Ахиезер А. - История России: конец или новое начало?
Едва ли не самое выразительное подтверждение этого – слабое развитие отечественного малого предпринимательства. В данном отношении страна существенно отстает не только от Запада, но и от Восточной Европы: в одной Варшаве, например, столько же малых предприятий, сколько во всей России32. Искать причины такого положения вещей в особенностях национальной культуры россиян, в якобы присущей им органической «нестяжа-тельности» было бы неверно и потому, что около миллиона малых предприятий в России все же существует, и потому, что влияние культуры на поведение людей в разных странах можно зафиксировать только при идентичности условий, в которых им приходится действовать. Между тем условия эти в современной России, в отличие от той же Восточной Европы, таковы, что массовой экономической самодеятельности населения они не благоприятствуют.
Для ведения малого, как и любого другого, бизнеса в России требуются не только личная энергия и предприимчивость, но и капитал неформальных связей с государственным аппаратом. Или, говоря иначе, готовность вступать в коррупционно-теневой союз с его представителями, что увеличивает издержки и создает дополнительные риски, блокирующие развитие малого предпринимательства, приток в него новых людей. О том, что дело обстоит именно так, свидетельствует и вызревший запрос на правовой порядок у многих из тех, кто к сложившимся обстоятельствам сумел приспособиться. Но в бюрократическо-авторитарной системе запрос этот
32 Малое предпринимательство в России: Прошлое, настоящее и будущее / Под общ. ред. Е.Г. Ясина, А.Ю. Чепуренко, В.В. Буева, О.М. Шестоперова. М., 2004. С. 18.
не может получить удовлетворения, а потому и идущие от политической власти заявления о важности для экономики малого бизнеса и призывы к его развитию не могут найти в обществе заинтересованного отклика33.
При таких взаимоотношениях государства и бизнеса невостребованными оказываются и личностные ресурсы большинства наемных работников. И дело не только в том, что отсутствие инновационного климата и экономического роста, за исключением некоторых экспортных отраслей, исключает появление широкого спроса на потенциал высококвалифицированных специалистов-при том уровне оплаты труда, на который они могут претендовать в России, многие из них предпочитают уезжать за рубеж. Дело и в том, что бюрократическая «вертикаль власти» для выполнения своих социальных функций и поддержания своей устойчивости вынуждена облагать бизнес непосильными для него налогами и ограничивать права предпринимателей по отношению к работникам – прежде всего в вопросах найма и увольнения. Тем самым блокируется формирование на предприятиях конкурентной среды и возникает положение, при котором работодатель вынужден законодательные установления обходить и при котором «действительный институциональный фундамент российского рынка труда составляют не столько законы и контракты, сколько различные неформальные связи и практики»34. А это, в свою очередь, означает, что коррупционно-теневой порядок из элитных групп перемещается на нижние этажи общества и становится всепроникающим. Это
33 Политическое руководство страны неоднократно демонстрировало понимание и роли свободного бизнеса, в том числе и малого, в развитии экономики, и тех препятствий, которые стоят на пути этого развития. В выступлениях президента Путина подчеркивалось, что «успех страны в огромной степени зависит от успеха предпринимателя» (Послание Президента Владимира Путина Федеральному Собранию Российской Федерации // Российская газета. 2003.19 мая), что «у предпринимательства в целом – а малого в особенности – огромное количество претензий, связанных с неоправданным административным давлением», что «коррупция – это ‹…›прямое следствие ограничения экономических свобод» и что «задача государства -создать условия для развития экономических свобод» (Послание Президента Владимира Путина Федеральному Собранию Российской Федерации // Российская газета.2002.19 апреля). Проблема же, повторим, в том, что бюрократически-авторитарная система к такого рода политическим сигналам невосприимчива, она их отторгает – подобно тому, как отторгала призывы к интенсификации система советская.
34 Капелюшников Р.И. Российская модель рынка труда: мы не как все // Какой рынок труда нужен российской экономике? Перспективы реформирования трудовых отношений. М, 2003. С. 26.
означает, говоря иначе, что протогосударственная имитационно-Правовая культура, унаследованная постсоветской Россией от СССР, консервируется во всех слоях населения и во всех сферах его жизнедеятельности35. Опыт правового поведения, обусловленного соблюдением формально-контрактных принципов и норм, в таких условиях появиться не может, а без него «едва ли возможен не только эффективный рынок труда, но и, шире, – полноценное и работоспособное гражданское общество»36.
