Ф. Дикин - Дело Рихарда Зорге
Все эти данные послужили основанием для подробного отчета, который Зорге сам написал и отправил в Харбин весной 1932 года для дальнейшей передачи в Москву. Информация, изложенная в отчете, представляла для России особый интерес. Советская политика в отношении Китая зависела от оценки относительной силы Чана и коммунистов, и если, анализируя «шанхайский инцидент», можно было бы сделать вывод, что Чан в состоянии возглавить сопротивление японскому проникновению на китайскую территорию, то в таком случае отношение Советов к Китайской коммунистической партии выглядело бы несколько неискренним.
Более поздний взгляд на японскую политику дает основание сделать вывод, что главным достижением Зорге в Китае стало снабжение Москвы жизненно важной информацией, «которая помогла определить политику Коминтерна по отношению к Китайской коммунистической партии».
В феврале 1932 года газета, на которую работал Одзаки, велела ему возвращаться в Японию. «Я стоял на распутье. Я мог либо продолжить свое сотрудничество с «Джонсоном», либо подчиниться начальству и вернуться домой. В то время я чувствовал, что дальнейшая помощь «Джонсону» в Шанхае стала бы для меня слишком тяжелым бременем». Кроме того, Одзаки хотел познакомиться с ситуацией, сложившейся к тому времени на родине, а поскольку его связи с «Асахи» были поистине бесценным долгосрочным вложением, Зорге пришлось принять неизбежное. «В данном случае ничем нельзя помочь».
Но разлука оказалась временной.
Кроме китайских и японских информаторов, Зорге в своей деятельности полагался также и на европейские источники информации. Таковыми были, главным образом, немецкие бизнесмены, сотрудники консульств, члены группы военных советников в Нанкине. Как известный и уважаемый журналист Зорге с легкостью вращался в этом кругу, который в свою очередь сформировался вокруг Генерального консульства Германии в Шанхае. Он утверждал, что в качестве информаторов выбирал членов военной миссии и военных наблюдателей, прикомандированных к нанкинскому правительству, таких как, полковник (позднее генерал) фон Крибель, ставший впоследствии генеральным консулом в Шанхае. «Военные советники часто приглашали меня в Нанкин и сами приезжали ко мне в Шанхай».
Зорге посещал и внутренние районы Китая, бывал в Ханькоу и других городах, сопровождая некоторых из военных советников. Немцы в то время испытывали в Китае новые типы гражданских самолетов и создавали внутреннюю авиалинию — «Евроазия», пилотов которой Зорге всячески обхаживал. Именно от них, утверждает Зорге, он узнавал об обстановке в отдаленных районах Китая, не упуская при этом случая полетать с ними. Но общение это ни в ком случае не подразумевало попытку вербовки агентов —. источники эти были обычными рабочими контактами профессионального журналиста.
Было лишь одно возможное исключение: д-р Г. Войгт или Войдг — один из представителей германской электротехнической фирмы Сименса. Зорге хорошо его знал и посылал в Москву экономическую информацию, полученную от д-ра Войгта — даже уже после китайского периода. Зорге однажды сказал Клаузену, что в случае его ареста или если он вынужден будет вдруг резко сменить свое местожительство, Клаузен должен будет найти номер телефона Войдга и восстановить с ним связь.
Есть данные, свидетельствующие, что Войдг в Китае работал на немецкую военную разведку. Он был, тем не менее, частым спутником Зорге в Шанхае, и тайна эта так и остается нераскрытой.
Другой немец и приятель-журналист, с которым Зорге также обменивался информацией, — Вольфганг Зорге, китайский корреспондент берлинской газеты, с которым Зорге иногда путали. Вольфганг Зорге был старым китайским «волком», имевшим неплохие связи с китайскими властями, знакомый с группами «белых» русских и с китайскими тайными бандами, специалист по Маньчжурии, где Рихард и встретился с ним впервые, будучи в Харбине. Он бегло говорил по-русски и в качестве корреспондента частенько бывал в Советском Союзе. Рихард Зорге говорил Клаузену, что он всегда предельно осторожен в общении с этим коллегой-журналистом из-за антикоммунизма последнего. Шанхайская же полиция считала, что Вольфганг, вполне возможно, работает на германскую военную разведку.
Как-то весной 1931 года Вейнгартен передал Зорге сообщение, полученное из Москвы, в котором говорилось, что к группе присоединяются еще два агента, и что один из них — «Поль» — остановился в «Палас-отеле», а другой — «Джон» — в отеле «Франция». Зорге договорился о встрече с ними по телефону. Оба они зарегистрировались в отеле под теми же именами, что были у них в паспортах, «но я не помню, какие это были имена».
