Последняя обитель. Крым, 1920—1921 годы - Леонид Михайлович Абраменко
ЦК КПСС, Верховный Совет и прокуратура в последние несколько лет до XX съезда партии были завалены многими тысячами заявлений с требованиями пересмотра дел о репрессированных и восстановления их честного имени. Писали лагерники, ссыльные, выселенные и депортированные; писали отцы, матери, жены, дети и иные родственники расстрелянных и замученных в бесчисленных зонах ГУЛАГа; писали их родственники из-за границы; обращались с запросами о своих бывших арестованных работниках заводы, фабрики, институты.
В условиях нестабильного внутреннего и напряженного внешнего положения страны, нарастающего негодования народа, чреватого неминуемым взрывом и свержением скомпрометировавшей себя системы, Хрущев и его сторонники вынуждены были пойти на некоторую либерализацию власти. Путем ревизии деятельности сталинской политики, и прежде всего в вопросах применения репрессий, Хрущев пытался достичь крайне необходимых для него в то время целей:
• он упреждал нежелательные и вполне возможные претензии к нему за его участие вместе со Сталиным в незаконных репрессиях, а потому от них отмежевывался;
• он выгораживал своих соратников и приближенных, в том числе Игнатьева и Серова, который по поручению Хрущева чистил архивы, уничтожая все материалы об участии его самого в нарушениях законности;
• раскрывая публично тайну о грубейших нарушениях законов и произволе Сталина, он вплотную подбирался к своим потенциальным и опасным конкурентам в борьбе за власть — Молотову, Маленкову, Кагановичу, которые вместе со Сталиным посылали на расстрел сотни тысяч граждан без суда — по спискам. Обладая таким компроматом, Хрущев собирался в скором времени устранить их с политической арены;
• дискредитируя Сталина, показывая его тираном и виновником всех бед народа, подрывая его авторитет, он выставлял себя в стране и перед всем миром преобразователем, поборником законности и демократии, т.е. приобретал авторитет;
• имитируя инициативу ЦК КПСС и свою личную в осуждении беззакония и выдвигая программу ликвидации его последствий, он отбирал инициативу у народа, становился впереди движения этого процесса и возглавлял его;
• среди освобожденных из заключения и реабилитированных, а также в семьях расстрелянных и умерших в лагерях он приобретал своих сторонников, что, безусловно, укрепляло его власть;
• объясняя причины беззакония извращением марксистско-ленинского учения и отходом от него, он восстанавливал ленинские принципы партийного руководства в управлении страной, спасал советский государственный и общественный строй и коммунистическую идеологию от дальнейшего разрушения.
Таковы краткие, хотя и не полные, обстоятельства, движущие мотивы и задачи «хрущевской оттепели». Частично и на определенное время ему удалось достичь поставленной цели.
При этом привычный антинародный тоталитарный режим, прежний диктат, закрытость и тайна власти остались незыблемыми. До ликвидации коренных причин беззакония, восстановления справедливости, до подлинной демократии, политических свобод и гласности было еще далеко. Даже на XX съезде партии, опасаясь нежелательных выступлений делегатов, Хрущев не допустил какого-либо обсуждения его доклада. Кроме того, доклад был закрытым, недоступным для прессы и подлежал оглашению только на закрытых партийных собраниях членов КПСС и тоже без обсуждения.
Отбор архивных дел о репрессиях и их проверка производились специально допущенными к этой деятельности работниками прокуратуры и КГБ в условиях совершенной секретности и с соблюдением всех требований секретного производства. Протесты прокуроров на прежние незаконные приговоры рассматривались не коллегиями по уголовным делам судов в обычном порядке, а спецколлегиями. Адвокаты к этой работе не допускались. В случае отмены приговора и реабилитации ни сам осужденный, ни его родственники не разыскивались, а результаты пересмотра дела были известны только ограниченному кругу работников службы. Исключением мог быть лишь пересмотр дела по заявлению заинтересованных лиц весьма узкого круга. В этих случаях применялась весьма оригинальная практика. Если осужденный случайно оказывался жив, при освобождении из лагеря у него брали подписку о неразглашении порядков и условий содержания заключенных. Если он по прежнему приговору был расстрелян или умер в результате издевательств в заключении, то применялась инструкция КГБ при СМ СССР № 108 «с. с.» от 24 августа 1955 г. за подписью фаворита Хрущева председателя КГБ Серова, согласно которой фальсифицировались сведения о причине смерти. В ответах заявителям указывалось, что осужденный не расстрелян, скажем, в 1937 г., как было в действительности, а умер, например, в 1942 г. от перитонита, инфаркта, нефрита, воспаления легких и др.
Для сокрытия фактов массовых расстрелов фантазия гебистов была неисчерпаемой[907]. При покровительстве ЦК КПСС и самого Хрущева они не останавливались и перед совершением служебного подлога, наказуемого в уголовном порядке. В отделы Записи актов гражданского состояния (т.е. ЗАГСы) по месту прежнего жительства расстрелянного человека направляли предписание о регистрации его смерти, наступившей в недостоверное время и от выдуманных гебистами болезней. На этом основании ЗАГСы производили государственную регистрацию смерти и гражданам выдавали официальные свидетельства, содержавшие заведомо ложные сведения. Эти шедевры творчества КГБ, если не были исправлены по требованиям родственников, сохранились в ЗАГСах до сих пор. Для Серова совершение подобных и более тяжких преступлений было обычным делом. По исследованию Л.М. Млечина, Серов, будучи сыном тюремщика, принимал участие в незаконных репрессиях и был ведущим «специалистом» по депортации народов[908]. Знал ли об этом Хрущев? Знал, без сомнения, но ему нужна была такая «сильная» личность. А он, как единовластный глава КГБ, которому подчинены все архивы с материалами и делами о политических репрессиях за все годы существования советской власти, организовал проведение проверок архивных дел в первую очередь в отношении осужденных партийных деятелей и руководящего состава ЧК, ГПУ, НКВД.
Объем проверок дел и их пределы ограничивались только тем составом преступлений, которые вменялись им в вину и за что они были осуждены в прошлом, т.е. шпионаж, измена родине, диверсии и т.д. Все это при проверках, разумеется, не находило подтверждения. Никакие иные факты злоупотреблений и преступлений, выходящих за пределы обвинений, например применение во время службы в карательных органах недозволенных методов дознания, следствия и фальсификации материалов, не устанавливались и не брались во внимание. Так, под общий поток и шум компанейщины были реабилитированы почти все бывшие работники ЧК, ГПУ и НКВД, осужденные в 30-х годах[909]. Были реабилитированы и так называемые герои гражданской войны, большинство которых в то время повинны в смерти многих своих и «чужих» солдат, реабилитированы и все названные выше организаторы и исполнители кровавой «крымской операции». Случилось так, что без учета
