Василий Васильевский - Печенеги
Волчьи обычаи воспитали таких людей: дерзкий и прожорливый, волк легко обращается в бегство, когда появится что-нибудь страшное. Точно таков и народ скифский; если он встретит мужественное сопротивление, он озирается назад и обращается в бегство. В одно и то же время он близок и уже далеко отступил. Его еще не успели увидеть, а он уже скрылся из глаз»[15].
В обеих характеристиках, в сущности, конечно, правдивых, немало византийской риторики. Не лишнее поэтому познакомиться с более точными замечаниями о быте этих народов менее притязательного в литературном отношении еврейского путешественника. Рабби Петахия видел половцев во время своего путешествия из Регенсбурга в Азию через Польшу, Киевскую Русь, Крым и т.д. около 1170 года. То, что он говорит о половцах (жителях страны Кедар), во многом относится и к печенегам, единоплеменным с ними: «Они (половцы) не имеют кораблей, но сшивают вместе десять растянутых лошадиных кож и веревку, которая прикрепляется по краям кругом; они садятся на кожи, помещая тут же свои телеги и весь багаж. Потом они привязывают веревку на краю кож к хвостам своих лошадей, которых пускают вплавь, и таким образом переправляются на другой берег». Византийский писатель[16], который также говорит об этом способе скифской переправы, замечает, что кожаные мешки, наполненные соломою, были всегда так хорошо сшиты, что в них не проникала ни малейшая капля воды.
«Хлеба не употребляют в пищу в земле Кедар, но едят рис и просо, сваренное в молоке, а также молоко и сыр. Они кладут, сверх того, куски мяса под седло лошади, на которой едут, и потом гонят ее, пока она не вспотеет. Мясо делается теплым, и они едят его… Печенеги и куманы — это народ нечистый, который употребляет почти сырое мясо вместо пищи и кобылье молоко вместо питья, который ест кошек и всякую нечистоту, — говорят западные источники почти с таким же чувством брезгливости и отвращения, какое выражается на страницах нашей первоначальной летописи… — В земле Кедар можно путешествовать только под охраною. Вот способ, которым сыны Кедара заключают взаимное обязательство верности. Путешественник прокалывает иглой свой палец и приглашает предполагаемого спутника сосать кровь из раненого пальца. Он делается таким образом как бы одной плоти и крови со своим спутником. Есть еще другой способ брать клятву. Медный сосуд, имеющий форму человеческого лица, наполняется молоком; путешественник и его спутник пьют из него, и после этого никогда не бывает измены.
Куманы не имеют общего властителя, но только князей и благородные фамилии. Они живут в палатках, чрезвычайно дальнозорки, обладая прекрасными глазами, потому что они не едят соли и употребляют известные растения. Они — отличные стрелки из лука и убивают птиц на лету. Они замечают и узнают предметы более чем на один день расстояния»[17].
Таковы были те страшные и свирепые враги, с которыми пришлось бороться Византийской империи, сокрушившей Болгарское царство.
Около половины XI столетия печенеги перешли за Дунай. Это событие, оставляемое без внимания во всех новых исторических сочинениях, имело громадное значение в истории человечества. По своим последствиям оно почти так же важно, как переход за Дунай западных готов, которым начинается так называемое переселение народов. Большая ошибка, особенно неуместная в византийской и русской истории, состоит в том, что обыкновенно упускают из виду близкую родственную связь различных турецких племен, именуя одних турками, а других, как бы в отличие, тюрками. Между тем печенеги и узы, или половцы, совершенно такие же турки, как и турки-сельджуки. Известный куманский словарь[18], в подлинности которого не сомневаются новые исследователи, служит убедительным и наглядным доказательством совершенного сходства языка половцев с наречием турецко-татарским.
Что касается печенегов, то о них византийские источники прямо говорят, что они говорили одним языком с куманами, или половцами. Если бы не упускалась из виду единоплеменность печенегов и сельджуков, то без сомнения история скорее заметила бы связь между переходом печенегов за Дунай в пределы Византийской империи и успехами сельджуков в Малой Азии. Мы увидим, что европейское и азиатское нашествие стремятся в конце XI столетия подать руку одно другому. Непосредственною причиной великого движения с запада на восток, то есть Первого крестового похода, насколько эта причина заключалась в положении Восточной империи, были не столько завоевания сельджуков в Азии, сколько грозные и страшные массы Печенежской орды, угрожавшей самому Константинополю.
