Клим Дегтярев - Штирлиц без грима. Семнадцать мгновений вранья
Охранявшие вход в здание РСХА эсэсовцы и Вальтер Шелленберг — в черных мундирах СС. В начале 1945 года в Третьем рейхе такого просто не могло быть.[5] Дело в том, что еще до войны в СС была введена новая униформа — серого цвета. С началом боевых действий эсэсовцы, имевшие только звание офицеров войск СС, стали носить соответствующую униформу с соответствующими знаками различия. Лишь в одной серии (в эпизоде с переноской чемодана) Штирлиц одет как полагается — в униформу полковника войск СС. Черная униформа сохранилась лишь за функционерами территориальных органов СС. К тому же сотрудники центрального аппарата РСХА вообще предпочитали носить гражданскую одежду, а не щеголять в мундирах.
С гражданскими костюмами похожая проблема — они были сшиты с учетом моды семидесятых годов прошлого века.
С одеждой связано еще три забавных эпизода. В первом случае историческую ошибку удалось предотвратить, а во втором — нет. А из третьей затруднительной ситуации удалось выйти благодаря костюмерам с «Мосфильма».
Первоначально роли эсэсовцев в черных мундирах должны были играть родственники и знакомые второго режиссера картины 3. Гензера. Когда один из консультантов с Лубянки увидел в немецких мундирах лиц неарийской национальности, то срочно попросил заменить исполнителей. В фильме снимались курсанты военных училищ родом из Прибалтики.
К 1945 году Герман Геринг из стройного офицера превратился в тучного военачальникаЛеониду Броневому, который играл роль Генриха Мюллера, достался мундир на два размера меньше, чем нужно. Особенно сильно жал воротничок. Артисту приходилось все время дергать головой. «Блистательный жест!» — закричала Татьяна Лиознова, увидев трясущего головой Броневого. Так и остался папаша Мюллер в фильме с соответствующим жестом.[6]
Роль рейхсмаршала Германа Геринга играл немецкий актер. Съемки должны были проходить в Москве в одном из павильонов киностудии «Мосфильм». Исполнитель вовремя приехал на съемку, но без маршальского мундира. А ведь с немецкой киностудией «Дефо» было заранее обговорено, что они готовят все мундиры для «Геринга»! Почему так произошло — не ясно до сих пор. Герман Геринг отличался огромными габаритами, ну и актера подобрали соответствующего. И пришлось костюмерам с «Мосфильма» за одну ночь из двух мундиров соорудить один «геринговский».[7]
ДосьеВ системе документооборота Третьего рейха такого вида личных дел, как изобразил в своей книге Юлиан Семенов, а потом и в фильме, не существовало. Как и выражений типа «характер нордический», «беспощаден к врагам рейха» и т. п. К тому же все документы печатались готическим, а не латинским шрифтом.
Вечно молодойПервоначально на роль фюрера планировали пригласить… Леонида Куравлева. В итоге он стал Айсманом, а Адольфа Гитлера сыграл актер из ГДР Фриц Диц, известный тем, что эту роль он играл во всех фильмах о Второй мировой войне, которые снимались в социалистических странах.
Это не спасло от одной ошибки. Фюрер показан в фильме слишком бодрым и здоровым. Согласно многочисленным воспоминаниям современников, к началу 1945 года он был тяжело больным человеком. Историки до сих пор спорят, что стало причиной резкого ухудшения состояния здоровья Адольфа Гитлера.[8]
Здоровье фюрера начало резко ухудшаться зимой 1943 года. Он принимает 120–150 таблеток в день и… катастрофически стареет. Все в его окружении замечали, что у него «становился все более хриплым голос, нарушилось равновесие (на прогулках фюрер заваливается набок), дрожали руки и ноги, ухудшилось зрение, отекли голени».[9]
Одна из фотографий Адольфа Гитлера, по которой проводилась идентификация его трупаДействительно, проблемы со здоровьем у руководителя Третьего рейха в середине Второй мировой войны были очень серьезными. Вот что, например, написал в своих мемуарах генерал-полковник Гейнц Гудериан:
«Когда я увидел Гитлера после катастрофы под Сталинградом (я не встречался с ним 14 месяцев), я заметил, что он сильно изменился. Левая рука тряслась, сам он сгорбился, глаза навыкате смотрели застывшим, потухшим взглядом; щеки были покрыты красными пятнами. Он стал еще более раздражительным, терял в гневе равновесие, не отдавал себе никакого отчета в том, что он говорил и какие решения принимал. Окружавшие его люди привыкли к выходкам Гитлера, со стороны же признаки его все большего заболевания становились все более очевидными».[10]
С весны 1943 года документы для него начали печатать на специальных «фюрерских» машинках с увеличенными втрое буквами, а по маршрутам его прогулок через каждые 20–30 метров расставили скамеечки для отдыха.
