Мамед Ордубади - Меч и перо
Перед мечетью поджидали эмира и его свиту оседланные кони, а хатиба и мюридов - белые мулы.
Когда хатиб и эмир вышли на площадь, толпа все еще продолжала шепотом обсуждать случившееся.
Правитель Гянджи, желая продемонстрировать народу свое уважение к хатибу, подошел к его мулу и, придержав стремя, помог ему сесть в седло. После этого он сам вскарабкался на коня, и вся процессия двинулась с площади. Эмир ехал в окружении конных телохранителей и придворных, хатиба сопровождала бесчисленная толпа пеших мюридов.
Улицы наполнились властными возгласами:
- Дорогу! Эй, дорогу!
- Посторонись!
- Головы вниз!
По случаю победы, одержанной атабеком Мухаммедом, эмир Инанч устроил пиршество, на которое были приглашены хатиб и вся знать Гянджи. Именно поэтому эмира сопровождало столько знатных лиц, а за хатибом тянулось такое множество мюридов. Процессия торжественно направлялась к дворцу эмира Инанча.
Желая сократить путь, эмир направил коня в квартал Харабат, чтобы затем свернуть на улицу Эль-Мансура.
И вдруг процессия остановилась. Путь был закрыт. Толпа гянджинцев, следуя по улице Пир-Османа, образовала затор на углу квартала Харабат.
Люди стояли и слушали звуки музыки и песни, которые доносились из окна небольшого двухэтажного дома. Для тех, кто двигался по другим улицам, путь был прегражден.
Эмир Инанч, натянув поводья, остановил коня, а хатиб - своего мула.
Огромная толпа перед домом замерла, очарованная приятным. голосом.
Женщина пела рубай*. Были отчетливо слышны каждое слово, каждый звук уда**.
______________ * Рубай - четверостишие. ** У д - восточный музыкальный инструмент.
Эмир и хатиб стояли, как околдованные. Звуки плачущего уда и голос певицы очаровали и их. Забыв обо всем на свете, они восхищенно слушали.
Женщина пела:
Завоевал Китай, Египет, Рим?
Хоть целый мир под перстень подбери,
А что в конце? Холста полсотни локтей,
Земли же три аршина, только три!
Рубай было встречено толпой с большим восторгом. Оно было направлено против власть имущих, поэтому гянджинцы, страдающие от тирании и произвола правителя, начали требовать, чтобы рубаи было повторено. На улице сделалось шумно. Все кричали: "Еще!..Еще!.."
Эмир Инанч спросил у Хюсамеддина*:
______________
* Хюсамеддин - политический деятель и полководец времен суптана Тогрула III и Кызыл-Арслана, сыграл большую роль в политической жизни Азербайджана. (Примечание автора.)
- Кто живет в этом доме?
Хюсамеддин почтительно склонил голову.
- В этом доме живет знаменитая поэтесса Мехсети-ханум.
- А кто поет?
- Сама Мехсети-ханум. Она обучает музыке и пению девушек наших горожан. Безнравственная женщина. Это та самая особа, на которую месяц назад вам пожаловался наш уважаемый хатиб.
Слова Хюсамеддина были прерваны пением Мехсети-ханум:
В одной руке - коран, в другой - бокал лучистый.
Мы тянемся к грехам, а после к жизни чистой.
Ни в чем мы не тверды, никто из нас - увы
Ни конченый гяур, ни мусульманин истый*.
______________
* Здесь и дальше перевод стихов В. Кафарова.
Едва она умолкла, раздались восторженные возгласы:
- Великолепно!
- Хвала тебе!
Это крикнули Фахреддин и Ильяс.
Толпа вслед за ними зашумела, закричала: "Яша!.. Яша!.."* Хатиб, дернув поводья мула, подъехал к эмиру Инанчу.
______________
* Я ш а - восклицание, выражающее восторг; буквально - живи, здравствуй.
- Вероотступница, негодница! Надо избавить от нее гянджинцев!
В этот момент в окне показалась сама Мехсети-ханум. Она хотела поблагодарить восторженных слушателей.
Это была пожилая, уже седеющая женщина, хотя глаза ее светились по-молодому весело и приветливо.
Даже мюриды хатиба вытянули шеи, желая лучше рассмотреть знаменитую поэтессу, сердце которой по праву считалось сокровищницей многих сотен прекрасных рубай.
Видя это, хатиб приказал мюридам:
- Кидайте камни! Разнесите до основания это гнездо распутства!
Окно захлопнулось - словно солнце зашло за тучу. Звуки уда и пения сменил грохот камней, которые полетели в окна и стены дома. Однако гянджинцы, оказавшиеся свидетелями этого зверства хатиба и эмира, не остались равнодушными наблюдателями. Набросившись на мюридов хатиба, они оттеснили их от дома Мехсети-ханум. Многие мюриды были убиты и ранены. Сам хатиб избежал мести народа лишь благодаря тому, что поспешил укрыться во дворце эмира.
