Евгений Кукаркин - Эти нежные девичьи руки
Стою у Сашиного участка и наблюдаю за работой. Она уже, раскрасневшаяся от беготни, все же успевает задержаться рядом со мной, сдергивает марлевую повязку на подбородок.
- Какое безобразие, хоть бы одну японскую машину, все делаем в ручную, все радиодетали в платы заталкиваем мы, паяем мы, ни какого технического прогресса...
- Так и должно быть, никакой статики, никаких инородных включений, ни химических выделений, все должно быть стерильно. Ты думаешь американцы или японцы не делают того, что мы? Ошибаешься. У них точно такие же цеха... без автоматики. Для ширпотреба, к счастью, этого не надо.
Саша махнула рукой, натянула повязку на рот и помчалась к девчонкам, сидящими перед конвейером.
Без ЧП не обошлось, ко мне в кабинет влетела Лидия Петровна.
- Опять на участке Корзинкиной прокол.
- Что произошло?
- Лиза Горюнова испортила плату.
- Как это?
- Горюнова подруга Корякиной. Плакала за рабочим столом и нечаянно слеза свалилась на плату.
- Ее пытались подсушить?
- Пытались.
- Посылайте ее на исследование в лабораторию, может проскочит.
- А что делать с Горюновой?
- Пока отстранить от работы. Пусть придет в себя.
- Но надо кого-то посадить на это место, уже двоих не будет на участке, конвейер стоять не может.
- Вызовите учениц со школы. Пусть сразу включаются в работу и помогите Корзинкиной их поднатаскать.
- Хорошо, Федор Иванович.
Она уже пыталась улизнуть, но я ее остановил.
- Лидия Петровна, у вас следователи были?
- Были.
- Вас в чем-то обвиняют?
- Пусть только попробуют. Не на того напали. Я им четко сказала, чтобы успокоить Эльвиру, мне пришлось дать ей пару раз по морде... ой, простите, то есть по лицу.
- А она?
- Сразу успокоилась и ушла в гардероб, говорит, вещи собрать.
- Можете идти.
Девочкам положено работать четыре часа. В каждом часе есть десяти минутный перерыв. Только прозвенел первый звонок и конвейеры остановились, я не узнаю своих девчонок. Вместо того, чтобы мчатся на улицу, на первое солнышко, они собираются группками вокруг мастеров, или в самостоятельные кружки и встревожено говорят. Я не вытерпел и спустился в цех. Вокруг Саши полно девчонок.
- Федор Иванович, - кто то заметил меня и вся группа перекатилась ко мне.
- Федор Иванович, - спрашивает татарка Галима, удивительная девочка с яркими черными глазами, - это правда, что Эльвиру убили?
- Кто вам об этом сказал?
- Это неважно. Но у вас же следователь был. Мы видели. Неужели он вам ничего не говорил?
- Говорил. Но я с вами не могу поделится. Я дал им честное слово, что ничего не скажу.
- Значит вы все же знаете...?
- Нет. Честно говорю, не могу сказать.
- А мы знаем. Это могла сделать наша мадам.
- Не говори глупости, Галима, - пытается остановить ее Саша.
- Но Агния Кирилловна видела...
Агния Кирилловна наша уборщица, а мадам, - это старший мастер, суровая Лидия Петровна.
- И что она видела?
- Она избила ее здесь в углу, а потом... потом кричала, что ей лучше повеситься и веревка для нее готова в раздевалке. Это все она.
- Это неправда, - запротестовал я. - Лидия Петровна действовала старым дедовским методом, когда Эльвира впала в истерику, она приводила ее в чувство затрещинами. Это конечно не допустимо. Ее уже допросил следователь и она в этом призналась. Но дальше... Понимаешь, Галима, нельзя делать поспешных выводов, представь себе, тебе кто-то что-то сказал и предположим сказал неправду, а ты перед всеми облила грязью ни в чем неповинного человека. Что теперь? Сломала чужую жизнь, а когда раскроется правда, как будешь себя чувствовать ты? Неужели тебе потом не будет стыдно?
- Но я... она же сказала...
- Давай так, пусть то что ты сказала, будет только нашей маленькой тайной, мы плохо подумали, но приняли к сведению...
- А они...
Галима кивает на окружающих.
- У них тоже будет своя тайна. Правда, девочки?
- Да, Федор Иванович, - сказала ближайшая девочка.
Тут зазвенел звонок , извещающий, что перерыв кончился и девочки бросились в рассыпную. Ко мне подошла Саша.
- Мне бы тоже не хотелось в это верить.
- А где Агния Кирилловна?
- Ушла домой, у нее перерыв. Она убирает после каждой смены, а по утрам кабинеты. Вот говорят, в это утро убирала твой кабинет и сверху через стекло увидела, как старшая лупит Эльвиру.
