жаловаться? пожалуешься околоточному, даст в ухо и только". Вот что называется на обывательском языке: "ответственность должностных лиц по начальству".
И такая уверенность в этом, такое спокойное и покорное отношение к этому, это безмолвное подчинение преступлению, разве оно было бы возможно, если бы, в наших сыскных отделениях, в нашей полиции были другие порядки, если бы их только впервые применили в деле Ющинского? Увы, это картина привычная. И она объясняется одинаково и неуважением к человеку, и самомнением. Когда {14} на Луку Приходько улик вовсе не было, а было одно только подозрение, то сыскную полицию все-таки малейшее возражение против ее предположения приводит в негодование. Когда им говорят, что они ошибаются, они смело говорят, что это ложь. Как с ними смеют спорить, как смеют думать, что они ошибаются!
