Уинстон Черчилль - Вторая мировая война. (Часть III, тома 5-6)
Затем Сталин сказал, что он имел в виду немецких собственников силезских угольных шахт. У России у самой не хватает угля, и она покупает его у поляков. Здесь меня поддержал Трумэн. Он сказал, что передача Восточной Германии Польше, видимо, свершившийся факт, но ее нельзя рассматривать отдельно, когда вопрос идет о репарациях и поставках. Он готов обсуждать западную границу Польши, хотя этот вопрос можно решить только на мирной конференции, но он не желает видеть, как отдельные части Германии раздаются направо и налево. Сталин продолжал настаивать, что только поляки могут обрабатывать эти земли. У русских нет рабочей силы, а немцев там нет. Мы можем либо остановить всякое производство, либо предоставить его полякам. Поляки лишились ценного угольного бассейна, перешедшего к России, и вместо него получили Силезский бассейн. Я отметил, что поляки всегда работали в силезских шахтах и я не возражаю, чтобы они продолжали это делать в качестве агентов русского правительства. Но я возражаю против того, что с Силезией сейчас обращаются так, как будто она уже стала частью Польши. Сталин настаивал на том, что невозможно изменить сложившееся ныне положение. У самих немцев не хватало рабочей силы. Когда русские наступали в Германии, они обнаруживали, что на промышленных предприятиях работали насильно увезенные итальянцы, болгары и рабочие других национальностей, в том числе русские и украинцы. Когда Красная Армия прибыла, эти иностранные рабочие вернулись домой. В самой Германии было мобилизовано колоссальное количество мужчин, и большинство их было либо убито, либо захвачено в плен. На многочисленных германских предприятиях работало мало немецких рабочих, и работа этих предприятий зависела главным образом от иностранной рабочей силы, которая сейчас исчезла. Их нужно либо закрыть, либо дать возможность полякам работать на них. То, что произошло, это результат не преднамеренной политики, а стихийного хода событий. И в этом нужно винить только самих немцев. Он согласился, что предложения польского правительства создадут трудности для Германии.
«А также для Англии», — вставил я.
Но Сталин сказал, что не возражает против того, чтобы создать трудности для немцев. Такова его политика, да к тому же это не даст им возможность начать новую войну. Лучше создавать трудности для немцев, чем для поляков, и, чем меньше промышленности будет у Германии, тем больше рынков будет в Англии.
Когда мы встретились на следующий день, в воскресенье 22 июля, мы нисколько не приблизились к соглашению. Я повторил и подчеркнул наиболее важные причины, в силу которых правительство его величества не может принять требования Польши, и я изложил их следующим образом:
"I. Окончательное решение всех вопросов о границах может быть принято только на мирной конференции. (Сталин сказал, что он согласен с этим.)
II. Польской нации невыгодно получить такой большой район, какой поляки сейчас просят.
III. Это нарушит экономическое единство Германии и возложит слишком тяжелое бремя на державы, оккупирующие западные зоны, в частности в отношении продовольствия и топлива.
IV. У англичан есть серьезное сомнение морального порядка относительно массовой переброски населения. Мы можем согласиться на переселение такого же числа немцев из Восточной Германии, какое число поляков будет переселено из Восточной Польши восточнее линии Керзона, скажем, два или три миллиона. Но переброска восьми или девяти миллионов немцев, как это вытекает из согласия с требованием Польши, это уж слишком большая цифра, и это было бы совершенно неправильно.
V. Относительно информации о числе немцев в спорных районах не существует единого мнения. Советское правительство говорит, что все немцы бежали. Английское правительство считает, что большое число немцев, достигающее миллионов, все еще находится там. Мы, конечно, не имели возможности проверить эти цифры на месте, но мы должны принять их до тех пор, пока не будет доказано, что они неправильны".
Сталин все еще настаивал, что Германия может получать достаточно топлива из Рура и Рейнской области и что на территории, оккупированной поляками, не осталось немцев.
Мы договорились, что новая Польша должна продвинуть свои западные границы до линии, которую можно назвать линией Одера. Разногласие между Сталиным и мной сейчас состояло в том, до каких пределов следовало продвинуть эту линию.
