Александр Зимин - Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории).
На место Сергия 12 декабря 1484 г. избран был чудовский архимандрит Геннадий, прибывший в Новгород весной (в «мясоед») 1485 г. Злые языки говорили, что за поставление Геннадий заплатил Ивану III 2 тыс. руб. Новый владыка зарекомендовал себя верным исполнителем воли Ивана III, поддержав его в 1481/82 г. в споре с митрополитом Геронтием.[256] С именем Геннадия — властного церковно-политического деятеля, не брезгавшего никакими средствами в борьбе с противниками, — связана решительная борьба с новгородской «крамолой», развернувшаяся с 1487 г., когда наносился решительный удар по новгородской землевладельческой и купеческой знати. Думается, связь этих событий отрицать трудно.
В Новгороде с XIV в. сложилась прочная традиция религиозного вольнодумия. В 1375 г. там казнили «стригольников» дьякона Карпа с товарищами.[257] Ересь получила распространение и во Пскове. «Стригольники» выступали против церковной иерархии, как поставленной «по мзде», и некоторых таинств православной церкви. Связь вспыхнувшей в конце XV в. в Новгороде ереси со «стригольнической» видна не только из сходства учений, но и из того, что Геннадий одного из еретиков (Захара) прямо называет «стригольником».[258]
Наиболее обстоятельный рассказ о появлении ереси находится в «Сказании о новоявившейся ереси» Иосифа Волоцкого (предисловие к его «Книге на еретики», т. е. «Просветителю», написанное в начале XVI в.). Иосиф сообщает, что в свите литовского князя Михаила Олельковича в Новгород в 1470/71 г. прибыл некий «жидовин именем Схариа», который был «изучен всякому злодейства изобретению, чародейству же и чернокнижию, звездозаконию же и астрологы, живый в граде Киеве». Вот от Схарии-то и от других иудеев, пришедших из Литвы, и началась ересь. Схария «прелсти попа Дениса и в жидовство отведе». Денис же привел к нему протопопа Алексея с Михайловой улицы. Оба они «научиша жидовству» своих жен и детей. Алексей совратил в ересь своего зятя Ивана и его отца попа Максима «и многих от попов и от диаков и от простых людей». Денис «научи» протопопа софийского Гавриила, а тот Гридю Клоча. Последний обратил в новую веру Григория Тучина, «его же отец бяше в Новегороде велику власть имеа». С этого и началось широкое распространение ереси в Новгороде.[259]
В рассказе Иосифа Волоцкого настораживает назойливое стремление связать еретиков с эмиссарами из Литвы, что для новгородцев грозило самыми тяжелыми последствиями. Попытка отыскать корни вольнодумия в «жидовстве» не может не показаться крайне тенденциозной, учитывая прочные местные традиции ереси. Поэтому вопрос о роли Схарии является одним из наиболее спорных в литературе. Если А. И. Клибанов о Схарии не упоминает вовсе, то Я. С. Лурье признает рассказ о нем недостоверным, ибо ни в одном достоверном источнике сведений о нем нет. Он считает, что легенда о «жидовстве» новгородских еретиков позднего происхождения, так как Геннадий ее не знает.[260] Ряд исследователей возражают против критического подхода Я. С. Лурье к тексту «Сказания».[261]
Проблема, на наш взгляд, имеет две стороны. Первая — вопрос о реальном существовании Схарии и его роли в зарождении ереси. Вторая — удельный вес иудаизма в круге идей новгородских еретиков. Первогонитель еретиков архиепископ Геннадий действительно не называет имени Схарии. Но это понятно. В 1480 г. Денис (ученик предполагаемого Схарии) был взят в Москву ко двору Ивана III, а писать о его учителе в конце 80-х годов было невозможно. Я. С. Лурье сравнивает «Сказание о новоявившейся ереси» и «Послание о соблюдении Соборного приговора 1504 г.», написанные Иосифом Волоцким, с посланиями Геннадия Прохору и Иоасафу и делает вывод, что еретики первоначально (Геннадием) обвинялись в «мессалианстве», а позднее (Иосифом) — в «жидовстве». Однако уже Геннадий разоблачает еретиков как «жидовская мудръствующих» и знает некоего «жидовина» (под которым можно понимать Схарию) при князе Михаиле Олельковиче.[262] Словом, отрицать реальное существование Схарии достаточных оснований нет.