«Поль», по-видимому, был прибалт, как и многие другие советские агенты того времени. Он имел звание полковника Красной Армии и был специалистом по военным вопросам. Вполне возможно, что главным его назначением было организовать военную связь с китайскими коммунистами и закончить работу, которую «Алекс» и Лехман, столкнувшись с немалыми трудностями, похоже, так и не сумели выполнить. Он также должен был стать преемником Зорге на более поздней стадии деятельности группы. Они с Зорге тесно сотрудничали друг с другом, нигде при этом, по сути, не пересекаясь. Клаузен, встретивший как-то «Поля» у Вейнгарте-на, «подумал, что он старше Зорге по званию».
Второй из новоприбывших, «Джон», вошел непосредственно в группу Зорге. Был он, по словам Зорге, бывшим членом Польской коммунистической партии. Его нынешняя функция состояла в том, чтобы взять на себя шифро-и фотоработы. Он снял дом на авеню Жоффре во французской концессии, и дом этот стал одним из основных мест для встреч членов группы. Обычно эти встречи происходили по вечерам, когда слуги-китайцы уходили домой. Фотографии документов, предназначенных для передачи в Москву, «Джон» делал у себя в ванной, а затем передавал их Зорге. Он открыл также небольшое фотозаведение на Северной Сычуаньской улице, чтобы создать себе «крышу».
Встречи в доме «Джона» описаны Клаузеном. Выпивка была всегда обеспечена, и Зорге часто похвалялся своими приключениями во время поездок по стране. Так однажды он рассказал, как соблазнил красивую китаянку в Нанкине и вынудил ее отдать ему карту и светокопии китайского военного арсенала, которые он сфотографировал и отправил в Москву.
На этих встречах Клаузен иногда встречал и мисс Смедли, и Войдга. В одной из своих заметок он указывает, что группа Зорге состояла из Вейнгартена, Войдга, «Поля», Смедли и его — Клаузена. О Смедли он отзывался очень резко: «В интеллектуальном отношении мы были слишком далеки. Единственное впечатление, сохранившееся у меня о ней, — что она была истеричной, тщеславной и самодовольной женщиной».
По его собственным словам, Зорге выехал из Шанхая в Москву в декабре 1932 года. Первоначально он планировал вернуться домой окончательно после двух лет пребывания в Китае, однако его «обязанности были слишком многочисленны, чтобы их можно было закончить» в то время, и потому он решил остаться еще на год.
Личность его преемника «Поля» по-прежнему остается не установленной, а последующую деятельность группы можно проследить лишь фрагментарно. Известно только, что в октябре 1931 года Зорге, согласно указанию из
Москвы, послал Клаузена установить радиосвязь с группой 4-го Управления в Харбине.
В начале 1934 года связь с Шанхаем, похоже, оборвалась. Наиболее вероятная причина этого — возросшие оперативные трудности в Шанхае после «инцидента» 1932 года. 4-е Управление прекратило — по крайней мере, на время — свои операции в Шанхае где-то в 1933 году. Самого «Поля» Клаузен встречал в том же году, некоторое время спустя в штаб-квартире в Москве, одетого в форму генерал-майора Красной Армии.
По заданию 4-го Управления Красной Армии Рихард Зорге провел в Китае три года. И за это время приобрел себе репутацию не только журналиста, специализирующегося на дальневосточных делах, но и эксперта по китайскому сельскому хозяйству — теме, совершенно необходимой для изучения будущего китайского коммунизма. А кроме этого Зорге выполнил и все поставленные перед ним задачи секретного характера. Как говорил он японскому следователю, «благодаря статьям, которые я присылал из Китая, я стал хорошо известен в мире германской журналистики». Приобрел он также и бесценный опыт подпольной деятельности в условиях Дальнего Востока.
Данные об этой стороне его деятельности можно почерпнуть почти исключительно из его «признания» и показаний на следствии после ареста в октябре 1941 года, а также из японских источников и из показаний других членов группы во время их пребывания в японской тюрьме. История китайской миссии, таким образом, может быть воссоздана по кусочкам, на фоне строгого тюремного заключения, изоляции и интенсивных допросов, длившихся многие месяцы. Сам Зорге был прекрасно осведомлен об опасности, грозившей любому немцу, в случае если какая-либо связь между нацистом и японскими властями выйдет наружу, но он также прилагал все усилия, чтобы скрыть, насколько это было возможно, информацию о структуре советских разведывательных операций в целом. Всегда оставалась возможность, что в конце концов он найдет способ вернуться в Советский Союз.
