Эйлин Пауэр - Люди средневековья

Но его великое путешествие не прошло даром[12]. Почти через полтора века после смерти Марко один генуэзский капитан начал читать отпечатанную в типографии книгу. В ту пору люди стали покупать и передавать друг другу печатные книги. Это была версия книги Поло на латинском языке. Капитан читал ее не отрываясь, она захватила его целиком. Читая, он делал на полях пометки, и эти пометки мы встречаем более чем на семидесяти страницах. Время от времени он хмурился, возвращался назад и перечитывал рассказ о великих портовых городах Китая и крытых золотом дворцах Сипангу. Он ломал себе голову, как же теперь, когда Центральную Азию поглотила мгла, а дорогу в Персидский залив перекрыла анархия, достичь этих земель. Но однажды (как ясно я это себе представляю!) он поднял голову и хлопнул рукой по столу. «Надо плыть на запад! — воскликнул он. — Может быть, мне удастся отыскать таинственный остров Антилу в Западном океане, а может, на самом его краю я найду и Сипангу, ибо Земля круглая, и где-нибудь в этих великих морях, начинающихся у берегов Европы, должен быть и богатый Китай, описанный Марко Поло. Я попрошу у короля Испании или Англии корабль и матросов, пообещав им взамен шелк, пряности и другие сокровища. Я поплыву на запад, — сказал генуэзский капитан и ударил себя по бедру. — На запад надо плыть, на запад!» И это было последнее чудо великого Марко — в XIII веке, во время своей жизни, он открыл Китай, а в XV, будучи уже мертвым, подсказал, где искать Америку!

Глава 4

АББАТИСА, ОПИСАННАЯ ЧОСЕРОМ, В РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ

Была меж ними также аббатиса —Страж знатных послушниц и директриса.Смягчала хлад монашеского чинаУлыбкой робкою мать Эглантина.В ее устах страшнейшая хулаЗвучала так: «Клянусь святым Элуа».И, вслушиваясь в разговор соседний,Все напевала в нос она обедню;И по-французски говорила плавно,Как учат в Стратфорде, а не забавнымПарижским торопливым говорком.Она держалась чинно за столом:Не поперхнется крепкою наливкой,Чуть окуная пальчики в подливку,Не оботрет их о рукав иль ворот.Ни пятнышка вокруг ее прибора.Она так часто обтирала губки,Что жира не было следов на кубке.С достоинством черед свой выжидала,Без жадности кусочек выбирала.Сидеть с ней рядом было всем приятно —Так вежлива была и так опрятна.Усвоив нрав придворных и манеры,Она и в этом не теряла мерыИ возбуждать стремилась уваженье,Оказывая грешным снисхождение.Была так жалостлива, сердобольна,Боялась даже мышке сделать больноИ за лесных зверей молила небо.Кормила мясом, молоком и хлебомСвоих любимых маленьких собачек.И все нет-нет — игуменья заплачет:Тот песик околел, того прибили —Не все собак игуменьи любили.Искусно сплоенное покрывалоВысокий чистый лоб ей облегало.Точеный нос, приветливые губкиИ в рамке алой крохотные зубки,Глаза прозрачны, серы, как стекло, —Все взор в ней радовало и влекло.Был ладно скроен плащ ее короткий,А на руке коралловые четкиРасцвечивал зеленый малахит.На фермуаре золотой был щитС короной над большою буквой «А»,С девизом: «Amor vincit omnia»{4}.

Всем знакомо чосеровское описание игуменьи, мадам Эглантины, ехавшей в болтливой и разношерстной компании в Кентербери. Но в этой галерее типов нет другого портрета, который вызвал бы среди критиков более противоречивые чувства. Одни считают его язвительной критикой суетности церковнослужителей, другие думают, что Чосер хотел нарисовать обаятельную и полную сочувствия картину женственности. Третьи утверждают, что это карикатура, четвертые видят здесь только мадам Эглантину, а один американский профессор даже заявил, что эта новелла посвящена подавленному материнскому инстинкту, очевидно, по той причине, что мадам Эглантина любила маленьких собачек и рассказала историю о школьнике. Но историк чужд подобных измышлений. Для него игуменья, описанная Чосером, так же как и его священник или нищенствующий монах, являются примерами почти фотографической точности поэтического изображения. Подводная рябь сатиры конечно же здесь тоже присутствует, но это особая, чосеровская сатира — мягкая, смешная, никого не презирающая, наиболее щадящая сатира, не прибегающая к преувеличению. Литературный критик прислушивается лишь к слову Чосера и своему собственному сердцу или иногда (скажем потихоньку) к своему желанию прослыть оригинальным. Но историк обладает знанием, у него под рукой имеются разного рода источники, по которым он изучает жизнь в монастырях и где на каждом шагу встречает Чосерову игуменью. Кроме того, у него есть епископские журналы.