Трумэн зачитал нам важнейший абзац из Ялтинской декларации:
«Главы трех Правительств считают, что восточная граница Польши должна идти вдоль линии Керзона с отступлениями от нее в некоторых районах от пяти до восьми километров в пользу Польши. Главы трех Правительств признают, что Польша должна получить существенное приращение территории на севере и на западе. Они считают, что по вопросу о размере этих приращений в надлежащее время будет спрошено мнение нового Польского Правительства Национального Единства и что, вслед за тем, окончательное определение западной границы Польши будет отложено до мирной конференции». Это соглашение, — сказал он, — было достигнуто президентом Рузвельтом, генералиссимусом Сталиным и премьер-министром Черчиллем. Я согласен с этим решением".
"В Тегеране, — сказал Сталин, — Рузвельт и Черчилль хотели, чтобы граница шла вдоль реки Одер до того пункта, где в нее впадает Восточная Нейсе, а я настаивал на линии Западной Нейсе. Кроме того, Рузвельт и Черчилль собирались оставить Штеттин и Бреслау на германской стороне. Решим этот вопрос сейчас или отложим его?
Если президент, — добавил он, — думает, что в этом кто-то виноват, то виноваты не столько поляки, сколько русские и обстоятельства".
«Я понимаю, что вы хотите сказать, и именно это и я имел в виду», —ответил Трумэн.
Я тем временем размышлял над этими вопросами и теперь сказал, что нам следует сейчас же пригласить поляков на конференцию. Сталин и президент согласились, и мы решили послать им приглашение.
Поэтому в 3 часа 15 минут дня 24 июля представители временного польского правительства во главе с премьер-министром Берутом прибыли в мой дом на Рингштрассе. Со мной были Иден, сэр Арчибальд и Кларк Керр, наш посол в Москве, и фельдмаршал Александер.
Я начал с того, что напомнил им, что Великобритания вступила в войну из-за того, что на Польшу было совершено нападение и что мы всегда очень интересовались ею, но границы, которые ей сейчас предлагают и на которые она, по-видимому, хочет согласиться, означают, что Германия лишится одной четвертой части пахотных земель, которые она имела в 1937 году. Придется переселить восемь или девять миллионов человек, и такое массовое переселение людей не только возмутит западнодемократические страны, но поставит под угрозу самую английскую зону Германии, где мы должны содержать людей, нашедших там убежище. В результате окажется, что поляки и русские будут иметь продовольствие и топливо, а у нас будут голодные рты, нетопленые очаги. Мы будем возражать против такого раздела, и мы убеждены, что полякам так же опасно двигаться слишком далеко на запад, подобно тому как они когда-то двигались слишком далеко на восток.
Я сказал им, что нас беспокоят и другие вопросы. Для того чтобы успокоить английскую общественность относительно Польши, выборы должны быть действительно свободными и нестесненными и все главные демократические партии должны получить полную возможность участвовать в них и провозгласить свои программы. Каково определение демократических партий? Я не считаю, что только коммунисты — демократы. Очень легко называть всех, кто не является коммунистом, фашистскими чудовищами. Но между двумя этими крайностями находятся великие могучие силы, не являющиеся ни коммунистическими, ни фашистскими и не желающие быть ни теми, ни другими. Польша должна допустить как можно больше этих умеренных элементов в свою политическую жизнь, вместо того чтобы осуждать всех, кто не подходит под предумышленные определения экстремистов.
При нынешнем хаотическом состоянии Европы всякий, у кого есть сила, может нанести удар своим противникам и осудить их, но единственным результатом этого будет изгнание умеренных элементов из политической жизни. Нацию составляют различные элементы. Может ли Польша допустить разобщенность в своей стране? Она должна стремиться к возможно более широкому единству и к сотрудничеству с западными так же, как и со своими русскими друзьями. Так, например, христианско-демократическая партия и все те члены национально-демократической партии, которые активно не сотрудничали с врагом, должны принять участие в выборах. Мы должны также ожидать полной свободы печати и возможности для нашего посольства наблюдать и сообщать все, что будет происходить перед выборами и во время выборов. Только при наличии терпимости и даже при наличии время от времени взаимного прощения Польша может сохранить уважение и поддержку западных демократических стран и особенно Великобритании, которая может кое-что дать и кое в чем отказать.
