Вольдемар Балязин - Жизнь и смерть Софьи-Шарлотты в Петербурге (Браки Романовых)
Далее Петр писал: "Сие представя, обращуся паки на первое, о тебе рассуждая: ибо я есмь человек и смерти подлежу, то кому насажденное и взращенное оставлю? Тому ленивому рабу евангельскому, закопавшему талант свой в землю? Еще и то воспомяну, какого злого нрава и упрямства ты исполнен! Ибо сколь много за сие тебя бранил, и даже бивал, к тому же сколько лет, почитай, не говорю с тобою, но ничто на тебя не действует, все даром, все на сторону, и ничего делать не хочешь, только бы дома жить и им веселиться. Однако ж всего лучше безумный радуется своей беде, не ведая, что может от того следовать не только ему самому, то есть тебе, но и всему государству? Истинно пишет святой Павел: "Как может править Церковью тот, кто не радеет и о собственном доме?"
Обо всем этом с горестью размышляя, и видя, что ничем не могу склонить тебя к добру, я посчитал за благо написать тебе сей последний тестамент и подождать еще немного, если нелицемерно обратишься. Если же этого не случится, то знай, что я тебя лишу наследства, яко уд гангренный. И не мни себе, что один ты у меня сын, и что все сие я только в острастку пишу: воистину исполню, ибо если за мое Отечество и людей моих не жалел и не жалею собственной жизни, то как смогу тебя, непотребного, пожалеть? Пусть лучше будет хороший чужой, нежели непотребный свой".
Отвечая отцу, Алексей во всем соглашался с Петром и просил лишить его права наследования престола, ссылаясь на слабость здоровья и плохую память, утверждая, что "не потребен к толикого народа правлению, что требует человека не такого гнилого, как я".
К тому же за три дня перед тем, как Алексей написал это письмо, Екатерина Алексеевна родила очередного ребенка. Это был мальчик, и потому Алексей писал Петру, что так как у него теперь есть еще один сын, он может сделать наследником престола своего нового сына. В заключение Алексей клялся в том, что никогда не заявит своих прав на престол, а для себя просил лишь "до смерти пропитания".
Это письмо составил он по совету своих ближайших друзей - Александра Кикина и князя Василия Долгорукова. Причем, последний сказал Алексею: "Давай писем хоть тысячу. Еще когда что будет. Старая пословица: "Улита едет коли-то будет". Это не запись с неустойкой, как мы прежде давали друг другу", намекая на то, что его отказ от престола пустая отговорка, и что только реальный ход событий определяет, на чьей стороне окажется Фортуна.
Петр, по-видимому, узнал и об этом, и 19 января 1716 года отправил Алексею еще одно письмо, в котором писал, что клятвам его не верит, потому что если бы он сам и хотел поступать честно, то сделать это не позволят ему "большие бороды, которые ради тунеядства своего, ныне не в авантаже обретаются, к которым ты и ныне склонен зело. К тому же, чем воздаешь за рождение отцу своему? Помогаешь ли в таких моих несносных печалях и трудах, достигши такого совершенного возраста? Ей, николи! Что всем известно есть, но паче ненавидишь дела мои, которые я делаю для своего народа, не жалея своего здоровья. И, конечно же после меня ты разорителем этого будешь. Того ради, так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно, но, или перемени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах"...
Когда Алексей прочитал это письмо Кикину, тот сказал: "Да ведь клобук-то не гвоздем к голове прибит". И после этого Алексей попросил отца отпустить его в монастырь.
А еще через неделю Петр вновь отправился на воды в Карлсбад, взяв с собою, между прочими, и Александра Кикина. Перед отъездом он навестил сына и еще раз попросил его, не торопясь, в течение полугода обдумать: быть ему наследником или монахом. А Кикин, прощаясь с Алексеем, шепнул ему, что находясь в Европе, найдет царевичу какое-нибудь потайное место, где ему можно будет укрыться, бежав из России. 26 августа 1716 г. Петр послал Алексею письмо все с тем же вопросом. И написал, что если Алексей хочет остаться наследником престола, то пусть едет к нему и сообщит, когда выезжает из Петербурга, а если - монахом, то скажет о сроке принятия пострига. Заканчивал же он письмо свое так: "О чем паки подтверждаем, чтобы сие конечно (т. е. окончательно, - В. Б.) учинено было, ибо я вижу, что только время проводишь в обыкновенном своем неплодии".
Алексей решил ехать к Петру и, взяв с собою Ефросинью Федоровну, ее брата Ивана и трех слуг, 26 сентября 1716 года оставил Петербург, намереваясь по дороге встретиться с Кикиным и узнать, где ему найдено убежище и пристанище. Встреча произошла в Митаве, Кикин сказал, что царевича ждут в Вене и цесарь примет его, как сына, обеспечив ежемесячной пенсией в три тысячи гульденов. После беседы с Кикиным Алексей решился. Проехав Данциг, он исчез.
