А. Фурсов - De Secreto / О Секрете
Эксперты ФБР условно именуют неизвестного террориста, использующего один и тот же тип взрывчатки, «Унабомбером». Он, впрочем, пытается выдать себя за организацию, отправив короткий «манифест» в New York Times от имени «организации FC». В 1995 г. он даёт о себе знать пространным текстом «Индустриальное общество и его судьба», где отдельные словосочетания набраны заглавными буквами, а врагом названа «система», уничтожающая дикую природу и контролирующая человеческий разум. Как следует из текста, «Унабомбер» рассчитывает на побуждение «свободных людей» (вымышленное FC — «Союз свободы») к революции против системы. Его сдаёт ФБР его родной брат Дэвид, узнав Теодора по стилю: в год своего ухода от цивилизации он написал эссе об «индустриальном обществе». В момент ареста в обросшем и вонючем дикаре (Теодор не мылся целый год) бывшие коллеги не могут узнать талантливого докторанта-математика. Отмытый Теодор безмятежен, не тяготится допросами, не боится наказания и настаивает на публикации своего витиеватого труда за счёт продажи своей хижины.
Некорригируемые концепции вынашивали, при неведении окружающих, организатор взрыва в Оклахома-Сити Тимоти Маквей, а также Джаред Ли Лафтон, застреливший шесть человек и причинивший тяжкие увечья депутату Конгресса Габриэле Джиффорде в Тусоне, штат Аризона. Оба считали себя «борцами с системой», оба были разочарованы в религии и ненавидели любую власть, как за действительное насилие, практикуемое государством, так и за «чинимый» над ними контроль мышления. В обоих случаях жертвы, как и избранные мишени Качинского, лишь персонифицировали власть, не принадлежа к кругу лиц, принимающих решения, а большинство пострадавших составляли случайные прохожие, включая детей.
Маквей, как и Брейвик, ссылался на прецеденты — а именно на супругов Рэнди и Вики Уивер, которые уединились в Руби Ридж, убили офицера Службы маршалов и стреляли по вертолёту с телеведущим Джерально Риверой, и на Дэвида Кореша, предводителя харизматической секты «Ветвь Давидова». Общность в его представлении сводилась к тому, что сектанты также противостояли власти. Рэнди Уивер скупал оружие, как Качинский и Холмс, готовясь к противостоянию тому, что он называл ZOG — «сионистскому оккупационному правительству». При этом всем своим детям он давал еврейские имена.
В каждом из вышеназванных случаев (как и в случае с поджигателем провинциального театра Джеймсом Холмсом), поведенческие девиации были заметны невооружённым глазом задолго до трагедий. У Качинского, Маквея и Лафтона была общая черта биографии: над каждым из них издевались в школе. Жертвами подростковых издевательств чаще всего бывают дискордантные шизоиды («гадкие утята»), зацепкой и поводом при этом служит как их моторная неловкость, так и коммуникативная несостоятельность. Если так называемый холодный шизоид реагирует на приставания маской презрения — невербально, но эффективно, а так называемый «блеклый» шизоид беден мимикой и незаметен в классе, то дискордантный типаж привлекательнее всего как мишень для эксперимента: чем сильнее его обидеть, тем забавнее он будет краснеть, сопеть, метаться, прятаться от обидчика, и при этом, скорее всего, никому не пожалуется, поскольку учителей он тоже раздражает и догадывается, что они его переживаний не поймут.
Из трёх разновидностей шизоидии именно дискордантная является маркером pathos по Снежневскому, то есть предрасположенности к психотическому процессу. Моторная неловкость имеет тот же источник, что и неспособность «постоять за себя» в общении: в раннем детстве этот человечек был настолько погружён в собственный яркий внутренний мир, что не был способен — а часто и не был мотивирован — копировать манеры окружающих, то есть усваивать те неписаные правила бытовой адаптации, которые не излагаются ни в каких учебниках. Иначе говоря, первоисточником его внешне воспринимаемой чудаковатости была патология восприятия, которая могла включать и зрительные обманы, и феномены дереализации. Так, Качинский в раннем детстве избегал не только людей, но и высоких домов — очевидно, ему казалось, что высокая стена может на него упасть. Столь же типичен для этого типажа страх перед перспективой (агорафобия) или замкнутым пространством (клаустрофобия).
