Виктор Петелин - История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции
Писатели, внимательно следившие за постановлениями партии и правительства, знали о том, что Политбюро, опираясь на данные о переписи населения в 1937 году, приняло решение отменить антирелигиозную пропаганду, отменить «безбожные пятилетки», умерить пыл богоборцев, пересмотреть инструкции, созданные ещё при Ленине 1 мая 1919 года, «касающиеся преследования служителей русской православной Церкви и православноверующих». Накануне войны были освобождены из тюрем десятки тысяч православноверующих.
В мае 1941 года Сталин говорил в интервью об основах патриотизма: «Нужно развивать идеи сочетания здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом. Пролетарский интернационализм должен опираться на этот национализм… Между правильно понятым национализмом и пролетарским интернационализмом нет и не может быть противоречия. Безродный космополитизм, отрицающий национальные чувства, идею родины, не имеет ничего общего с пролетарским интернационализмом. Этот космополитизм подготовляет почву для вербовки разведчиков, агентов врага» (Вопросы истории. 2000. № 7).
Широко известен был писателям и тот факт, что незадолго до войны Сталин позвонил главному редактору «Правды» Л.З. Мехлису и предложил дать русские псевдонимы сотрудникам еврейской национальности, работавшим в редакции. В ту же ночь, как пишут историки, произошло «крещение евреев». Знали о том, что только патриотические чувства в бойцах и командирах могут победить в этой войне. Знали и о том, что в начале войны митрополит Московский и Коломенский Сергий обратился к православным с «Посланием пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», и это послание в первые дни войны зачитывалось во всех храмах: «Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг» (Вдовин А.И. Русские в ХХ веке. М., 2004. С. 145).
Государство всё больше внимания обращало на мощь религии и религиозных обрядов. Весной 1942 года праздновали православную Пасху, привлекали священников к участию в государственных делах. В сентябре 1943 года Сталин принял митрополитов Сергия, Алексия и Николая, во время беседы были намечены неотложные меры по улучшению государственно-церковных отношений, передан особняк для патриархии, созван Архирейский собор, три митрополита, одиннадцать архиепископов и пять епископов избрали митрополита Московского Сергия новым Патриархом Московским и всея Руси. По всем православным республикам восстанавливались церкви и монастыри, всё чаще в идеологической работе опирались на христианские ценности.
Широкое распространение получило высказывание Сталина в годы войны о национальной политике: «Необходимо заняться проклятым вопросом, которым я занимался всю жизнь, но не могу сказать, что мы его всегда правильно решали… Это проклятый национальный вопрос… Некоторые товарищи ещё недопонимают, что главная сила в нашей стране – великая русская нация… Некоторые товарищи еврейского происхождения думают, что эта война ведётся за спасение еврейской нации. Эти товарищи ошибаются, Великая Отечественная война ведётся за спасение, за свободу и независимость нашей Родины во главе с великим русским народом» (Там же. С. 151).
Поэтому так естественна была опора на патриотизм в публицистике ведущих писателей Советского Союза. Наступила пора «националистического нэпа», по выражению одного из западных исследователей. 7 января 1944 года на заседании историков в Наркомпроссе Алексей Иванович Яковлев (1878–1951), известный историк, член-корреспондент АН СССР, только что получивший Сталинскую премию, сказал: «Мне представляется необходимым выдвинуть на первый план мотив русского национализма. Мы очень уважаем народности, вошедшие в наш Союз, относимся к ним любовно. Но русскую историю делал наш народ. И мне кажется, что всякий учебник о России должен быть построен на этом лейтмотиве… Этот мотив национального развития, который так блистательно проходит через курс истории Соловьёва, Ключевского, должен быть передан всякому составителю учебника… Мы, русские, хотим истории русского народа, истории русских учреждений, в русских условиях».
В это же время партия и правительство готовили создание Гимна Советского Союза. Среди многих представленных текстов избрали текст С.В. Михалкова и Г. Эль-Регистана, который отвечал патриотическим чувствам и общества, и правительства. И вскоре Гимн Советского Союза на музыку А. Александрова зазвучал в честь победы нашего оружия.
Эта позиция правительства соответствовала духу русских писателей. Особенно эта позиция легла на сердце М. Шолохова, Л. Леонова, П. Павленко, А. Толстого и десятков, сотен русских писателей.