Странствия царевича Алексея и охота на него
Через два месяца Петр распорядился начать поиски беглеца. Генерал Адам Вейде, стоявший с корпусом в Мекленбурге, русский резидент в Вене Абрам Веселовский, майоры Шарф и Девсон отправились на поиски Алексея. Более прочих повезло Веселовскому. Хорошо зная европейские обычаи, он, проезжая через Данциг на юг, расспрашивал - конечно же за денежную мзду - о русском офицере с женою и четырьмя служителями (четвертым был брат Ефросиньи Иван) у воротных писарей, а потом и у хозяев гостиниц. И так, двигаясь от Данцига на юг, Веселовский обнаружил следы Алексея, ехавшего под именем подполковника Кохановского, в разных городах и гостиницах. Во Франкфурте на Одере царевич останавливался в "Черном орле", в Бреслау - в "Золотом гусе", в Праге - в "Золотой горе", и, наконец, в Вене, 20 февраля 1717 года Веселовский нашел человека-референта Тайной конференции Дольберга, который сказал, что Алексей находится во владениях австрийского императора инкогнито и с помощью нескольких офицеров его можно похитить и увезти.
* * *
Алексей и его спутники приехали в Вену в ноябре 1716 года глубокой ночью. Не останавливаясь в гостинице, царевич явился в дом вице-канцлера Шенборна, который уже лег спать. Алексея долго не пускали к вице-канцлеру, предлагая подождать до утра, но царевич так боялся погони и ареста, что добился встречи с Шенборном среди ночи. Бегая по комнате, где происходило рандеву, Алексей кричал:
- Император должен спасти меня и обеспечить мои права на престол! Я слабый человек, но так воспитал меня Меншиков, с намерением расстраивая мое здоровье пьянством. Теперь, говорит мой отец, я не гожусь ни для войны, ни для правления, однако же у меня достаточно ума, чтобы царствовать. А меня хотят заточить в монастырь, куда я идти не хочу! Император должен спасти меня!
Алексей более всего рассчитывал на свое родство с императором, который был женат на родной сестре его покойной жены Софьи-Шарлотты и, таким образом, доводился ему шурином, а дети Алексея - Наталья и Петр - были родными племянниками императрицы.
Карл VI Габсбург немедленно собрал Тайную конференцию и решил сохранить пребывание Алексея в секрете. Затем он распорядился отвезти его сначала в местечко Вейербург под Веной, а оттуда в крепость Эренберг, расположенную в земле Тироль, в Альпах.
Объясняя причину своего столь бедственного положения, Алексей сводил все к проискам непомерно честолюбивых и властолюбивых главных своих врагов Екатерины и Меншикова, поставивших своей общей целью во что бы то ни стало погубить его, чтобы на троне после смерти Петра оказалась Екатерина или кто-то из ее детей, а Меншиков был бы при них верховным управителем.
Алексей и его спутники с большой радостью поехали в Эренберг. Для сохранения тайны их всех переодели простолюдинами и посадили не в экипажи, а на крестьянские телеги, настрого наказав соблюдать в пути абсолютное инкогнито и во все время пути ни слова не произносить по-русски.
Однако же, останавливаясь на ночлеги, Алексей и вся его компания много пили, шумели и бросались в глаза необычным для австрийцев поведением. Наконец, на восьмой день пути, проехав шестьсот верст, они добрались до крепости Эренберг, одиноко возвышавшийся на вершине высокой и крутой горы. Крепость лежала вдали от больших дорог и была идеальным местом для сохранения царевича от любопытных глаз. Эренбергский комендант, генерал Рост получил от австрийского императора инструкцию о строжайшей изоляции "некоторой особы". Причем эта "особа" не должна была иметь никаких сообщений, не могла уйти, и само место ее заключения должно было остаться для всех "непроницаемою тайной". Император предупредил Роста, что если его приказ хоть в чем-то будет нарушен, то он, Рост, будет лишен имени, чести и жизни.
Инструкция предписывала не менять ни одного солдата в гарнизоне пока узники будут там, и категорически, под страхом смерти, запрещала и солдатам и их женам выходить из крепости. Если же главный арестант захочет писать письма, то можно ему разрешить это при одном условии: отправлять их будет сам комендант через Вену.
Меж тем Веселовский, все через того же Дольберга, узнал о месте пребывания Алексея. Это случилось 23 марта 1717 года, на четвертый день после приезда в Вену денщика Петра капитана гвардии Александра Румянцева и трех офицеров, приданных ему в помощники.