Долгое время исследователи ошибочно полагали, что историю творят короли и военные, парламентарии и судебные чины; они любили работать с летописями и актами парламента, и им в голову не приходило заглянуть в пыльные епископальные архивы, где хранятся толстые книги, куда средневековые епископы заносили написанные ими письма и все, что было связано со сложным делом управления своей епархией. Но когда историки все-таки заглянули сюда, они нашли целые россыпи бесценной информации о почти всех сторонах социальной и духовной жизни монастырей. Конечно, чтобы добраться до этих россыпей, пришлось основательно покопаться, ибо все, что достойно познания, нужно добывать точно так же, как драгоценные металлы из пустой породы, и ради одной находки исследователю приходится многие дни перелопачивать целую гору наводящих скуку бумаг. А затем обнаруженную ценность необходимо пропустить через свое собственное сердце, иначе ученый не поймет, что нашел.

Такой золотой жилой стали для историков епископальные журналы, после того как они перестали считать чтение подобных журналов ниже своего достоинства. Они нашли там описание домов приходских священников со всей их обстановкой и садами; материалы брачных споров; завещания, полные весьма занимательных описаний наследства, полученного людьми, которые умерли сотни лет назад; описания отлучений от церкви; индульгенции, выданные тем, кто помогал бедным, чинил дороги и строил мосты, задолго до того, как появились первые законы о бедняках или советы графств; материалы следствий по делам о ереси и колдовстве; рассказы о чудесах, происходивших на могилах святых и даже совсем не святых людей вроде Томаса Ланкастера, Эдуарда II и Симона де Монфора; записи расходов епископов во время их поездок по епархии. В одном из таких журналов историки нашли даже беглое описание внешности королевы Филиппы, когда она была еще маленькой девочкой и жила при дворе своего отца в Хейноле. Епископа Экзетерского послали проверить, хороша ли она собой и подходит ли Эдуарду III в качестве невесты: ей было тогда девять лет, и епископ писал, что ее второй зуб был белее первого, а нос был широк, но не вздернут, что, конечно, очень успокоило Эдуарда. И наконец, историки обнаружили огромное множество документов о монастырях, среди них — записи о посещениях обителей епископами, а в этих записях нашли и Чосерову игуменью, улыбающуюся, простую и скромную, с чистым лбом, с искусно сплоенным покрывалом и четками, любившую маленьких собачек, и все остальное, словно она вместо «Кентерберийских рассказов» оказалась по ошибке в пыльном епископальном журнале и мечтает поскорее оттуда выбраться.

Но у мадам Эглантины была причина оказаться в этом журнале. В Средние века все женские монастыри Англии и большая часть мужских регулярно посещались епископом епархии, к которой они относились — или кем-нибудь, посланным им, — чтобы посмотреть, как обстоят в них дела. Это было очень похоже на плановое посещение школы инспектором ее величества королевы, только происходило оно совсем по-другому. Когда инспектор ее величества являлся в школу, он не сидел в зале и не вызывал одного за другим учителей и учениц этой школы, начиная с директрисы и заканчивая самой последней первоклассницей, чтобы, встав перед ним, они рассказали ему, что, по их мнению, у них делается не так, как надо, и есть ли у них какие-нибудь жалобы на учителей, и какая девочка всегда нарушает дисциплину — и все это говорилось шепотом ему на ушко, чтобы никто не мог услышать. Именно это и происходило, когда епископ приезжал в женский монастырь. Сначала он присылал письмо, где сообщал о своем визите и просил монахинь подготовиться к нему. Потом являлся сам, со своими писцами и одним-двумя учеными чиновниками, и игуменья с монахинями торжественно встречали его. Он служил службу в их церкви и, возможно, даже обедал в монастыре. Затем он усаживался в зале, и монахини, в соответствии со своим рангом, начиная с игуменьи, одна за другой подходили к нему и должны были рассказывать друг о друге. Он хотел знать, хорошо ли аббатиса управляет монастырем, правильно ли совершаются службы, в порядке ли финансовые дела обители, поддерживается ли в ней дисциплина, а если у кого-нибудь из монашек были жалобы, то он выслушивал и их.