Анатолий Терещенко - Как СМЕРШ спас Москву. Герои тайной войны
То и дело подходили и подходили к артистическому столу то брюхатые, то худосочные мужики – все от верховной власти, чтобы чокнуться рюмкой или фужером с понравившимися девицами…
Сталин какое-то время после произнесенного тоста сидел отрешенным. Он даже не был сконфужен поведением своего любимца – наркома внутренних дел, выпавшего из колоды своих кремлевских оруженосцев, хотя поначалу хотелось его одернуть. Вождь это умел делать грубо и беспардонно и практиковал такие окрики на банкетах в отношении тех, кого заносило во хмелю. Но тут сдержался. У него в голове произошло переключение от праздничного созерцания к другой реальности. Сталина вдруг прострелила, словно стрела, горячая мысль о судьбе страны, а поэтому, естественно, придав иное направление думам, он на мгновение отключился от застолья, сделавшись вещью в себе.
«Вот пляшут они все, совсем как черти, мои помощники и соратники, словно не понимают, что завтра таких банкетов может и не быть…
Гитлер обманет меня, верить ему нельзя, но провоцировать его тоже опасно. Может, действительно он проводит отвлекающие маневры, чтобы всей мощью обрушиться на британцев, которые у него, как кость в горле. Ведь, по существу, затянувшаяся война с Лондоном – это его мировой позор…»
Ход дальнейших размышлений прервал хохот и ритмичное рукоплескание в такт музыке – в пляс пустился прилично захмелевший первый кавалерист Страны Советов Семен Буденный…
* * *До начала войны оставалось полгода. Время летело быстро. Холодную зиму начала сороковых-роковых сменила весна. После первомайских праздников Сталин решил встретиться с военными.
5 мая 1941 года в Кремле был устроен прием для выпускников военных академий, перед которыми выступил И.В.Сталин. На сей раз он решил соригинальничать – довести до будущих командиров полков и дивизий свежую разведывательную информацию о секретном обращении Гитлера к немецкому офицерскому корпусу.
За основу своего выступления советский лидер взял сообщение источника Берлинской резидентуры «Старшины». В своей шифровке наш негласный помощник информировал о том, что 29 апреля 1941 года фюрер в речи, тоже перед офицерами-выпускниками, хвастаясь своими достижениями, в конце откровенно заявил о своих агрессивных планах:
«…Я преодолел хаос в Германии, восстановил порядок, добился огромного роста производства во всех сферах нашей национальной экономики…
Мне удалось опять вернуть к полезному труду все семь миллионов безработных, участь которых так волновала нас всех…
Я объединил немецкий народ не только в политическом отношении, но и укрепил его военный потенциал, далее я стремился аннулировать страница за страницей тот договор, который в своих 448 статьях содержит самое гнусное насилие, которое когда-либо свершалось над народом и людьми. Я вернул рейху грабительски отнятые у нас в 1919 году провинции, вернул в состав родины миллионы оторванных от нас, глубоко несчастных немцев, восстановил тысячелетнее историческое единство немецкого жизненного пространства…»
А дальше он выскажется определенно:
«В ближайшее время произойдут события, которые многим покажутся непонятными. Однако мероприятия, которые мы намечаем, являются государственной необходимостью, так как красная чернь поднимает голову над Европой».
Понятно было, без домысливания, используя этот риторический эффект, кого Гитлер подразумевал под «красной чернью». Со всей очевидностью можно констатировать, что в Третьем рейхе, в частности, в немецких войсках, шла интенсивная идеологическая подготовка похода на Восток. Эта речь была одной из очевидных вех развития европейского кризиса. Именно она переводила стрелки на войну, хотя по опробованной не раз схеме она была полна заверений в миролюбии и хранила молчание о всех подлинных намерениях.
Но Сталин воспринял эту информацию о выступлении Гитлера как выпад в сторону Советского Союза, хотя откровенных нападок, изображающих Москву сатанинской силой, не было. Основной «пороховой бочкой» в Европе он называл Англию.
И все же Сталин высказался определенно:
«Война с Гитлером неизбежна, и, если Молотов и его аппарат наркомата иностранных дел сумеют оттянуть начало войны на два-три месяца, – это наше счастье».
