Лев Гумилев - Монголы и меркиты в XII в.
Но перед нами встает другая трудность: еще не найдена мера, которой бы можно было мерить пассионарность. На основании доступного нам фактического материала, мы можем только говорить о тенденции к подъему или спаду, большей или меньшей степени, но во сколько раз? – мы не знаем. Однако для поставленной нами цели это препятствие преодолимо, ибо мы рассматриваем процессы, а не статистические величины. Поэтому мы можем описать явления этногенеза с достаточной степенью точности, что послужит в дальнейшем базой новых уточнений.
В любой науке описание феномена предшествует его измерению и интерпретации; ведь и электричество было сначала открыто как эмпирическое обобщение разнообразных явлений, внешне не схожих между собой. Однако если характеристика модели этногенеза всеми последователями описывается единообразно, если даже нам удалось уловить энергетическую ее природу, то остается неясной причина самих исходных взрывов или пассионарных толчков. Отмеченные нами особенности: сочетание двух или более ландшафтов[11] и двух и более этнических субстратов легко объяснимы, исходя из энергетической природы этногенеза – необходимости наличия разности потенциалов внутри возникающей системы для их дальнейшей нивелляции. Удобнее всего это просматривается на уровне суперэтноса, так как на меньшие величины воздействуют экзогенные факторы с куда большим эффектом, а это обстоятельство снижает точность построения модели.
Непривычная для нас кривая проявления пассионарности равно непохожа ни на линию прогресса производительных сил – экспоненту, ни на повторяющуюся циклоиду биологического развития. Видимо, наиболее правильно объяснить ее как инерционную, возникающую время от времени вследствие «толчков», которыми могут быть только мутации, вернее микромутации, отражающиеся на стереотипе поведения, но не влияющие на фенотип. Как правило, мутация почти никогда не затрагивает всей популяции своего ареала. Мутируют только отдельные немногочисленные особи, но этого может оказаться достаточно для того, чтобы возникла новая порода, в нашем случае консорция, которая при благоприятном стечении обстоятельств вырастет в этнос. Пассионарность членов консорции – обязательное условие этого перерастания. В этом механизме – биологический смысл этногенеза, но он не подменяет и не исключает социального смысла.
В истории этносов мы видим только последовательность событий или социальных конфликтов, фиксируемых источниками. Мотивы поведения персон или групп, а, следовательно, причины событий устанавливаются исследованиями историков. Правильность предлагаемых объяснений проверяется соответствием их фактам. Так применим нашу точку зрения к объяснению загадочного усиления монголов и гибели народа меркит в начале XIII в. От последних остались только осколки среди телесов, телеутов, киреев, башкир и торгоутов[12]. Уже в XIV веке потомков меркитов называли монголами, но до покорения они в число монголов не входили[13]. Их причисляли с разной степенью вероятности и к тюркам, и к самодийцам; последнее представляется более вероятным (о чем ниже), но прямых доказательств за и против нет[14].
Чтобы пробиться через этот туман, возьмем за основу исследования первый период монголо-меркитской войны с учетом одновременных коллизий, и разберем данные источников по истории монголов XII в. с максимальной степенью подробности. Это покажет нам характер развития монгольского этноса и общества, и место меркитов в истории Монголии. Но нам придется оставить в стороне грандиозные события 1200 – 1218 гг., так как они требуют для описания иного масштаба. Это не повредит работе, ибо для понимания и проверки тезиса нашего материала достаточно.
ПРЕДКИ
Желтый пес
Путем сравнительной этнологии удалось установить приблизительную продолжительность периода, отделяющего момент пассионарного толчка от эпохи видимого начала этногенетического процесса. Этот инкубационный период длится вообще около 150 лет, но наша осведомленность о «началах» разных народов столь различны, что часто мы фиксируем «начало» истории этноса с запозданием. Именно это имеет место в истории монголов, до XIII в. весьма мало известных китайским географам X – XII вв. Те просто отметили в VII – IX вв. племя мэнъу южнее Байкала, а потом гору Мэньшань – там же. В X – XII вв. монголы были друзьями киданей, и, следовательно, противниками татар (цзу бу) и врагами чжурчжэней, от коих монголов отделяла река (?!)[15].
