Уинстон Черчилль - Вторая мировая война. (Часть III, тома 5-6)
Сталин сказал, что он понимает, какие проблемы стоят перед нами. Мы дали убежище бывшим правителям Польши, и, невзирая на наше гостеприимство, они создали для нас много трудностей. Но лондонское польское правительство все еще существует. У него есть возможности продолжать свою деятельность в печати и другими средствами, и у него есть свои агенты. Это производит плохое впечатление на всех союзников.
Я сказал, что мы должны считаться с фактами. Лондонское правительство было ликвидировано в официальном и дипломатическом смысле, но невозможно помешать отдельным его членам жить и разговаривать с людьми, в том числе с журналистами и своими бывшими сторонниками. Кроме того, нам нужно обходиться осторожно с польской армией, ибо если неправильно обходиться с ней, то может возникнуть бунт. Я попросил Сталина доверять правительству его величества в этом отношении и дать нам время. С другой стороны, должно быть сделано все, дабы Польша стала такой, чтобы поляки захотели в нее вернуться.
Трумэн заявил, что он не видит коренных разногласий между нами. Я просил дать время, а Сталин обязался отказаться от любых своих предложений, которые осложнили бы проблему. Лучше всего министрам иностранных дел обсудить эти вопросы. Но он выразил надежду, что Ялтинское соглашение будет претворено в жизнь как можно скорее.
Сталин затем предложил передать всю проблему министрам иностранных дел.
«В том числе и выборы», — сказал я.
«Временное правительство никогда не отказывалось провести свободные выборы», — ответил Сталин.
На этом закончилось второе заседание.
Третье и четвертое заседания Потсдамской конференции были посвящены различным вопросам, и ни по одному не было принято определенных решений. Сталин хотел, чтобы Объединенные Нации прекратили всякие отношения с Франко «и помогли демократическим силам в Испании» установить режим, «приемлемый для испанского народа». Я воспротивился этому предложению, и в конце концов вопрос был снят. Вопросы о судьбе германского военно-морского и торгового флота, условия мира с Италией и оккупация союзниками Вены и Австрии также вызвали дискуссию и не были решены. Большинство проблем было передано нашим министрам иностранных дел для изучения и доклада. Моя политика состояла в том, чтобы отложить эти вопросы, а затем заняться их решением после того, как будут известны результаты наших выборов. Мы не возвращались к вопросу о Польше до нашего пятого заседания 21 июля. Советская делегация хотела, чтобы западная граница Польши шла к западу от Свинемюнде до реки Одер, оставляя Штеттин у поляков, а затем вверх по реке Одер до устья Западной Нейсе, а оттуда вдоль ее течения до Чехословакии.
Трумэн напомнил, что мы договорились разделить Германию на четыре оккупационные зоны, исходя из ее границ 1937 года. Англичане и американцы отвели свои войска в свои новые зоны, но Советское правительство, по-видимому, дало полякам особую зону, не проконсультировавшись с нами. Если эту зону не считать частью Германии, то как мы будем решать вопрос о репарациях и все другие германские вопросы?
Сталин отрицал, что он дал полякам особую зону. Он заявил, что Советское правительство не смогло остановить их. Германское население отступало на запад с германскими армиями. Оставались только поляки. Советским армиям нужен был кто-то для того, чтобы управлять их тыловыми районами. Они не привыкли воевать, освобождать территорию и в то же время создавать свою собственную администрацию. Почему не предоставить сделать это полякам?
«Мы должны придерживаться зон, о которых мы договорились в Ялте, —сказал президент. — Если мы не сделаем этого, то будет трудно решать вопрос о репарациях и всякие другие вопросы».
«Репарации нас не беспокоят», — сказал Сталин.
«Соединенные Штаты вовсе не будут получать репараций, — ответил Трумэн, — но они будут также стараться избегать каких-либо платежей».
«В Ялте не было ничего точно определено относительно западной границы, — сказал Сталин. — Никто из нас не связан».
Это была правда. Президент указал, что, по его мнению, мы не можем решить вопрос сейчас. Нам придется подождать до мирной конференции.
«Будет еще труднее восстановить германскую администрацию», — сказал Сталин.
«Вы можете использовать польскую администрацию в своей зоне оккупации Германии», — сказал президент.
«Все это очень хорошо, — ответил Сталин, — но немцы бежали, и естественное и, конечно, единственное решение состоит в том, чтобы создать дружественную администрацию из поляков. Это не связывает нас ни с какой определенной границей, и если конференция не сможет договориться о границе, то можно оставить этот вопрос нерешенным».
«Разве можно? — вмешался я. — Это очень важные районы, которые кормили Германию».
«А кто будет выращивать хлеб? — возразил Сталин. — Там никого не осталось, кто мог бы обрабатывать землю, кроме поляков».
«А что стало с немцами?» — спросили мы оба.
«Они бежали».
Я принимал мало участия в этой беседе, но тут я заговорил.