В этих словах руководителя СССР была истина. Если бы нам удалось избежать летнего столкновения сорок первого года, то осенью Гитлер напасть на Россию не решился бы. Во-первых, запротестовали бы генералы, понимающие, что воевать в условиях осеннего бездорожья, холодной и заснеженной зимы и весенней распутицы граничит с авантюрой. Во-вторых, Красная Армия могла лучше подготовиться к отражению противника и встретить врага достойно. И, в-третьих, войну нужно было бы откладывать на следующий год, а Провидение его торопило.
Несмотря на прямолинейные слова, брошенные выпускникам военных академий в Кремле, позиция Сталина по отношению к намерениям Гитлера носила противоречивый характер. Однако многочисленные данные, поступающие от нашей агентуры, свидетельствовали, что подготовка Германии, Италии, Финляндии, Венгрии и Румынии приобрела уже необратимый характер. Ничто не могло остановить сползающую с крутой горы броневую машину рейха, тем более с советским МИДом, с которым Германия перестала считаться. Это четко уловил в свой последний визит в Берлин Вячеслав Молотов.
15 июня Г.К.Жуков и С.К.Тимошенко обратились к Сталину с просьбой дать санкцию на приведение войск в боевую готовность. При этом Тимошенко заявляет:
– Мы не можем организованно встретить и отразить немецкие войска, ведь вам известно, что переброска войск к нашим границам при существующем положении на железных дорогах до крайности затруднена.
– Вы, что же, предлагаете провести мобилизацию, сейчас поднять наши войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы оба это или нет?! – Сталин зло сверкнув маслинами очей, обвел их холодным взглядом.
– Но немецкое руководство, имея под ружьем двадцать возрастных категорий, провело дополнительную мобилизацию, а Румыния и Финляндия произвели всеобщую военную мобилизацию, – снова, набравшись смелости, констатировал Тимошенко. Жуков молчал, не желая вступать в диалог на столь острую тему.
– Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском округах? – неожиданно спросил Сталин.
Жуков стал перечислять, что по состоянию на 1 июля 1941 года будет 149 дивизий и 1 отдельная стрелковая бригада.
– Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, – заявил хозяин Кремля.
На эту неправду вождя, к сожалению, не среагировали два полководца, прекрасно знавшие, что немецкие дивизии укомплектованы и вооружены по штатам военного времени. В каждой их дивизии имелось от 14 до 16 тысяч человек. Наши же дивизии, даже 8-тысячного состава, практически в два раза слабее немецких.
– Но, товарищ Сталин, разведка… – не успел договорить Тимошенко, как вождь его оборвал:
– Не во всем можно верить разведке…
Тимошенко и Жуков после этого замолчали, уныло потупив головы.
– С Германией у нас договор о ненападении. Германия по уши увязла в войне на Западе, и я верю в то, что Гитлер не рискнет создать для себя второй фронт, напав на Советский Союз. Гитлер не такой дурак, чтобы не понять, что Советский Союз – это не Польша, это не Франция и что это даже не Англия, и все они, вместе взятые, – посветлел Сталин…
* * *Многие современники задают вопрос, почему Сталин, имея многочисленные данные о злокозненных намерениях фюрера против Советской страны, не отдал приказ о приведении войск в боевую готовность. Думаю, ларчик недопонимания откроется достаточно легко, если мы ознакомимся с последним письмом Гитлера, адресованным Сталину. Вот его текст:
«Уважаемый господин Сталин, я пишу Вам это письмо в тот момент, когда я окончательно пришел к выводу, что невозможно добиться прочного мира в Европе ни для нас, ни для будущих поколений без окончательного сокрушения Англии и уничтожения ее как государства…
Примерно 15–20 июня я планирую начать массовую переброску войск на Запад с Вашей границы…
Если же провокации… не удастся избежать, прошу Вас, проявите выдержку, не предпринимайте ответных действий и немедленно сообщите о случившемся мне по известному Вам каналу связи. Только таким образом сможем достичь наших общих целей, которые, как мне кажется, мы с Вами четко согласовали. Я благодарю Вас за то, что Вы пошли мне навстречу в известном нам вопросе, и прошу извинить меня за тот способ, который я выбрал для скорейшей доставки письма Вам.
Я продолжаю надеяться на нашу встречу в июле.
Искренне Ваш, Адольф Гитлер. 14 мая 1941 года».
В этом письме и лежит ответ, почему Сталин так резко изменил свою позицию, не разрешив привести войска в боевую готовность.
Начало военного лихолетья
