Франц Фюман - Капитуляция
Они смеялись, один из них хлопал себя руками по бокам, хлопал себя по бокам и трясся от хохота. Молодой солдат не слышал этого смеха. Он его только видел, но ему казалось, что этот смех звучит из самой преисподней. В его мозгу мгновенно пронеслось все ужасное о русских солдатах, что он слышал от родителей, от учителей, по радио, что он читал в газетах, что говорили его начальники, что прокричал генерал, который приговорил его к смерти, и лейтенант СС, который привел его к виселице: каждого, кто попадет им в руки, они пытают, давят гусеницами танков, жгут заживо, мало того, они варят в котлах и едят мясо убитых. И теперь он видел их перед собой, и они были вооружены, и они могли поймать его.
"Неужели это люди?" - подумал он. Он видел - они выглядят как люди. Но он не удивился бы, если бы эти смеющиеся солдаты стали на четвереньки, завыли по-волчьи и бросились бы, оскалив зубы, в лес. Ему стало страшно, только теперь он понял:
война проиграна, а перед ним солдаты, которые выиграли эту войну. Он быстро заставил себя оборвать эти мысли. Он увидел, что русские вернулись в лес, и тут ему почудилось, что по лесу стелется низкий серый туман, словно призрачная колонна солдат, серая, предвещающая смерть. "Что это? растерянно подумал он. - Русские? Волки? Дым?" Он напряг глаза, чтобы разглядеть серую колонну, но чем напряженнее он вглядывался в нее, тем сильнее расплывались перед глазами лесная чаща и широкие спины четырех солдат, а потом все слилось в зеленую и тихую лесную темноту. Лес опустел. Молодой солдат остался один.
"Снова спасен, - подумал он, - ну, а теперь прочь отсюда". Он повернулся на пряжке своего ремня, как на оси, пополз к левому склону холма, притаился за серебристым буком и выглянул - теперь уже осторожнее в щель между корнями дерева и камнями. Его лицо превратилось в неподвижную маску. Внизу стояли три жандарма из полевой жандармерии и вглядывались из-под ладоней в плато, прикрывая ладонью глаза от солнца. Молодой солдат прижался к каменистой земле. Странно, он больше не ощущал страха, и его жар тоже прошел. Ненависть сделала его решительным и сильным. Он хотел запомнить лица своих палачей, он напряг все силы, чтобы запомнить их лица. Когда они тащили его на холм, он не сумел разглядеть их лиц. Но теперь он хотел вглядеться в них, теперь он хотел выжечь в.памяти их проклятые черты, чтобы когда-нибудь написать их на холсте. Три морды трехглавого адского пса, сторожевого пса преисподней, вот как он изобразит их: картина уже жила в его воображении, на холсте остались только три пустых пятна, лица его палачей, которых он так и не разглядел. Он напрягся, чтобы разглядеть эти лица, но видел только фигуры в мундирах, лиц он разглядеть не мог - на них падали тени от касок. Солдат посмотрел на их руки.
Он увидел, как лейтенант вытащил из полевой сумки карту, раскрыл ее, разгладил, потом сложил в маленький прямоугольник, он увидел, как их пальцы ползут по карте, как все трое оглядываются и снова смотрят на карту, видно не соглашаясь друг с другом, они спорили шепотом, сильно жестикулируя.
Он видел, что они отодвинулись друг от друга, посмотрели в разные стороны, разглядывая лес, потом снова сблизили головы. Когда он увидел, как они шепчутся, он вдруг подумал: "Они обязательно поднимутся вверх, чтобы сориентироваться", и сразу вслед за этим он подумал: "Самое время смыться отсюда". И еще подумал: "Жаль! Я так и не узнаю, как выглядели мои палачи".
Он в последний раз посмотрел вниз. "Пусть хоть один поднимет голову, подумал он. - Хоть один, на одну секунду". И один поднял, это был лейтенант, но расстояние до лейтенанта было слишком большим, его лицо казалось плоским и белым пятном, разглядеть черты этого лица было невозможно. Молодой солдат отвернулся. "А теперь надо смываться", - сказал он сам себе и отполз еще немного от обрыва.
"Но куда?" - подумал он и остановился. "Назад, куда же еще!" - решил он, но не сдвинулся с места.
"Скорее!" - приказал он сам себе, но опять не сдвинулся с места.
Внизу, там, где стояли жандармы, что-то зашуршало и задвигалось. Молодой солдат испугался, сделал усилие, чтобы встать, но сразу же вспомнил, что вставать ему нельзя. Тогда он, чувствуя, как у него гудит в ушах, повернулся, не вставая с земли, и увидел: обратная дорога бесконечна, это трудная, узкая, крутая тропинка, усеянная острыми камнями, а дальше длинная просека среди сосен. Она идет через далекие-далекие леса, а потом теряется где-то на горизонте. "Проползти весь этот путь?" ужаснулся молодой солдат. У него болела голова, и он вдруг опять почувствовал смертельную усталость и тяжесть во всем теле. Он невольно проговорил вслух: "Мне этого не одолеть". Он уже собирался было поползти в бес-- конечную обратную дорогу, но когда он услышал свои собственные слова, они парализовали его, и он не двинулся с места.
