Коллектив авторов - Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре
//
надобно во Псков в помочь людей, и о том бы тебе ведомо учинить, а ты о том отпишешь к велеможному государю своему, и государь де ваш пришлет своих ратных людей, и мы тебе про то даем ведать, что милостию Божиею великого государя нашего царя и великого князя Михайла Федоровича всеа Русии самодержца счастье – в его царской отчине в благопокровтельном граде Пскове и во Псковских пригородех многие воинские люди наготове стоят, а ныне, по государя нашего указу, пришли с нами царьского величества отчину во Псков дворяне и дети боярские и татаровя, атаманы и казаки и стрельцы, многие ратные люди, а ожидаем мы того, как вы(й)дет перемирье, царского величества отчины меж Пскова и псковских пригородов и меж Лифлянской земли, которой учинил воеводы Иван Плещеев с таварыщи меж купецких людей, а литовские люди хотя малую какую причину или задор взочнут, и мы, прося всещедраго и человекалюбивого Бога милости, а Пречистые его Богоматери и у всех святых помощи, пошлем на них
//
государевых ратных людей многих тотчас, а велим над ними промышляти, колько милосердый Бог помочи подаст. А что будет вперед у нас про польских и литовских людей ведомо, и что их умысл и на которые места к вам поход их будет, и мы тебе о том ведомо учиним, а что у тебя каких вестей будет, и тебе бы о том нам ведомо чинить. Писан в великого государя нашего его царского величества отчине во Пскове лета 7126-го генваря в 3 день.
К.А. Кочегаров (Москва)
Князья Огинские и сношения православных Великого княжества Литовского с Россией в 80-е гг. XVII в.
Велико значение рода князей Огинских – магнатов, которые вели свое происхождение от Рюрика, – в политической и культурной жизни Великого княжества Литовского XVII–XVIII вв. Важную роль они порой играли и в русско-польских отношениях. Во многом благодаря стараниям литовского канцлера Марциана Огинского был заключен русско-польский Вечный мир 1686 г.[188]. Его двоюродный племянник польный литовский гетман Гжегож Огинский был одним из наиболее последовательных союзников Петра Великого в годы Северной войны[189]. Подобные примеры можно было бы продолжить.
Видное место принадлежало роду Огинских и в религиозной жизни Великого княжества. После заключения Брестской унии (1596) многие его представители остались верными и активными последователями православия. Особую известность на этом поприще приобрел троцкий подкоможий Богдан Матвеевич Огинский – владелец родовых имений Огинт, Крона (совр. г. Круонис) и Евья (совр. г. Вевис). По мнению церковного историка митрополита Макария (Булгакова), он «после незабвенного К.К. Острожского едва ли не более всех русских дворян в Литве потрудился для православия». Иждивением князя Богдана в Евье в начале XVII в. была построена Успенская церковь, при которой основан православный монастырь. Б.М. Огинский, будучи одним из членов и покровителей виленского православного братства и даже некоторое время его старостой, всячески поддерживал братство в борьбе с униатами. В 1610 г., после закрытия по распоряжению короля братской типографии, он разрешил перевести ее в Евье. Уже через год она возобновила работу, издавая на деньги князя богослужебные книги. В 1616 г. Б.М. Огинский приобрел для братства два дома в Вильно вблизи новой братской церкви Св. Духа. Благодаря ему же при братстве был основан коллегиум. В 1619 г. князь даровал Успенскому монастырю в Евье и его окрестностях новые владения: двор, два села, шесть озер и другие угодья, одновременно подчинив его братской церкви Св. Духа в Вильно, при условии, что братство будет неизменно пребывать в «послушании» у константинопольского патриарха и сохранять верность православию. В противном случае Б.М. Огинский и его потомки имели бы право Евьеский монастырь «на себе взяти и держати». В дальнейшем Богдан Огинский наделил землями основанный им Кронский монастырь и финансировал постройку в обители нового каменного храма Пресвятой Троицы, где и был похоронен вместе с женой[190]. В 1629 г. Кронский монастырь был также отдан под протекторат виленского монастыря Св. Духа[191].
Сыновья Богдана Огинского Иван (Ян), Александр и Лев Самуэль считались столпами литовского православия. Мстиславский каштелян Иван Огинский уже в 1610-х гг. активно включился в борьбу православных против унии, был старостой виленского братства, опекуном православного женского монастыря в Минске и особенно – могилевского Богоявленского монастыря и могилевского братства[192].