«В августе он часто жалуется на головные боли, в сентябре заболевает желтухой, мучается зубами. В середине сентября с ним случился сердечный припадок, а в октябре понадобилась операция на голосовых связках, — пишет немецкий историк Альберт Цоллер. — Он лежит часами в глубокой апатии, занятый одной мыслью — шоколад и пирожные. Его страсть к сладкому приняла болезненный характер: он съедает до трех тарелок пирожных в день».
А с весны 1944 года фюрер живет за счет таблеток, содержащих стрихнин, уколов глюкозы, витаминов, гормональных препаратов и кислородных вливаний.[11] Снова обратимся к воспоминаниям Гейнца Гудериана:
«После покушения, совершенного на него 20 июля 1944 г., у Гитлера подергивалась не только левая рука, но и вся левая половина туловища. Когда он сидел, то левую руку придерживал правой, правую ногу клал на левую, чтобы сделать менее заметным их нервное подергивание. Его походка стала вялой, сутулой, движения — очень медленными. Когда он садился, требовал, чтобы ему подставляли стул…»[12]
Действительно, к 1944 году его руки дрожали, при ходьбе он тянул ногу, а мундир, за которым фюрер еще недавно так тщательно следил, был весь в пятнах. Как утверждает министр военной промышленности Третьего рейха Альберт Шпеер, он даже не мог донести еду до рта, так дрожали его руки. Генерал пехоты Дитрих фон Хольтиц, назначенный командующим немецкими войсками в районе Большого Парижа после покушения 20 июля 1944 года, свидетельствовал:
«Меня потряс его вид, но более всего — голос. Гитлер не говорил — он почти шептал».[13]
К апрелю 1945 года состояние Адольфа Гитлера ухудшилось еще больше. Профессор Эрнст-Гюнтер Шенк, впервые осматривавший его 30 апреля 1945 года, был потрясен:
«Я, конечно, знал, что это Адольф Гитлер. Но личность, упакованная во влажную, испачканную едой одежду, была другим человеком. В 56 лет фюрер был частично парализованный, физически разрушенный человек со сморщенным лицом, похожим на серо-желтую маску».[14]
Генерал артиллерии Гельмут Вейдлинг, командующий танковым корпусом XLI, а затем, по совместительству, комендант Берлина, после окончания Второй мировой войны вспоминал:
«Я увидел Гитлера 24 апреля… До этого меня вызывали к нему год назад. Вид фюрера поразил меня. Он стал развалиной: голова у него бессильно свисала, руки дрожали, он что-то невнятно бормотал…».
И таких свидетельств имеются десятки… В Берлине распространился слух, что фюрер сошел с ума.[15]
Вальтер Шелленберг и Генрих Мюллер работали в разных зданиях.
Февральские «Белые ночи» в БерлинеПросмотр трофейной кинохроники в разрушенном за неделю до этого здании РСХА Генрихом Гиммлером и Вальтером Шелленбергом. Перед началом сеанса хозяин кабинета предлагает опустить светомаскировку и открывает шторы. На часах около 20 часов вечера. Середина февраля. Яркий солнечный свет брызжет из окна.
Беседа Штирлица с начальником тюрьмыНачнем с того, что VI управление РСХА никогда не занималось борьбой с инакомыслием на территории Германии. Так что обращение сотрудника IV управления (тайная полиция) за помощью к своему коллеге из внешней разведки выглядит, мягко говоря, странно.
А дальше все еще интереснее. Штирлиц сначала выясняет у начальника тюрьмы, как обращались с узником — пастором Шлагом (актер Ростислав Плятт), а потом вообще забирает его, сославшись на письменный приказ Вальтера Шелленберга. Странно все это, ведь VI управление РСХА не имело права производить аресты и проводить следственные действия на территории Германии.
Еще один интересный эпизод. Советский разведчик спрашивает начальника тюрьмы насчет физика Рунге (актер Григорий Лямпе): применяли ли к нему метод устрашения? Но при чем здесь начальник тюрьмы? Метод устрашения — элемент следственной тактики, то есть исключительная прерогатива следователя. Начальнику тюрьмы соваться в следствие не положено. По просьбе следователя он может, конечно, тоже немного попугать, но это занятие вовсе не такое тяжелое, чтобы просить кого-то о помощи. Да и немцы ведь люди, склонные к порядку. Ну спросил бы Штирлиц хотя бы, к примеру, так: «Не знаете ли вы случаем…?». И, скорее всего, не услышал бы ничего в ответ, так как собеседник был приучен хранить служебные тайны и не обсуждать их с посторонними.
