Виктор Петелин - История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год. В авторской редакции
Сталин заметил, что на всех совещаниях в апреле, мае, июне военные, разрабатывая стратегические планы, главное внимание уделяли оборонительным операциям, в то время как необходимо было разработать такой план, который бы предусматривал двухнедельные действия на государственной границе. За эти две недели страна успеет провести общую мобилизацию и затем мощными контрударами перенести военные действия на территорию противника. В связи с этим Сталину пришлось погасить пораженческие настроения разработчиков из Генерального штаба. «Вы что, планируете отступление?» – только и спросил Сталин во время обсуждения, и штаб тут же переделал стратегический план предстоящей войны… Правда, новый начальник Генерального штаба товарищ Жуков написал записку, в которой предложил нанести внезапный удар по отмобилизованной германской армии, предложил ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развёртывания и не успеет ещё организовать фронт и взаимодействия родов войск. Что ж, смелое решение. Но одного не понимает товарищ Жуков, что нам ещё нужно несколько месяцев для того, чтобы подготовиться к войне с Гитлером. А для отсрочки войны все средства хороши.
Доносят, что выступление Германии против Советского Союза решено окончательно и последует в скором времени, со дня на день. Оперативный план наступления предусматривает молниеносный удар на Украину и дальнейшее продвижение на Восток. Всё правильно, как и предполагал совсем недавно на совещании военных Сталин. Но что из этого следует? Нужно было усилить юго-западное направление двадцатью пятью дивизиями, что и было сделано, во всяком случае не нападать, рано ещё, вся страна сейчас работает, исполняя военные заказы… И потом, можно ли сейчас броситься на Германию, если точно знаешь, что мощь вермахта достигла 8 миллионов человек, 12 тысяч танков, 52 тысяч орудий, 20 тысяч самолетов. Нужно быть совершенно сумасшедшим, чтобы думать о нападении… Нет, Советский Союз ещё не готов к войне, нужно было сделать всё для того, чтобы отодвинуть сроки неизбежного столкновения.
Неделю тому назад, 14 июня 1941 года, по поручению Сталина и Молотова было опубликовано Заявление ТАСС, в котором прямо говорилось о «слухах», которые широко распространяются, «о близости войны между СССР и Германии», дескать, «Германия стала сосредоточивать свои войска у границ СССР с целью нападения». А далее нужно было успокоить Германию, сделать вид, что слухи бессмысленны, ответственные круги в Москве считают, что «эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны…». Сталин хорошо помнил это Заявление ТАСС, потому что сам сочинял его, а потом ещё и ещё раз редактировал, чтобы окончательно успокоить Германию, чтобы она поверила в мирные советско-германские отношения. После этого Заявления ТАСС Сталин надеялся, что Германия предложит новые переговоры, но немцы упорно молчали…
Недавно, 19 июня 1941 года, пришёл А. Жданов, отправлявшийся в Сочи на лечение, сказал, что в немецком посольстве чувствуется какое-то беспокойство. «Сталин на это: «Нам известно, что немцы планировали нападение на 15 мая. Теперь они завязли на Балканах. Немцы в этом году упустили наиболее выгодное для них время нападения. Скорее всего, это случится в сорок втором. Поезжайте отдыхать. Правда, тревожит то, что немцы не опубликовали в своей прессе опровержение ТАСС» (Жданов Ю.А. Взгляд в прошлое: воспоминание очевидца. Ростов-на-Дону. С. 157).
На мгновение возникал страх, что ошибся в своих расчётах, но решительно отбрасывал всякие сомнения, вспоминая при этом недавнее заседание Политбюро с участием Тимошенко, Жукова и Ватутина: перебежчики сообщили, что в ночь на 22 июня немцы начнут войну с Советским Союзом. Жуков предложил план решительных действий по отражению нападения. Сталин возразил, снова опасаясь действий отдельных немецких частей как провокационных. «Сколько уж раз Гитлер провоцирует нас, – мелькнуло у Сталина. – Неужели он всерьёз атакует нас?»