Консервативная стабилизация в данном отношении ничего изменить не в состоянии уже потому, что именно эту систему отношений она и укрепляет, замораживая личностные ресурсы развития и в управленческом слое, и в бизнес-классе, и в других общественных группах. Таким образом, после очередной попытки воплотить в жизнь европейский либерально-демократический идеал Россия вернулась на привычный для нее «особый путь». Но такие возвращения никогда не бывают буквальными повторениями. Существенные коррекции имели место и в данном случае, и выше мы попытались некоторые из них зафиксировать. Однако коррекции эти не могли не сказаться и на выборе цивилизационной стратегии – независимо от того, насколько сознательно и последовательно он осуществляется.
35 «Неправовые практики в сфере труда, – отмечает М. Шабанова, – это всего лишь часть неправового пространства, тесно взаимосвязанная с неправовыми отношениями в экономике и политике» (Какой рынок труда нужен российской экономике? С. 119).
36 Капелюшников Р. Комментарий к дискуссии // Там же. С. 121.
Глава 24 На цивилизационном перепутье
Едва ли не отчетливее всего беспрецедентная новизна вызовов и проблем, перед которыми оказалась постсоветская Россия, проявляется в трудностях ее цивилизационного самоопределения. Инициированный еще при Ельцине всероссийский поиск «национальной идеи» можно рассматривать как попытку, скорее всего неосознанную, восстановить давнюю традицию самобытного цивилизационного проектирования, как очередную заявку на обретение цивилизационной самодостаточности. Но уже одно то, что такую идею сформулировать так и не удалось, свидетельствует о глубине переживаемого страной кризиса идентичности. Если прежние отечественные цивилизационные проекты выявляли свою стратегическую нежизнеспособность после того, как выдвигались и начинали реализовываться, то теперь неразрешимые проблемы обозначились уже на стадии самого проектирования.
Конституция 1993 года, независимо от замыслов ее авторов, документировала новую цивилизационную стратегию. От прежних комбинаций силы, веры и закона, воплощенных в соответствующих институтах, в ней не осталось и следа. Она не только декларировала универсализм закона и равенство перед ним, что при отсутствии свойственных советским конституциям ограничительных оговорок блокировало произвольное применение силы. Провозгласив неотчуждаемость и природную первичность человеческих прав и свобод по отношению к государству и одновременно расширив их границы до права избирать главу государства, Конституция лишила прежней политико-идеологической роли и веру. Отбрасывая ее атеистическо-коммунистический вариант, Россия отказывалась и от использования ее религиозной формы в качестве источника легитимации власти. А если учесть, что после многовекового подчинения государству церковь стала от него независимой, то принципиальная новизна постсоветского цивилизационного выбора страны станет очевидной. Отсюда, однако, еще не следует, что остался в прошлом поиск ею своей цивилизационной особости и самобытности. Попытки сформулировать «национальную идею» свидетельствуют о нежелании от такого поиска отказываться. Неудачи же на этом пути лишь обозначили сложность и неподатливость проблемы. Отложив ее решение при Ельцине и продолжая откладывать при Путине, Россия остановилась на цивилизационном перепутье.
Страны Восточной Европы и бывшие советские республики Прибалтики с подобными проблемами не сталкивались. Они изначально ориентировались на интеграцию в современную западную цивилизацию и ее институты – иные «национальные идеи» всерьез не обсуждались уже потому, что не выдвигались. Поэтому многие из них довольно быстро оказались в составе НАТО и Европейского союза, а другие готовят себя к тому же и ждут своей очереди. Постсоветская Россия тоже сделала несколько шагов в этом направлении. Речь идет не только о статусном членстве в «Большой семерке» – клубе семи наиболее развитых стран мира, превращенном после принятия туда России в «восьмерку», но и о вступлении в Совет Европы, а также о признании Москвой обязательными относящихся к ней решений Европейского международного суда по правам человека. Тем самым вектор цивилизационного развития был обозначен достаточно отчетливо. Страна двинулась в западную цивилизацию второго осевого времени, самим этим движением подтверждая, что притязания этой цивилизации на осевой, т.е. глобальный, статус отнюдь не безосновательны. Но то не было и отказом от поиска самобытной альтернативы, который, однако, конкретного воплощения в новом цивилизационном проекте так и не получил.
