Тайна России - Назаров Михаил Викторович
Помимо надежд на быструю наживу, проф. Саттон видит в описанной политике "сильных мира сего" и более серьезные, геополитические интересы:
"Россия была — и остается сегодня — крупнейшим нетронутым рынком в мире. Более того, Россия, как тогда, так и сейчас, представляет собой крупнейшего потенциального соперника американскому промышленному и финансовому господству… У Уолл-Стрита должны бежать холодные мурашки по коже при мысли, что Россия может стать следующим, превосходящим Америку, промышленным гигантом.
Зачем позволять России становиться таким соперником, бросающим вызов американскому господству?.. Так, наиболее простым объяснением наших фактов является то, что синдикат финансистов Уолл-Стрита расширил свои монополистические амбиции и горизонты действий до глобального масштаба. Перед ними стояла задача захватить гигантский русский рынок, превратить его в техническую колонию для эксплуатации горсткой могущественных американских финансистов и корпорациями, находящимися под их контролем" [53].
"Они хотели иметь рынки, которые можно было бы эксплуатировать монопольно, без конкуренции со стороны русских, немцев и кого бы то ни было, включая американских бизнесменов, не входящих в круг избранных. Эта замкнутая группа была аполитична и аморальна. В 1917 г. она преследовала единственную цель — захватить рынок в России… Уолл-Стрит действительно достиг этой цели. Американские фирмы, контролируемые этим синдикатом, позже принялись за построение Советского Союза… [54], внеся большой вклад в выполнение пятилетних планов и в вооружение (что прoф. Саттон как патриот Америки считает преступлением).
Однако не было сомнений, что России отводилась роль колонии. А.Р. Вильямс, сотрудник большевицкого Бюро международной революционной пропаганды, расхваливаемый в советских энциклопедиях как "интернационалист и друг СССР", заявил в свое оправдание перед Сенатским комитетом США (расследовавшим дело о большевицкой пропаганде в Америке): "Может быть, это верно, что при советском правительстве развитие жизни пойдет медленнее, чем это было бы при обычной капиталистической системе. Но почему такая великая индустриальная страна, как Америка, должна желать создания другого великого промышленного конкурента-противника? Не соответствуют ли интересы Америки в этом отношении тому медленному развитию, которое Советская Россия сама планирует для себя? [55]. (…).[7]
* * *
Но противники у России были и будут всегда. На описанном фоне лучше задаться вопросом о наших, русских «вождях»: могли ли тогдашние белые правительства и зарубежные представительства быть "неоспоримым моральным центром русского дела", на что они претендовали?
Документов на эту тему в эмиграции опубликовано столько, что ответ можно дать сразу. Мужество белых воинов — славная страница русской истории. Менее славным было поведение их тыловых правительств, в которых хотя и было много искренних патриотов, — но либералы-февралисты при поддержке Антанты почти везде доминировали над более правыми деятелями и стали одной из причин поражения. Белое движение было уложено ими в прокрустово ложе борьбы проигравшего Февраля против победившего Октября — без понимания того, что и Февраль, и Октябрь были вехами одного процесса разрушения исторической России; сами же февралисты своим непониманием происходящего и привели к Октябрю. Понимать это они начали лишь в эмиграции (ниже воспользуемся их же собственными оценками — как ранними, так и поздними)…
Характерны уже первые обращения этих политиков к Западу ("Обращение Добровольческой армии к союзникам", "Заявление Главного Комитета Всероссийского земского и городского объединения") [56], как и документы Ясского совещания. Они оттеняют не только неисполненный долг стран Антанты, предавших Россию, но и то, что политики-февралисты, потерявшие власть и надеявшиеся ее восстановить с помощью своих прежних западных покровителей, были далеки от понимания как их истинных целей, так и причин российской катастрофы и Мировой войны. Война "имела демократическую идеологию", поэтому "Россия попала как бы в разряд побежденных стран" [57] — признал уже в эмиграции П.Б. Струве. Только сквозь призму этой идеологии войны, в которой демократиям удалось столкнуть между собою главные европейские монархии и привести их все к поражению, — понятно и поведение Антанты в нашей гражданской войне.
Этот «демократический» фактор (заключавшийся прежде всего в отрицании православной монархии) виден в Ясском совещании как у представителей Антанты, так и у многих русских делегатов. Что было логично: стоило ли затевать в России Февральскую революцию (подготовленную февралистами совместно с эмиссарами Антанты), чтобы теперь допустить восстановление "реакционного самодержавия"?.. (Участник совещания К.Р. Кровопусков: "Россия может быть возрождена и объединена лишь на демократической основе… восстановление монархии представлялось бы с этой точки зрения вредным" [58]). Большинство сочло неприемлемым на роль «вождя» даже бывшего Главнокомандующего армии Вел. Кн. Николая Николаевича (из-за "царской крови", хотя он поддержал февральскую революцию); утвердили Деникина, в армии которого русский гимн "Боже, Царя храни! был заменен на Преображенский марш…
Для левой части февралистов (многих членов "Союза Возрождения", представленного на Ясском совещании) «реакционными» вскоре оказались даже Колчак и Деникин. Эсеры провозгласили их "сознательными сторонниками возврата к старому режиму", отказались от борьбы с большевиками и объявили войну белым "всеми теми методами, которые партия применяла против самодержавия". Эта борьба приобрела большой размах в тылу у белых, "подрывая их дело изнутри" — вместе с большевиками. А Керенский заявлял в западной прессе (ноябрь 1919 г.), что "террор и анархия, созданные там режимом Колчак-Деникин, превосходят всякое вероятие… Нет преступления, которое не совершили бы агенты Колчака по отношению к населению, они представляют тиранию и самую черную реакцию" [59].
У более правых же февралистов «демократическая» политика превратилась во внешний нажим на Белые армии через подобные "русские делегации", ставшие белыми правительствами. Так, созданное в Париже в начале 1919 г. "Русское политическое совещание" (под председательством кн. Г.Е. Львова, первого главы Временного правительства), игравшее роль представительства Белых армий на Западе, постоянно требовало от белых генералов провозглашения "глубоко-демократического характера целей, преследуемых русским антибольшевицким движением". Вот характерный текст одной из телеграмм "Политического совещания", разосланной из Парижа 5 марта 1919 г. всем Белым армиям: 6 января мы телеграфировали Вам об усилении демократических идей после войны, закончившейся победой демократии. Ныне Политическое Совещание считает своим долгом осведомить Вас о дальнейшем росте их авторитета в международной конъюнктуре. В общественном мнении они приобретают все большую силу и влияние их становится требовательнее. Под влиянием их идут работы Конференции [Версальской Мирной конференции. — М.Н.], ими же определяется в значительной степени отношение к вопросу о признании независимости отдельных частей России. Даже возможность помощи нашим национальным армиям в борьбе с большевиками измеряется степенью демократичности наших Правительств и Политического Совещания, доверием и симпатиями, которые внушают они. Всякая тень старой России внушает недоверие. В опасении призраков политической и социальной реакции склонны в каждом шаге отыскивать и преувеличивать сомнения в искренней демократичности новой национальной России. Наше Политическое Совещание подвергается критике с точки зрения неясности демократической физиономии. Это не единственная, но одна из причин, тормозящих успех достижения наших конечных целей…. Поэтому необходимо "практическое подведение демократического фундамента русской государственности путем выборов в какой бы то ни было форме" [60] (выделено в оригинале).
