Сборник статей - Прогулки по Москве
Место для обители было выбрано не случайно. Здесь, на дальней окраине тогдашней Москвы, скрещивались пути в те края, которые доставляли московскому князю и самому Алексию немало забот. Одна дорога вела от Таганки на юг – в Коломну, Рязань и дальше в Орду. Другая – знаменитая Владимирка, ныне шоссе Энтузиастов – уходила на восток, в сторону Владимира и Нижнего Новгорода.
Неспокойно было тогда на Руси. Внутренние противоречия в княжествах, междоусобицы князей и борьба их за великокняжеский престол, изощренная и жестокая политика ордынских ханов, натравливавших русских друг на друга, набеги, разорения… Но вот забрезжил рассвет: появляется маленький островок в этом море хаоса, точка опоры – Москва. Далеко еще до того времени, когда она станет столицей единой Руси, когда стряхнет с себя двухсотлетнее бремя, вздохнет свободно русская земля. Но уже появились люди, само существование которых давало надежду. Так случилось, что их имена оказались тесно связаны с историей Спасо-Андроникова монастыря, и мы недаром начали с них наш рассказ. Это московский князь Дмитрий Иванович Донской, митрополит Владимирский и всея Руси Алексий и игумен Троицкого монастыря Сергий.
Сергий Радонежский… Даже сейчас, в наше скептическое время, трепетом наполняется сердце, когда произносишь это имя. Мы можем не знать его биографии, не помнить подробностей его деяний, но он остается для нас символом духовного подвига, символом человека, жившего ради других, ради своего народа. В те времена его знали все – в городе и в деревне, в княжеском дворце и в крестьянской избе, – а ведь тогда вести передавались из уст в уста, от человека к человеку. Это его ученики, разойдясь по Руси, несли свет духовного братства, единения, чистоты души, создав целую плеяду монастырей – не только религиозных центров, но и центров культуры. Там можно было отрешиться от суетности и греховности мира, обратиться к Богу. Там могли наставить на путь, а могли дать совет, как лучше вести хозяйство. Там переписывали книги, вели летописи, там обучали грамоте, писали иконы, возводили и украшали храмы… Даже в самое тяжелое время должны быть такие места, где спокойно и надежно, где все существование подчинено одной идее, более высокой, чем временные, преходящие треволнения мира, которые нам обычно кажутся такими важными…
Вход в монастырь со Святыми воротами
…По традиции первым строением на месте будущего монастыря была церковь. Храм Нерукотворного образа Спаса, построенный Андроником около 1360 г., сразу стал центром – и символическим, и композиционным, – вокруг которого разворачивалась вся монастырская жизнь. Каким был этот первоначальный храм, мы не знаем. Но уже в 1425-27 гг. (по другой версии, между 1410 и 1427) его сменил белокаменный собор. О нем давно было известно из летописей, но считалось, что он утрачен навсегда, что остались только стены, а то и просто фундамент. Действительно, к началу нашего века облик собора был искажен до полной неузнаваемости: надстроен верх, пристроена паперть, стены облицованы кирпичом, окна растесаны, фрески сбиты… В конце концов малоценное сооружение было приговорено к сносу. Но судьба хранила храм: благодаря тонкости «профессионального чутья» и исключительной энергии ученых и архитекторов-реставраторов собор не только спасли, но и восстановили в первоначальном виде, доказав, что это древнейшее из сохранившихся зданий Москвы, прекрасный памятник раннемосковского зодчества.
Много копий сломали исследователи, обсуждая, где истоки этого удивительного архитектурного стиля. Обособленность русских княжеств, десятилетия разорения привели к тому, что оборвалась нить блестящего владимиро-суздальского зодчества, угасла черниговская школа, замерла художественная жизнь Киева и Смоленска: но достижения безвестных строителей не пропали даром. Они преломлялись в творчестве псковских каменных дел мастеров Новгорода и Пскова и во многом были возрождены зодчими Москвы. Как на пожарище пробивается молодая трава, так на разоренной ордынским нашествием русской земле по крохам собиралось все лучшее, все ценное. От этого времени – конца XIV – начала XV века – до нас дошло немного: подклет кремлевской церкви Рождества Богородицы, звенигородские храмы – Успения на Городке и Рождественский Саввино-Сторожевского монастыря, Троицкий в Троицко-Сергиевой лавре и – Спасский собор в Андроникове.