День клонился к закату, но работы было ещё много. Главное, думал Сталин, не давать повода для наступления немцев, Гитлер не осмелится. А может, надо было согласиться с Жуковым и привести войска в боевую готовность? Может, он не прав… Но ведь военные согласились с ним и директиву смягчили… Ведь они тоже получают агентурные сведения о подготовке немцев к войне и её начале такого-то числа, это скрыть невозможно, но они молчат…
Проскальзывают здравые мысли и у военных, но стоит лишь бровью шевельнуть или задать какой-нибудь вопрос, он же не военный, он может высказать в чём-то сомнение, как тут же все замолкают или резко меняют своё мнение. Не отдавая себе отчёта о последствиях… А так что ж, всё приходится обдумывать самому. Неужели недавние процессы над заговорщиками во главе с Бухариным и Тухачевским так напугали отважных воинов, что они опасаются говорить то, что думают, ведь не может же он всё знать, быть специалистом во всех областях, и так работает по 16–18 часов в сутки, много читает специальных книг, недавно исчеркал Полевой устав РККА, столько вопросов возникло у него… Но что с ними говорить, недоумённо обращался сам к себе Сталин, что им ни скажешь, твердят как попугаи: «Да, товарищ Сталин», «Конечно, товарищ Сталин», «Совершенно правильно, товарищ Сталин», «Вы приняли мудрое решение, товарищ Сталин»… Лишь иной раз Вячеслав Молотов да в последнее время Жуков скажут то, что думают… Трудно, трудно одному за всех решать столько важных государственных задач… Ясно только одно – оттягивать сроки войны до бесконечности нельзя, враг на подступах. И как уловить тот предел, дальше которого медлить нельзя; как определить, где Рубикон нашей войны и когда надо сделать шаг вперёд во имя интересов социалистической Родины? Нет, никто не поможет указать сегодняшний Рубикон, даже самый близкий и преданный Молотов. Да и что от него ждать, когда и он вместе со всеми трубит о нём, Сталине, – «Великий, великий…». «И ты туда же?» – попытался как-то урезонить его, но, кажется, не удалось…
Чтобы как-то уйти от мрачных мыслей и тягостных предчувствий, Сталин подошёл к книжным шкафам и машинально потянулся к одному из томов Маркса и Энгельса… Сколько раз он извлекал нужное из этих сокровищ, нужное для борьбы то с левыми, то с правыми… Может, и сейчас что-то вы удит полезное… И открыл страницу на закладке, но странички опалили русофобской ненавистью: «Вот кто первым произнёс слова ненависти к России, к русским, ко всему славянскому миру, отнеся всех славян, кроме поляков, к реакционным нациям, подлежащим уничтожению». Да, думал Сталин, пробегая глазами статьи Энгельса «Борьба в Венгрии» и «Демократический панславизм», вот слова ненависти к славянскому миру, на которые мы так долго не обращали внимания, именно такой ненавистью – не менее – пропитаны строки, касающиеся славянских народов, особенно русских и России, как государства, которое может объединить все славянские народы в Славянский Союз и своей мощью защитить его. Революция 1848 года, по мнению Энгельса, разделила народы и нации на революционные и контрреволюционные. Раз нации революционны, то, значит, они сохранили жизнеспособность и должны жить; а нации контрреволюционные должны «в ближайшем будущем погибнуть в буре мировой революции». А с каким презрением Энгельс высказывается в отношении «абстрактных качеств славянства и так называемого славян ского языка», «о почти кочевом варварстве хорватов и болгар», есть, конечно, и цивилизованные славяне, но лишь «благодаря немцам», а потому ни о каком единстве славянства не может быть и речи: «…из-за некультурности большинства этих народов эти диалекты превратились в настоящий простонародный говор и, за немногими исключениями, всегда имели над собой в качестве литературного языка какой-нибудь чужой, неславянский язык. Таким образом, панславистское единство – это либо чистая фантазия, либо русский кнут».
Сталин увлёкся чтением этих страниц, многое казалось настолько современным, что просто удивительно… Уничижительно говорит Энгельс о южных славянах, которые поднялись на борьбу за восстановление своей национальной независимости: «Они – представители контрреволюции», потому что своими действиями способствовали подавлению немецко-венгерской революции. Но поражение революции будет временным, «австрийские немцы и мадьяры освободятся и кровавой местью отплатят славянским варварам. Всеобщая война, которая тогда вспыхнет, рассеет этот славянский Зондербунд и сотрёт с лица земли даже имя этих упрямых маленьких наций.
В ближайшей мировой войне с лица земли исчезнут не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы. И это тоже будет прогрессом». Оказывается, никакие моральные принципы не имеют никакого значения для достижения тех или иных целей: любые из них Энгельс может отнести к революционным, если там начались революционные события, и к реакционным, если там этих событий не происходит. И в связи с этой примитивной точкой зрения Энгельс тут же зачисляет всех славян в угнетателей всех революционных классов, называет их орудием контрреволюции. Энгельс сулит жестоко отомстить славянам: «…чехам, хорватам и русским обеспечена ненависть всей Европы и кровавая революционная война всего Запада против них». Каким наивным оказался Бакунин со своими призывами к справедливости, человечности, свободе, равенству, братству, независимости всех славянских народов… «Мы не намерены делать этого, – читал Сталин решительные возражения Энгельса на призывы Бакунина. – На сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам от имени самых контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем: ненависть к русским была и продолжает ещё быть у немцев их первой революционной страстью; со времени революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам, и только при помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности. Мы знаем теперь, где сконцентрированы враги революции: в России и в славянских областях Австрии…»