Троцкий каштелян, последний православный сенатор Великого княжества Литовского, Александр Огинский, отец Марциана Огинского, будущего канцлера, активно выступал против лишения православных верующих их храмов и монастырей в Литве. Во время избрания королем Владислава IV вместе с другими представителями православной шляхты он добивался восстановления прав православной церкви в Речи Посполитой. Будучи членом виленского братства, А. Огинский защищал интересы православных на сеймах и судах. В 1647 г. киевский митрополит Петр Могила сделал его опекуном Киевской коллегии. Похоронен князь Александр был в виленской церкви Св. Духа[193]. Его брат Лев Самуэль, получивший в наследство по линии матери имения в Витебском воеводстве (Микулино и Лиозно), в 1642 г. рядом с Витебском, вниз по Западной Двине основал на месте ранее существовавшей одноименной обители православный Марков монастырь. Киевский митрополит Петр Могила направил для жительства и служения во вновь основанном монастыре игумена Елисея и монахов. Огинский и его жена Софья Яновна (урожд. Биллевич) «даровали» монастырю «на вечные часы» земли «з гумном, с пашнями […], з сады и городы, с поли […], з боры, гаи, дябровами, з реками и речками, з ловы рыбными, пташинными и звериными». После смерти Елисея марковские монахи получали право при участии православных обывателей Витебского воеводства сами выбирать себе игумена. В случае, если игумен примет унию, Огинские сохраняли за собой право сместить его. Лев Самуэль и его жена обязались и за себя и за своих потомков всячески «заступовать» и «боронить» монастырь[194].
Л.С. Огинский завещал похоронить себя по православному обряду в кронской церкви рядом с родителями. Согласно духовной грамоте князя, монастыри (Минский, Полоцкий, Витебский, Евьеский, Виленский), которым члены рода покровительствовали, должны были получить по 500 злотых. Сверх этого полагалось еще 300 злотых братии виленского братского православного монастыря на помин души похороненной там дочери Льва Самуэля – Катажины. Кронская обитель была предметом особых забот Л.С. Огинского. Еще при жизни он обязался выплатить ей 1,5 тыс. злотых на помин души; 100 злотых монахи должны были получить за труды, связанные с похоронами, и еще столько же сверх того. Старший сын Льва Самуэля – Шимон Кароль, наследник Крона и «фундатор» монастыря – обязан был ежегодно выделять 10 бочек зерна монастырской больнице. Кроме того, еще одну маетность – Визгинольский фольварк Шимон Кароль мог унаследовать только при условии, что выплатит кронским монахам 4 тыс. злотых единовременно. В противном случае имение должно было отойти монастырю. Доходы от этих средств (или имущества) предназначались на содержание «ustawicznego bakałarza dla ćwiczenia dziatek»[195], который должен был получать от кронских отцов 100 злотых «на платье» ежегодно, а также на украшение монастырской церкви, поддержания в должном состоянии звонницы и кладбища (300 злотых в год). За всем этим должен был следить Ш.К Огинский[196]. Дочери князя Богдана Огинского в поддержке единоверцев не отставали от своих братьев. Анна (замужем за подкоможим троцким Вильгельмом Стеткевичем) в 1630-х гг. совершила крупные пожертвования в пользу Кутеинских женского и мужского монастырей под Оршей, способствуя и х превращению в одни из крупнейших центров православной монашеской жизни в Литве, а также основала новый православный монастырь Св. Троицы недалеко от Минска[197]. Барбара (замужем за подкоможим виленским Мельхиором Шеметом) завещала похоронить себя в кронской церкви, которой распорядилась выплатить на помин души 2 тыс. злотых и еще 1 тыс. злотых на помин души погребенной там же ее дочери Апполонии Кавечиньской. Кроме того, денежные суммы предназначались ею виленскому Свято-Духову и евьескому Успенскому монастырям. Свои два имения в Новогродском воеводстве – Новоеленское (Слонимский повет) и Железницу – она завещала внукам при условии, что они сохранят в неприкосновенности основанные ею в этих поместьях православные храмы и приданные им владения. Сами церкви передавались в ведение виленского монастыря Св. Духа. До совершеннолетия наследников опекунами имения назначались брат Барбары Александр Огинский и его сын Марциан[198]. Еще одна сестра – Апполония (вторым браком замужем за троцким подкоможим Михалом Зеновичем) – основала православную церковь Успения Пресвятой Богородицы в своем имении Маньковичи, где и завещала себя похоронить. По ее духовной 3,5 тыс. злотых предназначались монастырю Св. Духа в Вильно (сумму эту следовало отдать взаем, чтобы проценты с нее шли на церковные нужды; следить за этим должны были Александр и Лев Самуэль Огинские), маньковской церкви – 700 злотых (из них 200 на больницу при церкви), кроме того, мелкие суммы должны были получить другие православные храмы[199].
