Виктор Прудников - Катуков против Гудериана
Но самое удивительное, что генерала Качалова, как и командующего 12–й армией генерал—лейтенанта Понеделина и командира 13–го стрелкового корпуса генерал—майора Кириллова, долгое время считали предателем и трусом. Ставка Главнокомандования даже издала 16 августа 1941 года приказ, в котором объявлялось, что генералы Качалов, Понеделин и Кириллов дезертировали из армии, сдались в плен врагу, стало быть, их семьи «подлежали аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину».
Гудериану же пока не приходилось печалиться, он был доволен ходом военных действий в районе реки Остер. В мемуарах написал: «Главный объект нашего наступления — Рославль — был захвачен!»
С легкой душой генерал отправился все в тот же Борисов, в штаб группы армии «Центр», на совещание с участием Гитлера. Совещание состоялось 4 августа. Кроме Гитлера, на нем присутствовали его адъютант полковник Шмундт, представитель оперативного отдела полковник Хойзингер, фельдмаршал фон Бок, генералы Гудериан, Готт и другие.
Гитлеру не терпелось узнать мнение генералов о дальнейших планах наступления. Все горой стояли за то, чтобы продолжать поход на Москву, уверяя фюрера, что силы у них еще есть, что успеха можно добиться в самое ближайшее время.
Но у Гитлера были другие планы. Он решил начать наступление на Украине, где группа армий «Юг» тоже добилась определенных успехов, к тому же сырьевые ресурсы будут крайне необходимы при наступлении на Москву. А их можно взять только на Украине, да и Крым предстояло обезвредить. По мнению фюрера, он являлся «авианосцем Советского Союза, откуда ведутся налеты на нефтепромыслы Румынии».
Гудериан все же рассчитывал на то, что Гитлер передумает и наступление на Москву состоится. Ведь от Рославля, где сосредоточены были его основные силы, до Москвы оставалось всего около 500 километров. Однако эту надежду пришлось похоронить сразу же после совещания.
Сожалений по этому поводу было предостаточно. 13 августа Гудериан выехал на линию фронта, проходящую по реке Десна. Рядом — Московское шоссе. Как хотелось бросить по нему бронированную армаду на восток! «С болью в сердце я наблюдал, — писал он, — как войска в полной уверенности в том, что в ближайшее время они будут наступать на русскую столицу, уже заготовили дорожные щиты и указатели с надписями «На Москву». Солдаты 157–й пехотной дивизии, с которыми мне приходилось беседовать при моем посещении передовой линии, только и говорили о возобновлении в ближайшем будущем наступления на восток».[29]
Наступление же на Украину не сулило быстрой победы. Это понимали и в ОКХ и нижестоящих штабах, понимали и то, что бои за Киев неизбежно приведут к зимней кампании со всеми вытекающими отсюда проблемами. Пытаясь как—то повлиять на настроение Гитлера, Гудериан отправился в ставку. Командующий сухопутными силами фельдмаршал фон Браухич рекомендовал ни в коем случае не говорить фюреру о своих планах наступления на Москву, дескать, есть общий план наступления на Украину, его и надо выполнять.
В разговоре, однако, Гитлер затронул вопрос о наступлении на Москву, выясняя боеспособность танковой группы войск Гудериана. Генерал сразу же ухватился за возможность объяснить фюреру целесообразность продолжения такого наступления, мотивируя тем, что советские войска за последнее время значительно ослаблены, они понесли огромные потери и вряд ли окажут серьезное сопротивление. «Я обрисовал ему (Гитлеру. — В.П.) географическое положение столицы России, — отмечал Гудериан, — которая в значительной степени отличается от других столиц, например, Парижа, и является центром путей сообщения и связи, политическим и важнейшим промышленным центром страны; захват Москвы очень сильно повлияет на моральный дух русского народа, а также на весь мир. Я обратил его внимание на то, что войска настроены наступать на Москву и что все приготовления в этом направлении встречаются с большим восторгом».[30]
Убедить Гитлера не удалось, восторги так и остались восторгами.
В планах Гудериана был свой резон. Его и Готта танковые и моторизованные дивизии еще обладали большой пробивной способностью, они могли бы доставить немало неприятностей советским войскам при движении на Москву. Свою боеспособность они доказали в боях на Украине.
Повернув свои войска с Остера и Десны к югу, ломая сопротивление разрозненных советских армий, Гудериан прошелся по Брянщине и северным районам Украины. Ему удалось захватить ряд городов — Нежин, Конотоп, Путивль, Ромны. Во второй половине сентября 1941 года под ударами главных сил группы армий «Юг» пал Киев.