«В Великую Отечественную войну голос Алексея Толстого был слышен и в Советской Армии, и в любом углу нашего отечества, и далеко за его рубежами. Это сделала публицистика Толстого, а то, что он обратился в годы войны к публицистике, надо считать не только фактом литературной его биографии, но и шагом его гражданского поведения, – вспоминал Константин Федин. – Работая необычайно плодовито почти во всех литературных жанрах, Толстой прежде никогда серьёзно не брался за перо публициста. Он не любил статей. Он был слишком поэтом, чтобы увлечься делом журналиста. Но пришёл час, когда романист, рассказчик и обаятельный сказочник почувствовал, что ему недостаёт оружия, которое быстро, действенно, целеустремлённо разило бы врага, призывало б волю сограждан к единству в освободительной борьбе. Толстой увидел, что таким оружием в его искуснейших руках может быть статья, и он со всей страстью отдался новому делу».
Так поступали сотни русских писателей.
3Никогда ещё народу нашему не приходилось так много испытать, как в первые месяцы войны. И Шолохов снова на переднем крае борьбы, в первых рядах защитников Отечества, он с теми, кто сражается за Родину.
23 июня 1941 года, на второй день войны, выступая на митинге в станице Вёшенской, М.А. Шолохов сказал:
– Фашистским правителям, основательно позабывшим историю, стоило бы вспомнить о том, что в прошлом русский народ громил немецкие полчища, беспощадно пресекая их движение на восток, и что ключи от Берлина уже бывали в руках русских военачальников. Но на этот раз мы их побьём так, как их ещё никогда не бивали, и на штыках победоносной Красной армии принесём свободу порабощённой Европе…
В этот же день Шолохов послал телеграмму Маршалу Советского Союза Тимошенко: «Дорогой товарищ Тимошенко! Прошу зачислить в фонд обороны СССР присуждённую мне Сталинскую премию первой степени. По Вашему зову в любой момент готов встать в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии и до последней капли крови защищать социалистическую Родину… Полковой комиссар запаса РККА писатель Михаил Шолохов» (Шолохов М.А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1986. С. 73).
Уже в первые дни войны в очерках «На Дону» (Правда. 1941. 4 июля), «В казачьих колхозах» (Красная звезда. 1941. 31 июля), «На смоленском направлении» (Красная звезда. 1941. 29 августа), «Гнусность» (Красная звезда. 1941. 6 сентября), «Военнопленные» (Правда. 1942. 2 ноября), «На юге» (Правда. 1942. 28 февраля) М. Шолохов показал столкновение двух исторических сил – социализма и страшного порождения империализма – фашизма, раскрыл социально-историческую природу духовной красоты русского человека, его героического поведения на фронте и в тылу.
В то же время острый глаз художника заметил, до какого морального падения докатилась гитлеровская армия: «Именно стяжание и разбой объединили эту банду бестий и висельников, промышлявших под чёрным знаменем с раскоряченной фашистской свастикой» («На юге»).
«Недзельский: навоевавшись, бежит к себе на кухню и с ужасом видит, что суп выкипел, а битки стали чернее антрацита, но, вероятно, бывает иначе: готовя борщ, вдруг слышит он сквозь грохот разрывов могучее, раскатистое русское «ура», и в ярости от того, что не может участвовать в атаке, всеми помыслами находясь там, на поле боя, сыплет он рассеянной рукой в котёл сахар вместо соли и миндаль вместо перца».
Поразил Шолохова и рано поседевший младший лейтенант Наумов. Скупо говорил он о себе, всё время прислушиваясь к разрывам снарядов. Оживился только тогда, когда заговорил о своём друге лейтенанте Анашкине.
– Собственно, про себя мне рассказывать нечего. Наша противотанковая батарея действует хорошо. Много мы покалечили немецких танков. Я делаю то, что все делают, а вот Анашкин – это действительно был парень! Под деревней Лучки ночью пошли мы в наступление. С рассветом обнаружили против себя пять немецких танков. Четыре бегают по полю, пятый стоит без горючего. Начали огонь. Подбили все пять танков. Немцы ведут сильный миномётный огонь. Подавить их огневые точки не удаётся. Пехота наша залегла. Тогда Анашкин и разведчик Шкалев ползком, незамеченные, добрались до одного немецкого танка, влезли в него. Осмотрелся Анашкин – видит немецкую миномётную батарею. Орудие на танке в исправности, снарядов достаточно. Повернул он немецкую пушку против немцев и расстрелял минометную батарею, а потом начал расстреливать немецкую пехоту. Погиб Анашкин вместе с орудийным расчётом, когда менял огневую позицию.