Дискордантная шизоидность может компенсироваться особыми, тепличными условиями, в которых важна неизменность среды и наличие близкого человека, постоянно опекающего подростка и заменяющего друзей. Такие подростки декомпенсируются при смене места жительства, при болезни родителей (как это было с Юнгом) и при их разводе. Из всех вышеназванных лиц гармоничная родительская семья была только у Теодора Качинского, но это было многодетное семейство, в котором ему не доставалось особого внимания.
Как упоминалось выше, фабула переживаний существенно определяется общественной и идеологической конъюнктурой. Вышеназванные террористы воспитывались в очень специфическом обществе, которое определяло, часто вопреки их особенностям, их иерархию ценностей. Казалось бы, к юношескому возрасту незащищённый подросток должен оценить опеку со стороны государства, которое может предоставить особые условия — направить в детский санаторий, обеспечить пособием по безработице или, наоборот, принять в колледж для особо одарённых. Но в системе представлений всех чудаков, ставших террористами, на первом месте с большим отрывом в иерархии ценностей стояла свобода. Как у хрупкой орхидеи принцепс в одноименном (явно проективном) рассказе В.М. Гаршина.
Более того, идеал свободы в описанных случаях включал свободу пользования оружием: Маквей даже был участником общественной организации, ратовавшей за расширение этой свободы. Американская цивилизация поощряла личную инициативу, но реализация этих возможностей зависела и от свойств личности. Зависть к «более приспособленным» закладывала основы будущего бунтарства.
В стране, где государственная идеология определяется Конституцией, а многообразие религий ничем не сдерживается, а напротив, поощряется, отмежевание группы верующих от секты («церкви») адвентистов седьмого дня в новую секту («церковь») давидианцев выглядело обычным явлением и не привлекало внимания ни муниципалитетов, ни прессы. Когда предводительница этой дочерней секты Флоренс Гутефф в 1959 г. «анонсировала» второе пришествие Христа, это тоже никого не удивило: ведь профетические культы в США многочисленны и равноправны с прочими, всякий «балуется» с религиозными смыслами как считает нужным. И никто не мешал этой секте проповедовать в других странах. Тем более что с точки зрения идеологического мейнстрима, распространение в Израиле особых, вегетарианских кибуцев — не только не странное, но и общественно полезное дело.
Ни местная общественность, ни пресса не придали значения повторному расколу, когда от давидианцев отделилась «Ветвь Давидова» — после того, как Бенджамину Родену в видениях пришел Христос, «взявший его за пижаму» и сообщивший, что его второе имя — Ветвь, и эта группа присвоила небольшому холму имя библейской горы Кармель: ведь в стране десятки сект, считающих Америку новой Палестиной. Даже тот городок, в который удалилась группа Вернона Хауэлла, не признавшая Родена, назывался Палестайн. А ещё одна гора Кармель находится в Калифорнии и носит это название с 1602 г., когда туда прибыла миссия розенкрейцеров.
Только когда Хауэлл, взяв себе имя Давид Кореш, пожаловался на Родена в прокуратуру в связи с его попытками эксгумации ради демонстрации чуда воскрешения, «Ветвь Давидова» обратила на себя внимание на местном уровне. Потом сторонники Кореша и Родена обстреляли друг друга, но никто не изъял у явно неадекватных харизматиков оружие. Роден попал на принудительное лечение в психиатрическую больницу только год спустя, когда зарубил топором ещё одного «прихожанина», объявившего себя Мессией. А Кореш только обрадовался решению вопроса, став единоличным предводителем и — как он теперь считал — Агнцем Божиим. Все последующие три с половиной года сектанты беспрепятственно скупали оружие, собрав внушительный арсенал, а «агнец» обзаводился множеством «телесных и духовных» жён, в том числе 11-12-летних. И когда наконец до ФБР дошли сведения о том, что «агнец» собрался осуществить коллективное самосожжение, началась осада псевдо-Кармеля, продолжавшаяся 51 день с десятками жертв с обеих сторон.
Однако Давид Кореш стал примером для подражания «антисистемщику» Маквею не после этой перестрелки, а после суда с широчайшим освещением в местных, региональных, федеральных и международных СМИ, которые в один голос обрушились на государственное ведомство за «преднамеренное массовое убийство». И точно так же Качинский стал примером для Брейвика в силу широчайшего сочувствия, окружившего его и его команду адвокатов.