Я спросил, как мы будем кормить немцев, которые бежали? Четверть пахотных земель Германии сейчас будет утрачена. Если Польше будет предоставлен район, предложенный Англией и Америкой, то придется переселить около трех или четырех миллионов поляков, а советский план будет означать переселение более восьми миллионов немцев. Найдется ли для них место на той территории Германии, которая осталась? Я не был даже уверен в том, что Сталин был прав, когда утверждал, что все немцы бежали. По мнению некоторых, более двух миллионов еще осталось там.
Сталин опроверг мои данные, указав, что немцы призвали многих мужчин из этих районов, а остальные бежали. В районе, который он предлагает передать полякам, не осталось ни единого немца. Немцы покинули свои земли между Одером и Вислой. Эти земли обрабатываются поляками, и они едва ли позволят немцам возвратиться на них.
Президент все еще настаивал, чтобы мы отложили вопрос о западной границе до мирной конференции, но я упорствовал.
Польша, сказал я, заслуживает компенсации за земли восточнее линии Керзона, которые она отдаст России, но сейчас она требует больше того, что она отдала. Если восточнее линии Керзона насчитывается три или четыре миллиона поляков, то для них нужно найти место на западе. Даже такое массовое переселение потрясет народ Великобритании, но переселение восьми с четвертью миллионов людей я уже не смогу отстаивать. Компенсация должна быть соразмерна потере. Польша не получит никакой выгоды, приобретая так много дополнительной территории. Если немцы бежали оттуда, то им следует разрешить вернуться обратно. Поляки не имеют права ставить под угрозу снабжение немцев продовольствием. Мы не хотим иметь у себя обширное германское население, отрезанное от своих источников продовольствия. Рур находится в нашей зоне, и если мы не найдем достаточного количества продовольствия для жителей, то там создадутся такие же условия, какие были в германских концентрационных лагерях.
«Германии всегда приходилось импортировать продовольствие, — сказал Сталин. — Пусть она покупает его у Польши».
«Правительство его величества, — ответил я, — никогда не сможет согласиться с тем, чтобы восточногерманская территория, оккупированная во время войны, стала польской».
«Но ее населяют поляки, — сказал Сталин, — и они обрабатывают землю. Мы не можем заставить их выращивать хлеб и отдавать его немцам».
Я возразил, что сейчас необычная обстановка. Поляки, очевидно, продают силезский уголь Швеции, в то время как Великобритания испытывает самую жестокую нехватку топлива, какой она не ощущала даже во время войны. Продовольствие и топливо из Германии в границах 1937 года должно быть предоставлено в распоряжение всех немцев, живущих в этих пределах, независимо от зоны. Сталин спросил, кто будет добывать уголь. Его добывают не немцы, а поляки. Немецкие собственники силезских шахт бежали. Если они вернутся, то поляки, возможно, повесят их. Я напомнил Сталину его замечание на предыдущем заседании о том, что не нужно допускать, чтобы воспоминания об ущербе или чувство мести влияли на нашу политику, и я попросил его понять, с чем нам приходится сталкиваться, а именно, что нам приходится сталкиваться с большим числом немцев, втиснутых в нашу зону, которых может кормить только район, оккупированный поляками.
Сталин сказал, что его прежние замечания не относились к военным преступникам.
«Но не все восемь с четвертью миллионов бежавших являются военными преступниками», — ответил я.
Затем Сталин сказал, что он имел в виду немецких собственников силезских угольных шахт. У России у самой не хватает угля, и она покупает его у поляков. Здесь меня поддержал Трумэн. Он сказал, что передача Восточной Германии Польше, видимо, свершившийся факт, но ее нельзя рассматривать отдельно, когда вопрос идет о репарациях и поставках. Он готов обсуждать западную границу Польши, хотя этот вопрос можно решить только на мирной конференции, но он не желает видеть, как отдельные части Германии раздаются направо и налево. Сталин продолжал настаивать, что только поляки могут обрабатывать эти земли. У русских нет рабочей силы, а немцев там нет. Мы можем либо остановить всякое производство, либо предоставить его полякам. Поляки лишились ценного угольного бассейна, перешедшего к России, и вместо него получили Силезский бассейн. Я отметил, что поляки всегда работали в силезских шахтах и я не возражаю, чтобы они продолжали это делать в качестве агентов русского правительства. Но я возражаю против того, что с Силезией сейчас обращаются так, как будто она уже стала частью Польши. Сталин настаивал на том, что невозможно изменить сложившееся ныне положение. У самих немцев не хватало рабочей силы. Когда русские наступали в Германии, они обнаруживали, что на промышленных предприятиях работали насильно увезенные итальянцы, болгары и рабочие других национальностей, в том числе русские и украинцы. Когда Красная Армия прибыла, эти иностранные рабочие вернулись домой. В самой Германии было мобилизовано колоссальное количество мужчин, и большинство их было либо убито, либо захвачено в плен. На многочисленных германских предприятиях работало мало немецких рабочих, и работа этих предприятий зависела главным образом от иностранной рабочей силы, которая сейчас исчезла. Их нужно либо закрыть, либо дать возможность полякам работать на них. То, что произошло, это результат не преднамеренной политики, а стихийного хода событий. И в этом нужно винить только самих немцев. Он согласился, что предложения польского правительства создадут трудности для Германии.