Возможно, Схария Иосифа Волоцкого — «Захарья евреянин», «Захарья Скара жидовин», который упоминается в грамотах Ивана III. В них речь идет о Захарии Гвизольфи, «таманском князе», отец которого происходил из аристократической генуэзской фамилии, а мать была черкешенкой. С 1483 по 1500 г. Иван III неоднократно приглашал его поселиться в Москве, но тот предпочел двор Менгли-Гирея. В 1496 г. инок Савва писал, что «жидовин Захарья Скара» пытался обратить в свою веру посла в Крым Д. В. Шеина.[263] Г. М. Прохоров предположил, что Гвизольфи мог быть караимом и «жидовином» называли его по вере.[264] Пребывание Схарии в Киеве в 1470/71 г. весьма вероятно. Оно было не измышлено, а использовано Иосифом Волоцким для подкрепления обвинений еретиков в «иудействе». Можно привести и еще некоторые соображения о возможности распространения реформационных настроений в окружении кн. Михаила Олельковича. Исследователи считают, что ко времени княжения Михаила в Киеве относятся элементы Ренессанса в украинской культуре конца XV в.[265] Кстати, сестрой Михаила Олельковича была мать Елены Стефановны, связанной с кружком московских еретиков.[266]
Появившись в начале 70-х годов XV в., новая ересь долгое время оставалась невыявленной. Зная печальный опыт предшественников, еретики предпочитали держать свои взгляды в тайне. Вскоре движение перекинулось в столицу. После поездки Ивана III в Новгород в 1479/80 г. вместе с ним в Москву приехали два лидера новгородских еретиков — Денис и Алексей. Первый стал протопопом кафедрального Успенского собора, второй — священником придворного Архангельского. Знал ли о еретичестве обоих попов Иван III — сказать трудно. Иосиф Волоцкий говорит, что вначале в Москве они еще «не смеюще проявити ничто же». Впрочем, тайно пропаганду они вели.[267] Источники позволяют определить круг новгородцев, обвинявшихся в еретическом вольномыслии. В 1487 г. Геннадий называет еретиком попа Наума, в январе 1488 г. — Гридю Клоча. В феврале 1488 г. в грамоте Ивана III среди еретиков упомянуты семеновский поп Григорий, Никольский поп Герасим (Красим, Ереса), сын Григория дьяк Самсон и дьяк Гридя борисоглебский. В октябрьских посланиях Геннадия 1490 г. названы также поп Денис, протопоп Гавриил с Михайловой улицы (у Иосифа — «Гавриил Съфейский»), умерший уже протопоп Алексей (бывший ранее попом с Михайловой улицы), чернец псковского Немчинова монастыря Захар, подьячий Алексей Костев, что жил на поместье. Наконец, в соборном приговоре 1490 г. (и в послании митрополита Зосимы) названы дополнительно попы Максим и Василий, дьякон Никольской церкви Макар, дьяки Васкж и Самуха. Василия Иосиф называет попом Покровским, а Васюка — Сухим, Денисьевым зятем. К этим 16 новгородцам надо добавить еще 11 лиц, которых (кроме ряда перечисленных выше) знает Иосиф Волоцкий. Это зять протопопа Алексея — Иван Максимов (сын еретика попа Максима), боярин Григорий Михайлович Тучин, Аавреш, Михаил Собака, поп Федор Покровский, Яков Апостольский, Иван Воскресенский, Юрий Семенов сын Долгово, крылошане Авдей и Степан и Евдоким Люлиш «и инех многых».[268] Всего, следовательно, 27 человек.[269]
Приведенные сведения показывают, что основную массу еретиков, известных гонителям, составляли представители белого духовенства — священники, дьяконы, крылошане. Кроме них непосредственно в движение были вовлечены 1 боярин, 1 подьячий и 1 монах. Социальный состав еретиков отлично рисует в 1489 г. один из сподвижников архиепископа Геннадия — Тимофей Вениаминов: «В то лето здесе в преименитом ту Неуполес (Новгороде. — А. З.) мнози священники и диакони и от простых людий диаки явилися сквернители на веру непорочную». По словам самого Геннадия, «та прелесть здесе распрострелася, не токмо в граде, но и по селом. А все от попов, которые еретики ставили в попы». Немного позднее (начало 90-х годов) Иосиф Волоцкий писал суздальскому епископу Нифонту: «…отступиша убо мнози от православный и непорочныя… веры… ныне и в домех, и на путех, и на тръжищих иноци и мирьстии и вси сомнятся, вси о вере пытают…»[270]
Несмотря на реальную возможность преувеличения со стороны ревнителей правоверия, картина остается однозначной. Вольномыслие охватило широкие круги городского населения, затронуло даже деревню. Идеологом ереси было белое духовенство, что характерно для средневековья. По словам Ф. Энгельса, сельские и городские священники, «несмотря на свое духовное звание… разделяли настроения бюргеров и плебеев. Участие в движениях того времени, являвшееся для монахов исключением, для них было общим правилом. Из их рядов выходили теоретики и идеологи движения…».[271]
