Елена Мельникова - Древняя Русь и Скандинавия: Избранные труды
Тем временем Е. А. Мельникова продолжала работу над «Сводом», которую ей пришлось возглавить после смерти В.Т. Пашуто: в 1986 г. вышел ее очередной авторский выпуск, посвященный древнескандинавским географическим сочинениям. Интерес Е. А. Мельниковой к исторической географии не был и не мог быть сугубо прикладным – информация об окраине мира, содержащаяся в ранних географических сочинениях, предполагала не просто соотнесение с современными картами: необходимо было учитывать «образ мира», ту сложившуюся в ментальности людей средневековья модель, которая оказалась в центре внимания «новой» исторической науки второй половины XX в. В 1990 г. Е. А. Мельникова защитила докторскую диссертацию «Представления о Земле в общественной мысли Западной и Восточной Европы в средние века», а в 1998 г. опубликовала книгу «Образ мира: Географические представления в Западной и Северной Европе. V–XIV века».
Так формировалось перспективное направление в источниковедении, рассматривающее источники сквозь призму «общественной мысли» средневековья; это относилось и к проблемам начальной русской истории, в том числе к феномену «призвания варягов». В работах 1990-х- 2000-х гг. развиваются и обосновываются на сравнительном европейском материале идеи о договорных отношениях – «ряде» между племенными образованиями севера Восточной Европы и дружинами скандинавской «руси», который отразился в летописной легенде о призвании варягов. Место этих «дружинных» структур и отношений в типологии раннесредневековых государств – еще одна важная тема, разрабатываемая Е. А. Мельниковой.
Развитие направления, порывающего с антинорманистскими стереотипами номенклатурной науки и опирающегося на междисциплинарное исследование и углубленное понимание источников, не могло не вызвать раздражения пребывающих у власти адептов этих стереотипов. В этой среде были сделаны попытки реанимации донаучных стереотипов в духе средневекового «Сказания о князьях Владимирских», возводящих Рюрика к родичу самого Августа Прусу, кабинетных этимологий М. В. Ломоносова и С. А. Гедеонова, соотносящих Пруссию и Русь, вагров и варягов ит.п.: в основе «методики» этих опусов, естественно, оказывается не «образ мира», а «образ врага». Попытка возрождения застарелых историографических схем встретила достойную отповедь Е. А. Мельниковой и ее коллег. Полемика новых «антинорманистов» с оппонентами сводилась к попыткам ошельмовать их и к использованию традиционных номенклатурных методов – Сектор истории древнейших государств вынужден был под давлением А. Н. Сахарова покинуть Институт российской истории. Новый выпуск «Свода», посвященный корпусу рунических надписей, Е. А. Мельникова издала в 2001 г. уже под грифом не только Института российской истории, но и под грифом приютившего сектор Института всеобщей истории, возглавляемого А. О. Чубарьяном, где традиции комплексного источниковедения были продолжены, где ежегодно проводятся Чтения памяти В.Т. Пашуто («Восточная Европа в древности и средневековье»). Под редакцией Е. А. Мельниковой продолжается и издание ежегодников «Древнейшие государства Восточной Европы», без которых немыслимо развитие отечественной медиевистики.
Новый этап развития судьбоносной для Е. А. Мельниковой темы «Древня Русь и Скандинавия» требует новых усилий по расширению источниковой базы: многое было сделано в книге «Скандинавские рунические надписи – новые находки и интерпретации», включающей анализ граффити на монетах и предметах из раскопок. Но вещи с граффити – лишь малая часть огромного корпуса находок предметов скандинавского происхождения, обнаруженных от Прибалтики до Западной Сибири. Е.А. Мельникова стала инициатором подготовки свода скандинавских древностей в Восточной Европе. Это колоссальное предприятие требует немалых средств и усилий большого числа специалистов, авторов раскопок, музейных работников, разобщенных в пределах новых политических образований, однако авторитет и энергия Елены Александровны позволяют надеяться на успех и дальнейшие научные свершения.