Спасский собор
Спасский собор и похож на своих собратьев, и не похож. Архитектурная модель у них одна: это небольшой одноглавый белокаменный храм, в основании которого поставлен куб, соединяющийся с барабаном главы рядами кокошников. Своды поддерживаются четырьмя столпами, внутреннее пространство делится на три нефа (продольное членение), завершающихся с восточной стороны тремя апсидами – полукруглыми алтарными выступами.
Но почему этот храм называют вершиной архитектурного мастерства своего времени? Почему он стоит особняком в ряду своих – безусловно, прекрасных – современников? Этому можно дать вполне научное объяснение. «Секрет» этого здания – в отсутствии традиционного кубического объема, основного и непременного элемента византийской храмовой архитектуры. “Углы четверика здания сильно понижены, а центральные закомары сильно выдвинуты вверх, образовав мощный крестообразный подъем. Все части и детали здания находятся в полном подчинении центральной оси постройки. Именно эта уступчато-пирамидальная устремленность и является главным элементом художественного образа собора.
Однако, когда соприкасаешься с этим произведением зодчества, не оставляет ощущение, что «научные» обоснования не исчерпывают всего, не объясняют того впечатления, которое производит собор на человека.
В «Житии Сергия Радонежского» указывается: «По времени же в оной обители бывшю игумену Александру, ученику предупомянутого игумена Савы, мужю добродетельну, мудру, изрядно зело, также и другому старцю его именем Андрею, иконописцю преизрядну, всех превосходящу в мудрости зелне и седины честны имея, и прочие мнозе…создаста в обители своей церковь камену зело красну и подписанием чюдным стоима рукама украсиша в память отець своих». Об этом же пишет и писатель Пахомий Логофет (XV в.), упоминая мастера: «старец именем Андрей-иконописец».
…Как мало мы знаем о художнике, осветившем собой не только свою эпоху, но и грядущие столетия: вырос в атмосфере Куликовской победы, ученик знаменитого Феофана Грека, превзошедший своего учителя, инок Троице-Сергиева монастыря, последние годы проведший в Андроникове… Спасский собор – одно из немногих зданий Москвы, сохранивших следы прикосновения гения Андрея Рублева. К сожалению, от самой рублевской росписи сохранились очень немного – фрагменты полугеометрического орнамента на косяках алтарных окон. Но даже они способны дать представление и о смелой фантазии художника, и о его твердой кисти, свидетельствующей о многолетнем опыте: Спасский собор – одно из последних творений мастера. Именно собор, а не только роспись. Хотя имя зодчего, непосредственно возводившего собор, как и в большинстве случаев, осталось неизвестным, летописные записи и архитектурные данные позволяют думать, что Андрей Рублев не только расписывал собор, но и был причастен к его возведению: «…создаста в обители своей церковь камену…»
Андрей Рублев расписывает Спасский собор. Миниатюра из летописи
Все в облике здания подчинено идее гармонической завершенности, уравновешенности, «соразмерности человеку», что роднит его с изображениями человеческих фигур на иконах Рублева. Храм не подавляет своим величием, не принижает человека, а возносит ввысь, «окрыляет»…
По канонам монастырского строительства, главный, соборный храм должен составлять центр монастырского ансамбля. Его главенство подчеркивалось не только центральным положением, но и размерами (собор, как правило, был выше всех остальных построек), формой завершения (пятиглавие или шатровое многовершие). При этом главные ворота обители были сориентированы на вход в собор, и, входя, богомольцы взглядом сразу обращались к нему.
Спасский собор – отнюдь не самое высокое и не самое мощное сооружение монастыря: трапезная и церковь Михаила Архангела в комплексе гораздо более монументальны. Но гений Андрея Рублева оказал такое влияние на всех зодчих, в то или иное время работавших в монастыре, что все разновременные постройки объединяет бережное, трепетное отношение к древнему наследию: мастера часто жертвовали «веяниями времени», требованием современных им стилей и направлений во имя целостности ансамбля. Они не могли позволить себе нарушить замысел создателей монастыря, и благодаря этому все здания составляют неповторимый ансамбль, проникнутый единой архитектурной идеей.