По поводу древнейшего периода истории и этногенеза монголов, есть несколько мифологических версий, которые нам, к счастью, не нужны. Монгольских историков интересовала только генеалогия, а политические события, социальные ситуации, культурные сдвиги были вне сферы их внимания. Поэтому необходимые историку ХХ века даты, являющиеся скелетом исторической науки, неустановимы. Но с середины X в. Начинается второй полуисторический период монгольского этногенеза, ознаменованный появлением легенды, в истинности которой сами монголы не сомневались. Прародительница монгольского этноса Алан-гоа, родила двух сыновей от мужа и трех от светло-русого юноши, приходившего к ней в полночь через дымовое отверстие юрты и уходившего с рассветом, словно «желтый пес». Зачатие, якобы, происходило от света, исходившего от юноши и проникавшего в чрево вдовы. Следовательно, тут имело место обыкновенное чудо.
От этого странного, даже для современников, союза родился Бодончар, описываемый как пассионарный человек, сначала считавшийся дурачком. Ему приписано и изобретение охоты с прирученным соколом, и подчинение какого-то соседнего племени, т.е. установление неравенства, и введение некоего родового культа, описанного крайне расплывчато. К Бодончару возводили свою генеалогию многие монгольские родовые подразделения, в том числе Борджигины, что значит «синеокие». Считалось, что голубизна глаз и рыжеватость волос были последствием происхождения от «желтого пса».
Попробуем интерпретировать легенду. В ней констатирован факт этнического смешения двух субстратов и повышенная активность возникшей популяции. До этого на берегах Онона жили племена, не обращавшие на себя ничьего внимания, т.е. находившиеся в фазе этнического гомеостаза. Хозяйство их было натуральным, формы общежития – традиционными, воззрения – унаследованы от предков и постепенно забывались. Даже общение между исходными этническими субстратами шло вяло. Ради желанного покоя они предпочитали не встречаться, а тем более не знать друг о друге. Но при Бодончаре, родившемся около 970 г., начался процесс формообразования этноса. Появилось деление на новые родовые группы, возникшие из чресел Алан-гоа – нирун, и древние – дарлекин. Внезапно стали известны имена вождей, еще не ханов. Буквальное название их «сидящие во главе», т.е. «председатели»[16]. Одним из таковых был Хайду, правнук Бондочара, отец основателей самых видных родов: ноянкин, тайджиут, аралуд куят-гергес, хабурход, сунид, хонгхотани оронар. Монгольские роды умножались количественно и росли по численности в течение всего XI столетия, но институт власти возник у них лишь в тридцатых годах XII в.
За это время внутри монгольских родов произошла оригинальная социальная дифференциация. К именам тех или иных монголов присоединяются своеобразные эпитеты: багадур – богатырь; сэчен – мудрый; мэрген – меткий; бильге – умный; бохо – сильный; тегин (тюркск.) – царевич; буюрук (тюркск.) – приказывающий; тайши (кит.) – член царского рода; сенгун (кит.) – наследник престола; а жены их величаются: хатун и беги[17].
Нетрудно заметить, что основная часть этих эпитетов, являющихся титулами, связана не с аристократическим происхождением, о котором у монголов понятия не было, и не с богатством, то появлявшемся, то исчезавшем, а с личными деловыми качествами. Из аморфного гомеостатического состояния иргэн (племя или подплемя) превратилось в активно действующую систему, где все способности членов мобилизованы. Человек, как таковой, перестал фигурировать в качестве единицы; он стал элементом, составляющим «иргэн», что налагало на него определенные обязанности, но и давало ему защиту и место под солнцем. За обиду члена иргэна должен был вступиться весь иргэн; за его преступление – тоже отвечали все сородичи. Понятие коллективной ответственности стало для монголов поведенческим императивом. На этой основе кристаллизуются права, определяемые степенями и градациям родственных отношений; и обязанности, исчисляемые в связи со способностями члена племени. Это типичный случай становления первой фазы этногенеза, столь похожий на появление феодализма в государстве Каролингов, что даже была сделана попытка назвать организацию монгольского общества в XII в. – «кочевым феодализмом».