"А может, они уже ушли?" - подумал он, успокаивая сам себя. "Конечно, они ушли!" - сказал он и прислушался. Тихо. Он снова осторожно повернулся и выглянул из-под корней. И тут он увидел то, что так хотел увидеть: лицо одного из своих палачей.
Круглые водянистые глаза, толстые щеки, мясис"
тый нос, огромный подбородок. Жандарм вползал по склону, подтягиваясь волосатыми ручищами, дыша широко открытым ртом, напряженно мигая. Молодой солдат отпрянул, он беззвучно пополз по плато, инстинктивно выбирая направление к темной полоске среди лиственниц, на том склоне, который вел к русским, он пробрался между стволами и вполз в узкую неглубокую лощинку - действительно, там, где виднелась темная полоса, была лощинка. Он съежился и прижался к земле, и тут он услышал шум на плато: чье-то тяжелое тело карабкалось на плато, шуршала трава, послышались одышка и сопение. Видно, жандарм вскарабкался на холм и теперь, сопя и задыхаясь, отдыхал. Шум постепенно затих, и тут сквозь одышку послышался щелчок, жандарм, верно, отстегнул застежку футляра, где лежал полевой бинокль, теперь стало совсем тихо, и только в лощине на склоне бешено колотилось сердце молодого солдата, словно кто-то бил в литавры.
Солдат прижался грудью к земле, но сердце не стало биться тише. Всей тяжестью тела он сдавил собственное сердце, и тогда в сердцебиении наступил перебой, и от страшного перенапряжения всех чувств он впал в забытье. "Здесь они меня не найдут!" - подумал он, как во сне. Ему пригрезилось, что они играют в жандармов и разбойников, как они всегда играли после школы. И, как всегда, никто не хотел быть жандармом, и тогда он сам вызвался быть жандармом, и разбойники, как полагалось по правилам игры, гонялись за ним, чтобы поймать его и повесить.
Он рассмеялся: не поймают и не повесят! Он хорошо спрятался! Он спрятался в рощице за отцовским домом, в яме, скрытой живой изгородью из ежевики: кроме него, никто не знает, какую ветку надо приподнять, чтобы раздвинуть живую изгородь и пробраться в его убежище, не поцарапавшись. "Поищите-ка меня, поищите", - подумал он, но тут вдруг яма начала медленно вращаться вокруг него, а живая изгородь упала, и в яму заглянул человек с седой бородой и багрово-синим лицом. Что-то загремело, загрохотало, и его убежище с громом провалилось под землю. Он очнулся и понял, что лежит, скорчившись, в лесной норе, и в ту секунду, когда он потерял сознание, он ударился головой о землю.
Перед его норой неподвижно стояли молодые, травянисто-зеленые сосенки.
Молодой солдат с трудом приподнялся. Он прислушался: тишину нарушали только удары его сердца. "Он меня не нашел", - подумал он. И вдруг он почувствовал, как его лицо и руки обдало жаром.
"Господи, я же бросил там наверху разорванную веревку", - подумал он, и тут же, заглушая стук сердца и гул крови, прозвучали шаги: это были шаркающие шаги тяжелых ног, осколки кварца, по которым ступали подошвы сапог, скрипели и скрежетали, как битое стекло.
"Раз он расхаживает взад и вперед, значит он ничего не заметил", заглушая страх, думал молодой солдат. А жандарм расхаживал по плато, держа в руках перетертую веревку, и думал: "Значит, этот парень все-таки удрал. Тем лучше!" Он хотел было небрежно сунуть веревку к себе в карман, это была его собственная веревка, а в такое время всякая мелочь годится, но потом он решил, что не стоит держать при себе лишнюю улику, остановился и выбросил веревку. Потом он облегченно вздохнул, опустился на одно колено, приложил бинокль к глазам и стал разглядывать лес по ту сторону ложбины и лиственниц.
"Вот теперь он остановился, - подумал молодой солдат, - вот он нашел мои путы, теперь мне конец!"
Он испугался и почувствовал новый приступ тошноты.
А наверху все было тихо, ни единого вздоха.
"Что мне делать? - с отчаянием подумал молодой солдат. - У меня нет оружия". И ему показалось, что он снова слышит голос генерала, приказавшего его повесить: "Ты почему бросил свою винтовку, болван? У меня не капитулируют. У меня воюют.
А кто не воюет, тот висит".
- Я буду жить, я должен жить, - простонал молодой солдат.