- Как же она услышала, что кричала Лидия Петровна, ведь у меня стекло толстое и заделано в глухую, чтобы в кабинете было тихо и я мог работать...
- А ведь и правда...
Зазвенел второй звонок, загудели двигатели. Саша быстро натягивает марлю на лицо.
- Я побежала...
Кончилась первая смена. Громкий звонок возвестил об окончании работы. По цеху проносится вопль радости и недружная толпа с шумом мчится в раздевалку и душ. Через час придет новая смена и им надо освободить место. Я выхожу из кабинета и направляюсь в контору старшего мастера. Здесь уже собрались все мастера, тут же моя секретарша.
- Федор Иванович, мы вам налили кофе, - сообщает она.
- Спасибо.
- Федор Иванович, - Лидия Петровна поставила свою недопитую кружку на стол, - из лаборатории сообщили, что плата, которую залили слезами, в порядке. Так что, может быть план этого месяца не сорвем.
- Что значит может быть?
- У нас уже потери, около десяти блоков не собраны из-за испачканных деталей и узлов.
- В прошлом месяце было меньше. Придется вас вам постараться, друзья. Подогнать темп или сделать третью смену.
- Постараемся.
- А у меня на участке, - сообщила мне Варвара Николаевна, мастер подготовительного участка, вечно молодящаяся женщина неопределенного возраста, - врачиха сегодня сняла двоих...
- Как они пережили?
- Нормально. Судя по всему, помчались в кино.
- Кто как переносит, - комментирует Лидия Петровна, - одни кончают самоубийством, другие только встряхнуться и хоть бы что...
Никто не отреагировал на эту реплику. В конторку без стука врывается черноглазая девушка, Светлана Малышева, одна из старожилов цеха. У нее уникальные руки и уже два с половиной года на пальцах не появляется никаких выделений.
- Федор Иванович здесь? - она замечает меня. - Федор Иванович, там в раздевалке драка. Верку Артемову бьют...
Вместе со мной вскакивает Лидия Петровна и Саша Казанкина.
- Сейчас идем.
В раздевалке крики и вопли, полуодетые девочки мечутся среди шкафчиков и скамеек. Три девочки зажали в угол голенькое тело и лупцуют его руками и ногами.
- А ну прекратить, - рявкаю я.
Две фигурки отскакивают, третья неиствует и не обращает на меня внимание, продолжая размахивать ногами. Я хватаю ее в охапку и оттаскиваю в сторону. Стиснул так, что она охнула.
- Ой...
- Тихо.
- Маранджева, Кацуева, Петрова и Артемова, - слышу сзади голос Лидии Петровны, сейчас же одеться и в кабинет к врачу, проверить руки, а потом ко мне в контору.
- Ну вот влипли из-за этой, суки, - внятно произнесла девочка в моих руках.
Я ее чуть прижал.
- Отпустите меня, мне больно.
- Не ругайся, ты не в свинарнике.
Я поставил взъерошенную девочку на пол. Потом подошел к той, которую били. Она зажалась в углу и стыдливо прикрыла голое тело руками.
- Ты в порядке, можешь подняться?
- Могу, только уйдите.
Большие испуганные глаза смотрят на меня, на щеке большая царапина, на которой бисером разместились горошки крови.
- Хорошо. Лидия Петровна, если у кого-нибудь буду серьезно повреждены руки, от работы завтра освободить. Доложите мне потом, что произошло.
Я пошел опять в конторку.
- Девочки, как же вы так, - услышал страдающий сзади голос Саши.
Лидия Петровна пришла ко мне перед началом смены.
- Федор Иванович, я освободила Артемову от работы на завтра и решила перевести ее во вторую смену.
- Что там произошло?
- Да все по поводу смерти Корякиной, Артемова высказала предположение, что глупо вешаться из-за того, что выгнали с работы, зарабатывать деньги сейчас можно любым путем, вплоть до того, чтобы продавать свое тело мужикам или торговать наркотой. Ну, девочки ей и врезали...
- Вы правильно поступили, Лидия Петровна, что перевели ее в другую смену.
- А вам не кажется ужасным, что девочки в пятнадцать лет так спокойно говорят о проституции?
- Это очень плохо, Лидия Петровна, но еще хуже, когда в этом возрасте занимаются этим. Лучше бы шли об этом только разговоры.
- В каком же возрасте для них надо заниматься сексом? Что то ни в одних правилах или законах я этого не находила.
- Есть рекомендации врачей с какого возраста можно начинать. Я думаю, это дело чести и совести каждой девушки.
- Вы слишком прямолинейны, Федор Иванович. Я хотела услышать от вас не это. Честь и совесть..., такое только есть в сказках...
Она ушла, обиженно хлопнув дверью. Словно хотела поговорить о чем то душевном и потеряла нить. Я решил пойти посмотреть, как идут дела у врачей.
