Андрей Марчуков - Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы
Поскольку все эти люди мыслили национальными категориями и определяющим для них был именно национальный фактор, то всех их, вне зависимости от позиции по социально-экономическим вопросам и разной степени интерпретации национальных проблем, можно считать украинскими националистами. Национальная направленность имелась у всех украинских партий. Именно благодаря этому они и существовали как «украинские». Те представители социально активных кругов малороссийского общества, кто не разделял украинскую идеологию или был равнодушен к «украинскому вопросу», а таковых было очень и очень много, вливались в общероссийский политический процесс и пополняли ряды общероссийских партий, в том числе революционных. Такие люди, по горьким замечаниям «национально сознательных украинцев», были навсегда потеряны для украинского движения и тем самым значительно ослабляли дело национального становления Украины[82].
Национализм можно считать чем-то единым только при широком взгляде на него, когда нужно установить его суть, его основное положение, а именно определенный способ видения и понимания окружающего мира и продиктованную этим способом видения социальную практику. При более пристальном взгляде обнаруживается, что в рамках этого способа существует множество оттенков и направлений, зависящих от самых различных факторов – происхождения, социального положения, воспитания, образования человека, его эмоциональности и темперамента, специфики жизненного пути, окружения и прочих внешних условий, от воздействия которых зависит, в какой форме и в какой степени эти категории национального будут определять мышление и социальное поведение человека. Таким образом, национализм как способ мышления и социальной практики является единством во множестве, феноменом сложным и многоликим.
Украинское движение имело под собой общий фундамент и общий вектор развития. Но в силу того, что в движении принимали участие люди разные, имевшие разное видение будущего Украины, оно не могло быть монолитным и не было таковым. Это наглядно продемонстрировала судьба РУП. Вначале, как уже было сказано, в нее вступила украински настроенная молодежь и интеллигенция различных направлений, от радикально-националистического до социалистического. Появилась у нее и идейная платформа. Ее по просьбе Д. Антоновича написал Н. И. Михновский – адвокат, названный впоследствии отцом украинского национализма. Его брошюра под названием «Самостийная Украина» ясно и недвусмысленно давала понять, что Украина – особый национальный организм, являвшийся таковым еще в XVII в., а затем насильно (в обход Переяславской конституции, якобы заключенной между Московским государством и Украинской «республикой») подчиненный Россией и угнетаемый ею. Поэтому, заключал автор «Самостийной Украины», «единая неделимая Россия для нас («украинцев». – А. М.) не существует»[83]. Поскольку эта брошюра, как и сама РУП, для которой она была написана, оказала серьезное влияние на дальнейшее развитие украинского движения и его идейные приоритеты, имеет смысл остановиться на ее содержании подробнее.
Н. Михновский исходил из того, что современный ему мир стал ареной великой борьбы наций, в том числе наций угнетаемых против наций угнетающих. К числу первых он относил украинцев, причем подчеркивал, что в условиях России им грозит политическое национальное и культурное вымирание. Сохранение национальности, считал Михновский, было возможно только в своем государстве (причем государстве этнократическом), поэтому государственную самостоятельность он считал главным условием существования нации, а государственную независимость – национальным идеалом в сфере межнациональных отношений[84]. Таким образом, борьба за нацию становилась борьбой за государственность, и наоборот.
Борьба предстояла со всеми противниками украинства, и в первую очередь с Россией. Михновский выстроил систему доказательств (весьма спорных с исторической и юридической точки зрения) того, что Россия владеет Украиной незаконно. Суть их сводилась к следующему: после Переяславской рады (договора «равного с равным») Украина сохранила свою независимость и права самостоятельного государства. А поскольку Россия нарушила этот «договор», поправ украинский суверенитет, он терял для Украины силу. Интересы русских и украинцев были, по его представлению, диаметрально противоположны. Как представитель «нового поколения», Михновский решительно порывал с украинофильством. «Времена вышитых сорочек, сермяг и горилки миновали и никогда уже не вернутся». Задача «сознательных украинцев» – возвращение отнятых прав и восстановление «одной, единой, неразделимой, вольной, самостийной Украины от Карпат и до Кавказа». Возвращение их будет возможно в жестокой, кровавой борьбе, потребность которой, с точки зрения Михновского, вытекает из факта национального существования украинцев[85].
Таким образом, устами харьковского адвоката украинское движение во всеуслышание заявило о своих целях и национально-политических приоритетах. По словам известного деятеля движения В. Дорошенко, РУП стала первой попыткой самостоятельного выхода украинской молодежи на политическую арену под знаменем независимой Украины[86]. Правда, экстремизм отца украинского национализма, его неприкрытую враждебность российской государственности и зацикленность лишь на национальной борьбе разделяли далеко не все активисты движения. Долгие годы им пришлось открещиваться от точки зрения Михновского и ряда ксенофобских положений брошюры – этого «первородного греха» украинского национализма. В 1903 г. РУП официально отмежевалась от взглядов Михновского, приняв принцип автономии Украины. Видный деятель украинского движения и член РУП Б. Н. Мартос позже объяснял это тем, что лозунг полной самостийности «не получил никакого отклика в массах»[87].
Нет оснований сомневаться в истинности этих слов. Основная масса адептов украинского движения придерживалась автономистско-федералистских идей (правда, эти понятия толковались весьма широко и по-разному), во всяком случае пока не думая всерьез о возможности и необходимости полного отделения. Однако вопрос о полной независимости был лишь вопросом времени, вопросом внутренней готовности и внешней возможности.
Ведь и к идее федерализма-автономизма большая часть деятелей украинства тоже пришла не сразу, десятки лет перед этим занимаясь вопросами культуры и идентичности, не переводя их в политическую плоскость. Собственно, переход был запрограммирован изначальной сущностью движения, возникшего как новая форма южнорусского сепаратизма. И даже если его адепты умом понимали нецелесообразность этого, логика движения подсказывала иное поведение. К тому же разум часто пасовал перед эмоциями.
То, что федералистские симпатии рано или поздно сменятся требованиями полной независимости, и то, что это надо будет сделать, для наиболее последовательных вождей украинства было делом решенным. «Мы признаем федеративные формы наиболее совершенным способом сочетания государственного союза с интересами свободного и нестесненного развития национальной жизни», – писал в 1907 г. М. Грушевский. И тут же оговаривался, что в условиях настоящего момента приходится настаивать «на осуществлении принципа национально-территориальной автономии как одного из оснований нового государственного устройства». Однако «отец» украинского движения откровенно утверждал, что «последовательным и логическим завершением запросов национального развития и самоопределения всякой народности» является «полная самостоятельность и независимость»[88]. О том, что идеалом украинского движения является «независимая Русь-Украина», в которой соединятся воедино «все части нашей нации», Грушевский и его галицийские коллеги публично высказывались еще в 1899 г.[89] Становилось понятно, почему уверения представителей национальных движений в том, что они дорожат единством России и не помышляют об отделении, по словам того же Грушевского, не имели «ни для кого особой убедительности»[90]. Дальнейшие события развивались именно по такому сценарию.
Возвращаясь к брошюре «Самостийная Украина», отметим, что, несмотря на временное неприятие ряда утверждений, ее краеугольные положения, например об украинцах как особой нации, о Переяславской раде как договоре «равного с равным», о «несправедливом» подчинении Москве и необходимости борьбы за национальную эмансипацию Украины, принимались безоговорочно. А само появление «Самостийной Украины» стало поистине знаковым событием в истории украинского движения, так как в ней ясно говорилось не о сиюминутных задачах, а о стратегических целях движения, о том, что рано или поздно встало бы на повестку дня.