Три дня спустя Ильяс и Фахреддин встретились на улице Пир-Османа. Фахреддин крепко пожал руку Ильяса.
- Все так, как мы и думали! - радостно сказал он. - Народ ненавидит эмира Инанча. Но есть одна проблема.
- Какая?
- Необходимо помешать новой мобилизации, объявленной атабеком Муххамедом.
- Это касается не только нашей Гянджи. Надо сделать так, чтобы воспротивился весь Азербайджан. Мы, аранцы, можем не внять приказу атабека, но он все равно мобилизует Южный
Азербайджан.
Фахреддин покачал головой.
- Я с тобой не согласен. Северный Азербайджан всегда выполнял роль предводителя. Столица салтаната находится в Хамадане, поэтому вся тяжесть гнета власти атабека падает на Южный Азербайджан. Если мы начнем, они смогут быстро присоединиться к нам. Для этого нужно, чтобы весть о начавшемся восстании на севере сразу же распространилась по Южному Азербайджану. Более благоприятного момента для выступления нам не найти.
Ильяс на мгновение задумался.
- Ты прав, момент очень удобный, - сказал он. - Но, пока восстание не имеет большой и четкой цели, пока народ не нацелен на выполнение политических задач, говорить о всеобщем выступлении преждевременно. Кроме того, восстание должно опираться на вооруженную силу. Пока такой силы нет, поднимать безоружный народ против правительства неразумно. Что касается восстания в Южном Азербайджане, тут следует быть особенно осторожным, потому что атабеки с помощью персидских и иракских войск могут в течение нескольких дней превратить Южный Азербайджан в руины. Ответь мне, если это случится, будет у тебя вооруженная сила, которая могла бы прийти на помощь нашим южным братьям?
Фахреддин задумался, затем со вздохом ответил:
- К сожалению, такой силы у нас сейчас нет. Но я создам ее, потому-то я и решил посвятить себя бранному искусству.
-Так и надо. Но оружие людей, у которых нет большой идеи, которые не обладают мышлением мудрых политиков, никогда не принесет победы. Для героизма требуется не только оружие, но и мудрость.
-У тебя есть друзья в Тебризе? - поинтересовался Фахреддин.
-Есть Шамсаддин Ибн-Сулейман - наш молодой единомышленник. Я познакомлю тебя с ним.
Солнце осветило голубые глазурные плиты на вершине минарета* мечети Султана Санджара. Птицы радостным, восторженным пением приветствовали появление земного светила.
______________
* Минарет - высокая башня при мечети, с которой сзывают мусульман на молитву.
Ильяс вышел из дому, чтобы полить гвоздику. Он ступал осторожно, не желая тревожить соловьев, которые сидели на кустах красных роз.
Неожидано в калитку громко постучали. Птицы, которых Ильяс боялся потревожить, вспорхнули и улетели.
Ильяс, сердясь в душе, подошел к калитке и увидел Фахреддина.
- Твое шумное появление принесло беспокойство тихому семейству. Сегодня же сниму с калитки колотушку. Я учусь у птиц, как надо любить, а они учатся у меня ценить дружбу и покой.
Фахреддин сделал нетерпеливый жест рукой,
- Все это так, но... - он умолк, не докончив своей мысли.
- Почему не договариваешь?
- Ах, Ильяс, надо сделать так, чтобы дружба и покой царили не только в твоем дворе - во всей нашей стране. Сейчас каратели атабека Мухаммеда ставят виселицы на площади Меликшаха.
Они вошли в дом, Ильяс начал переодеваться.
- Каратели атабека ставят виселицы - и в этом нет ничего удивительного,- сказал он.-Так должно было случиться.
- Пришла беда, разрушают квартал, в котором живет Мехсети-ханум. Надо куда-нибудь спрятать поэтессу. Ее жизни грозит опасность.
Ильяс и Фахреддин, выйдя из дому, направились к улице Пир-Османа. Дойдя до перекрестка, откуда начинался квартал Харабат, они увидели аскеров* эмира. Квартал Харабат был окружен. На соседних улицах и в переулках толпились безоружные гянджинцы. Пробраться дальше было невозможно. Мюриды хатиба сделались хозяевами положения.
______________
* Аскер - солдат, воин.
Все почитатели поэзии и музыки, проживающие в городе, пришли к кварталу Харабат, чтобы увидеть Мехсети-ханум и проститься с нею.
Квартал Харабат разрушали, дома его жителей превращали в руины, сравнивали с землей. Над кварталом повисло густое облако пыли, из-за которого никто не мог разглядеть, что там происходит. Только слышны были плач, крики и щелканье плетей.