Александр Торопцев - Двенадцать подвигов России
Однако к середине XIV века положение на Руси стало медленно меняться. А уже в начале второй половины этого столетия появились во многих княжествах новые города, окруженные крепостными стенами, монастыри, каменные храмы, сохранившие архитектурные традиции прошлых столетий. И этот факт не мог не обратить на себя внимание мудрых людей. Русь возрождалась! Казалось, у русских людей, бояр да князей не было ни физических, ни моральных, ни материальных ресурсов для строительства храмов, основания городов. Но они строили храмы, они основывали города! Как это удавалось данникам Золотой Орды? Что это были за упрямцы, тяготеющие к прекрасному, к духовному единению русского народа, единению, выражаемому повсеместным возведением православных храмов?!
В середине 70-х годов Феофан понял что ему придется покинуть родину, Византию, Константинополь.
Родина! Совсем недавно роскошная Византийская держава покатилась во второй половине XIV века к пропасти, к гибели. Гнетущая атмосфера упадка чувствовалась во всех сферах жизни, особенно в искусстве. Феофан с каждым годом все острее чувствовал давление столпов церкви, мешавших ему работать. Очень трудно творить любое произведение, когда за спиной стоит «начальник» и указывает, как и что делать.
Многие художники, мыслители, мастера-строители покидали Византию и уезжали на Апеннинский полуостров. Там расцветало во всей красе искусство. Там жизнь бурлила. Еще в 1240 году во Флоренции родился Джованни Чимабуэ, с которого берет начало могучее движение творческого духа, получившее название Ренессанс или Возрождение. Учеником Чимабуэ был великий художник Джотто (1266–1321). Его великим современником был поэт-гуманист Данте (1265–1321). В XIV веке работал Петрарка. Многие византийские художники и ученые, перебравшись на родину Джотто, Данте, Петрарки, приняли идеи гуманистов и реализовались в их творческом пространстве. Здесь византийского художника и «философа зело хитрого», как назовёт Феофана чуть позже знаменитый русский писатель Епифаний Премудрый, оценили бы по достоинству, здесь его талант расцвел бы пышным цветом.
Но Феофан не поехал в Италию. Он отправился в страну Русь. Почему он сделал это?
Потому что Феофана манило другое Возрождение — русское. От купцов и служителей православной церкви, прибывавших из Восточной Европы в Константинополь, он мог узнать о том, что в Новгороде в 1292 году была построена первая после долгого перерыва каменная церковь. Мудрый человек мог понять, что русский народ, данник ордынский, преодолел тяжелейший период, вызванный опустошительными походами ордынцев, и стал возводить на истерзанной земле храмы, основывать монастыри, строить прекрасные города.
Феофан приехал в Восточную Европу в тот момент, когда до Куликовской битвы оставалось несколько лет. Такие крупные, эпохальные события не происходят сами по себе, вдруг. Они являются логическим завершением целой цепочки событий. Феофан, мудрый человек, еще в Византии, по рассказам очевидцев, наверняка почувствовал, какое напряженное время переживают русские люди, сильные люди, удивительные люди! В религиозном отношении Русь была зависима от Византии. В экономическом и политическом отношении — от Золотой Орды. Территория русских княжеств была крепко сжата с юго-востока и северо-запада жесткими тисками ордынских ханов, литовско-польских королей и скандинавских конунгов. На Руси не прекращалась распря. Казалось бы, какие храмы, монастыри, города — выжить бы! Но — нет. Русские выжили, и теперь они устремились к высотам духа. Разве это не могло взволновать великого художника, мечтающего о свободном полете мысли в напряженной, напряжённейшей «атмосфере»?
Он прибыл в Новгород в конце 70-х годов XIV столетия. В эти годы здесь, на улице Ильиной, была построена церковь Спасо Преображения на средства знатного боярина и местных жителей. Они заказали византийскому художнику убранство храма. Феофан принял предложение и работал в церкви на Ильиной улице с величайшим вдохновением.
Многофигурная, динамичная композиция фресок и отдельные фигуры очень точно передавали мятежный дух времени, напряжение момента. Но мастер кисти и «философ зело хитрый» уже в 1378 году заметил и передал в сложном произведении нечто большее: самую суть предстоящих схваток русских с ордынцами.
Иностранец понял, что борьба с ордынцами только начинается, что будет она долгой и окончательный успех в ней достигнет лишь тот, у кого хватит терпения побеждать и проигрывать, проигрывать и побеждать, терять родных и близких и не отчаиваться, а копить силы, объединяться и драться за свободу, драться.