Вообще эти движения Печенежской орды после перехода за Дунай необходимо проследить шаг за шагом, во всей подробности, которая нам доступна при существующих источниках. Несмотря на утомительное однообразие описаний печенежского грабительства и разбоя, здесь можно найти некоторые довольно важные указания и намеки для истории Восточной Европы. Византийская политика перед Первым крестовым походом и в самом Первом крестовом походе не может быть ясно понята без постоянного внимания к печенежскому вопросу. Отношения Византии к князьям русским, вероятно, получат новый свет от более подробного изучения истории печенегов и половцев.
II
В XI столетии печенеги, разделенные на тринадцать колен, кочевали на пространстве от берегов Днепра до реки Дуная. Узы, одно из более сильных племен той орды, которая потом в Европе получила название Куманской, или Половецкой, надвигаясь с востока, начинали теснить своих единоплеменников. В этой борьбе некоторые печенежские улусы уже принуждены были откочевать к самому Дунаю, искать убежища в низменных, болотистых областях при устьях этой реки. Внутренние раздоры среди Печенежской орды, находившиеся в связи с внешними отношениями к соседям, ослабили силу некогда грозных кочевников. Тирах, сын Килдаря, главный из печенежских князей, ради своего знатного происхождения пользовавшийся уважением и некоторой властью во всей орде, потерял свой авторитет; его обвиняли в слабости и трусости. В лице Кегена явился ему опасный соперник; не отличаясь знатностью рода, Кеген приобрел славу именно в удачных схватках с узами.
Тирах питал в себе глубокую злобу и несколько раз пытался погубить своего врага в тайной засаде. Раздраженный неудачами, он обратился к открытой силе. Отправлена была вооруженная толпа с поручением схватить и убить Кегена. Тот узнал вовремя о грозящей ему опасности и, скрывшись где-то в низовьях Днепра, избежал верной гибели. Из своего убежища Кеген завязал потом сношения со своими «родичами», с тем «коленом», к которому он принадлежал по своему происхождению. Улус Белемарнидов отпал, по его приглашению, от общего союза печенежских племен, во главе которого стоял Тирах. Этому примеру последовал и другой улус — Пагуманиды. Кеген располагал теперь достаточными силами, чтобы начать открытую междоусобную войну с Тирахом, своим гонителем, под властью которого оставалось, однако, одиннадцать колен. Борьба оказалась неравной; Кеген был разбит и долго блуждал со своими улусами на пространстве между устьями Днепра и Дуная, нигде не находя безопасного и спокойного кочевья. Жажда мести томила между тем его варварскую душу.
Он решился искать убежища за Дунаем и предложить свои услуги византийскому императору. С двумя улусами, которые к нему пристали, Кеген явился близ Дерстра (Силистрии); численность пришедшей орды простиралась, говорит Кедрин[19], до 20 тысяч, так что печенежские палатки совершенно покрыли один из дунайских островов. Правитель придунайских городов, по имени Михаил, сын Анастасия, в ответ на свой запрос получил от императора Константина Мономаха приказание открыть печенегам свободный вход в пределы империи, снабдить их съестными припасами, а самого Кегена, их предводителя, отправить с почетом в столицу. Печенежский князь был принят благосклонно при пышном и церемониальном дворе Мономаха. Обласканный императором, грубый и неопрятный обитатель степных войлочных кибиток получил благородный и славный некогда титул римского патриция, так же мало идущий к нему, как мало шло название римлян народу, в число друзей и союзников которого, по старой формуле, он был вписан. Новый патриций дал обещание отказаться от привольной кочевой жизни, принять христианскую веру и склонить к тому же своих спутников, подвластных ему. Печенегам между тем были отведены земли в Придунайской Болгарии; поселенные здесь, они должны были оберегать и защищать границы империи от нападений своих соплеменников и не всегда дружных с Византией князей русских. Три крепости на берегах Дуная, не названные в источниках, отданы были в руки печенежских поселенцев.