В. Я. Петрухин
Часть I
Образование государства
К типологии предгосударственных и раннегосударственных образований в Северной и Северо-Восточной Европе (Постановка проблемы)
Е. А. Мельникова
Проблемы перехода от родового к классовому обществу, от племенной организации к государственной приобрели в мировой науке новое освещение в 1960-1970-е гг., когда они стали одним из основных предметов социальной антропологии[4]. Исследования обществ, переживавших переход к классовому строю, европейских (средиземноморских в гомеровский период и германских в первые века и. э.) и неевропейских (африканских, индейских, полинезийских в XIX–XX вв.) позволили выделить некоторые универсалии, определить последовательные этапы процесса и создать типологию социальных и политических структур переходного периода.
Не прошли эти вопросы мимо внимания и отечественных исследователей. Острые дискуссии 1960-х гг. о путях возникновения государства и его характере на ранних этапах[5] заложили основы для дальнейшего и более систематического изучения пред- и раннегосударственных образований отечественными историками, политологами, философами. Особенно большой вклад был внесен этнологами, широко опиравшимися на международную историографию и существенно продвинувшими общетеоретическую разработку проблемы[6].
Однако в конкретно-исторических исследованиях, прежде всего в области изучения Древнерусского государства, продолжает довлеть схема, выработанная в 1930-1950-е гг. на основе ленинской интерпретации марксистской теории классов и государства. Жесткая формационная схема и понимание государства как репрессивной в первую очередь структуры привели к невозможности адекватно охарактеризовать социально-политический строй доклассовых обществ в Восточной и Северной Европе, типологическое сходство развития которых неоднократно отмечалось в отечественной литературе[7]. Отсюда в значительной степени проистекает чрезвычайно широкий временной диапазон (от VIII до XIII в.), к которому различные исследователи относят образование Древнерусского и древнескандинавских государств. Если исходить из бытующего в отечественной историографии определения государства как аппарата для подавления большинства в интересах меньшинства, то, действительно, более обоснованными выглядят «поздние» датировки, которые учитывают наличие оформившихся классов и крупного частного землевладения – одного из основных показателей феодализма. Вместе с тем у большинства исследователей не вызывает сомнения существование в этих регионах по меньшей мере в X–XI вв. государственных образований, относимых ими к «раннеклассовым», «раннефеодальным», «варварским».
Другим результатом последовательного применения сложившейся в советской историографии концепции было установление прямой и жесткой зависимости между такими явлениями, как формация, классовое общество, государство. В рамках этой концепции государство может возникнуть лишь тогда, когда сложилось или по меньшей мере формируется классовое общество; оно не может существовать вне рабовладельческой или феодальной, т. е. первой классовой, формации. Поскольку государства последующего времени в восточнославянском, германском, скандинавском регионах являются феодальными, то элементы феодализма, по мнению большинства исследователей, должны проявляться с момента зарождения государственности. Сам же период, предшествовавший образованию феодального государства, обозначается как «варварский», «дофеодальный», «предфеодальный», «полупатриархально-полуфеодальный» – терминами, которые, как справедливо отметил Л. В. Черепнин, не несут позитивного содержания и не дают сущностной характеристики периода[8].
Даже выделение особого «переходного» периода между первобытнообщинным и феодальным строем у славян вызывало возражения, поскольку это означало бы признание существования межформационных периодов[9]. Переходные стадии, согласно Л. В. Черепнину, «не меняют единства процесса общественного развития и не должны нарушать формационного принципа его членения»[10]. Поэтому ради сохранения «чистоты» схемы переходные периоды должны включаться в какую-либо из формаций – в случае с Древнерусским государством в феодальную; ведь как бы ни определять государство, очевидно, что на Руси оно существует в конце IX, не говоря уже о X в. Более того, в конце X в. это единое, охватывающее огромную территорию государство – «империя Рюриковичей», которое не могло возникнуть в одночасье. И поэтому усилия многих историков 1960-1980-х гг. (Б.Д. Грекова, Б. А. Рыбакова, Л. В. Черепнина, В. Т. Пашуто) были направлены на поиски следов феодальных отношений в X, IX вв. и даже ранее, чтобы обосновать феодальную сущность складывающегося государства.