Со стен храма смотрят на людей Иисус Христос и Серафим, Ной, Иов и Мельхиседек, святые и отшельники. Все они суровы и строги, но в той суровости и строгости нет даже намека на обвинение, угрозу, старческую тягу к поучению, нравоучению. Все персонажи собраны Феофаном в церкви на Ильиной улице с другой целью, объемной и глубинной.
Об этом убедительнее всего говорит с фресок церкви фигура Макария Египетского.
Великий святой в поисках высших истин бытия шестьдесят лет прожил аскетом в пустыне. Это редкий случай в истории мирового отшельничества. Такие люди вызывают глубокое почтение и уважение даже среди недругов. К слову великих отшельников нельзя не прислушаться. Они много познали наедине с собой, наедине с богом.
Феофан «пригласил» Макария Египетского в церковь на Ильиной улице не баловства ради.
Старец, высокий, сильный, с почерневшим от пустынного жара ликом, с густой седой шапкой волос, ниспадающих к покатым плечам, к длинной бороде, к груди, стоит, повернув черные не воинственные, но крепкие ладони навстречу вошедшему в храм прихожанину. Этот молчаливый жест используют лишь люди, абсолютно уверенные в своей миролюбной силе. Так порою действуют авторитетные либо наделенные безграничной властью повелители, поднимаясь над толпой. «Люди, успокойтесь!» — вещает этот молчаливый жест. И люди успокаиваются, злость слетает с их душ.
Старец Макарий говорил другое своим жестом, воистину мудрое. Люди, вы обязательно достигнете цели. Но путь к ней будет сложен. Учитесь терпеть. Драться и терпеть. Терпеть и драться. За свободу. Она того стоит. И было в жесте Макария Египетского ещё одно, мудрое, очень нужное русским людям: «Перестаньте драться друг с другом! Так будет лучше!»
Через два года после того, как Феофан расписал церковь Святопреображения, русские одержали победу на поле Куликовом. И многим могло показаться, что жест старца Макария уже не отражает реалии времени. Борьба и терпение? Нет — великая победа! Так могли думать русские люди.
Победа была воистину великой, продолжал изрекать молчаливый старец своим жестом, но борьба вся ещё впереди, ещё придется потерпеть. Долго придётся терпеть.
ФЕОФАН И НОВГОРОДСКАЯ ШКОЛА ИКОНОПИСИ
Творить в Новгороде Феофану было вдвойне хорошо, приятно и полезно. Он сам здесь раскрепостился, поражая местных мастеров и знатоков силой мысли, вдохновенным полетом воображения, виртуозно смелой техникой письма, передававшей во фресках и иконах волнение мятежной души художника, динамичное напряжение и тревогу, не всеми понятую. И местные мастера, глядя на его работу, раскрепощались, устремлялись к поиску собственных идеалов, а также средств и способов передачи «реальных страстей» в столь ирреальном искусстве росписи церквей, искусстве, воистину божественном.
Местные мастера и заезжий грек обогащали друг друга, радовались этому, и человеку, не знавшему душевные порывы Феофана, могло показаться, что задержится он в Новгороде, в вечевой республике, надолго.
Великий грек расписал церковь Спаса Преображения. Под его мощным влиянием местные мастера исполнили роспись церквей Феодора Стратилата и Успения на Волотовом поле близ Новгорода. Эти работы долгое время приписывались самому Феофану. Так много в них было общего с росписью церкви Спаса Преображения.
Но виднейшие искусствоведы рассматривают росписи двух последних храмов «как свидетельство того влияния, которое Феофан оказал на новгородскую живопись, но отнюдь не как его собственные произведения. И в самом деле, независимо от чисто русских черт, автор первой должен быть признан значительно менее одаренным мастером, чем Феофан, а автор второй, по яркости своего темперамента не уступающий Феофану, по-видимому, не только многому у него научился, но и показал своим творчеством, где проходит разграничительная линия между феофановским влиянием и чисто новгородской живописной традицией». (Лев Любимов. Искусство Древней Руси. М., 1981, стр. 197).
Была и есть у русского народа, кроме всего прочего, одна отличительная черта, которую никак нельзя назвать очень уж благотворной для всех сфер жизни и для искусства особенно. Название этой черты народного характера — забывчивость. Мы еще не раз вспомним ее. Сейчас не о ней разговор. Сейчас важно сказать, что забывчивость всегда сопровождала русский народ вместе с другой чертой характера, с другим прекрасным качеством народным: абсолютной обучаемостью.