Причины неудач советских войск под Киевом анализировались многими военными специалистами и политическими деятелями, но в каком бы контексте ни рассматривался этот вопрос, ошибки Ставки Верховного Главнокомандования, допущенные в период боев за украинскую столицу, просматривались со всей очевидностью, что привело к трагедии, так называемому киевскому «котлу».
Ставка переоценила возможности только что созданного Брянского фронта. 2 сентября командующему фронтом А.И. Еременко была поставлена задача: «Гудериан и вся его группа должны быть разбиты вдребезги. Пока это не сделано, все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждем ваших сообщений о разгроме группы Гудериана».[31]
Гудериан нашел слабое место в обороне 21–й армии и основных сил Юго—Западного фронта и бросил в прорыв свои танковые и моторизованные соединения. Сюда же хлынули и правофланговые соединения 2–й полевой немецкой армии. Таким образом создавалась угроза Чернигову и всему тылу 5–й армии М.И. Потапова.
Военный совет Юго—Западного фронта требовал от Потапова удержать Чернигов, как всегда, удержать любой ценой. Но цена эта оказалась опять же слишком дорогой. Его армия была разбита, сам командарм оказался в плену. Разбита была и 40–я армия К.П. Подласа.
Пленного Потапова допрашивал Гудериан, задав всего лишь два вопроса. Первый: «Когда вы заметили у себя в тылу приближение моих танков?» Ответ: «Приблизительно 8 сентября». Второй: «Почему вы после этого не оставили Киев?» Ответ: «Мы получили приказ фронта оставить Киев и отойти на восток и уже были готовы к отходу, но затем последовал другой приказ, отменивший предыдущий и требовавший оборонять Киев до конца».
Вывод Гудериана: «Выполнение этого контрприказа и привело к уничтожению всей Киевской группы русских войск. В то время мы были чрезвычайно удивлены такими действиями русского командования».
Надо полагать, что комментарии тут излишни.
Успехи группы войск Гудериана на Юго—Западном и Брянском фронтах не радовали самого командующего. Он видел, что ударная сила его танковых и моторизованных соединений таяла на глазах, к тому же было упущено время, чтобы идти на Москву. Он пишет: «Бои за Киев, несомненно, означали собой крупный тактический успех. Однако вопрос в том, имел ли этот тактический успех также и крупное стратегическое значение, остается под сомнением. Теперь все зависело от того, удастся ли немцам добиться решающих результатов еще до наступления зимы, пожалуй, даже до наступления периода осенней распутицы. Правда, планируемое наступление с целью зажать Ленинград в более тесное кольцо было уже приостановлено. Главное командование сухопутных войск ожидало, что на юге противник уже не в состоянии будет организовать сильную и стойкую оборону против войск группы армий «Юг»; оно хотело, чтобы группа армий «Юг» еще до наступления зимы овладела Донбассом и вышла на рубеж реки Дон.
Однако главный удар должна была нанести усиленная группа армий «Центр» в направлении на Москву. Осталось ли для этого необходимое время?»[32]
Таким образом, мы видим, Гудериан был, вне всякого сомнения, дальновидным человеком. Время действительно играло на руку немцам. Последовавшие затем бои на орловско—курском и брянском направлениях позволили войскам вермахта продвинуться вперед к намеченной цели. 3 октября немцы захватили Орел, к концу месяца — Брянск и Вязьму. Это был опять же только тактический успех. Сумеет ли группа армий «Центр» превратить тактический успех в оперативный? Бои под Тулой показали, что Гудериан исчерпал свои силы.
Новый приказ Гитлера на период осеннего наступления, ставивший задачу перед 2–й танковой армией (танковая группа Гудериана была преобразована во 2–ю танковую армию) овладеть не только Москвой, но и городом Горьким (Нижним Новгородом), был не только нереальным, а и абсурдным, скорее из области фантастики.
На большие усилия Гудериан уже не был способен. Это чувствуется в его письме к жене, направленном в Берлин 17 ноября 1941 года:
«Мы приближаемся к нашей конечной цели очень медленно в условиях ледяного холода и в исключительно плохих условиях для размещения наших несчастных солдат. С каждым днем увеличиваются трудности снабжения, осуществляемого по железным дорогам. Именно трудности снабжения являются главной причиной всех наших бедствий, ибо без горючего наши автомашины не могут передвигаться. Если бы не эти трудности, мы были бы значительно ближе к своей цели. И тем не менее наши храбрые войска одерживают одну победу за другой, преодолевая с удивительным терпением все трудности. Мы должны быть благодарны за то, что наши люди являются такими хорошими солдатами».[33]
