Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен
Рауль де Гокур и Рено де Шартр отправились во Францию вскоре после 20 июня 1416 года. Через несколько дней за ними последовал личный представитель Сигизмунда I, Николай Гараи, граф-палатин Венгрии, с документами, описывающими предложения, и личным письмом германского короля, в котором он рекомендовал их Карлу VI. Вскоре после них в Париж прибыл секретарь Канцелярии Филипп Морган, один из немногих людей, которым Генрих V доверял свои самые тайные секреты. Моргана сопровождали еще два чиновника. Они привезли с собой заверенные печатью полномочия короля на заключение перемирия. Похоже, считалось само собой разумеющимся, что предложения принцев-пленников будут приняты. Тем временем участники конференции разошлись в ожидании дальнейших событий: пленники — в свои охраняемые покои, Сигизмунд I — в уютную обстановку замка Лидс в Кенте, а Генрих V — для наблюдения за сбором своей армии в Саутгемптоне. Вильгельм Баварский вернулся домой. Чтобы поддерживать с ним контакт, король поручил своему другу и советнику Джону Каттерику, епископу Ковентри, который возвращался на Собор в Констанц, сопровождать его до Ле-Кенуа и оставаться при дворе в Эно в течение следующих недель[612].
Николай Гараи добрался до Парижа в начале июля 1416 года. Он и его спутники были приняты с большим блеском и пышностью и вскоре были допущены в Совет для изложения предложений своего господина. Это было большое и взволнованное собрание, на котором присутствовали ведущие члены Счетной палаты и Парламента. Король безучастно сидел на троне. Самым заметной отсутствующей фигурой был герцог Беррийский, который умер тремя неделями ранее в Нельском отеле в возрасте семидесяти шести лет, осколок прошлого, переживший золотые годы Карла V, и один из последних твердых сторонников мира с Англией в лагере арманьяков. После того как Николай Гараи изложил предложения, каждому советнику по очереди было предложено высказать свое мнение. Первым выступил Людовик Анжуйский, самый старший член королевской семьи и поддержал предложения. Как и большинство тех, кто последовал за ним. Но коннетабль, чья очередь подошла к концу заседания, горячо осудил их. По его мнению, Сигизмунд I и Вильгельм Баварский не были беспристрастными посредниками, а играли на руку королю Англии. Их истинной целью было деблокада Арфлёра, сопротивление которого подходило к концу. Трехлетнее перемирие было лишь приемом, чтобы дать англичанам время сделать его неприступным, как Кале. Предложенная встреча на высшем уровне была ловушкой, как и встреча на высшем уровне с Ричардом II в 1396 году, когда были даны бесчисленные обещания, которые англичане не собирались выполнять. В конце этой речи коннетабль убедил большинство присутствующих светских советников.
Однако "некоторые хитрые и опытные люди" (их имена не называются) предложили средний курс. Было известно, что Филипп Морган направлялся в Париж с полномочиями согласовать условия от имени Генриха V. Вместо того чтобы сразу отвергнуть их, эти люди предложили, что Совету будет лучше встретиться с Морганом, но затянуть обсуждение перемирия на столько, сколько будет необходимо, чтобы коннетабль смог вернуть Арфлёр. Так советники и решили поступить. На эту роль был назначен Рено де Шартр, которого поддержали два члена Совета и дипломатический секретарь короля Готье Коль. Это решение обязывало французское правительство к дорогостоящим военным операциям в течение следующих недель. Поэтому следующий этап заседания был посвящен обзору плачевного состояния финансов. Январскую талью оказалось чрезвычайно трудно собрать, за исключением Нормандии и других регионов, непосредственно пострадавших от угрозы со стороны Англии. Приток денег прекратился. Было решено ввести еще одну талью в размере 600.000 франков, чтобы покрыть расходы на успешную осаду Арфлёра — единственный случай, когда правительство пыталось взимать два налога в течение одного года. 7 июля было составлено и скреплено печатью письмо от имени Карла VI, в котором официально принимались предложения посредников и сообщалось, что представители короля встретятся с английскими послами в соборном городе Бове 17 июля для детального обсуждения[613].
Тем временем коннетабль с удвоенной яростью продолжал осаду Арфлёра. В поисках моряков были разосланы отряды вербовщиков. По всей Нормандии набирали каменщиков, плотников и кузнецов для строительства осадных сооружений и оборудования. Огромные запасы продовольствия направлялись в армию осаждавшую город. Внутри Арфлёра условия были ужасными. С начала осады только одному кораблю с припасами удалось прорвать блокаду, да и то лишь пройдя через французские линии под белым знаменем Франции — трюк, который вряд ли удалось бы повторить дважды. Туша корова стоила 10 марок, что в нормальных условиях равнялось цене хорошего боевого коня, хотя все боевые кони уже были съедены. Много лет спустя сэр Джон Фастольф, который был одним из лейтенантов Дорсета во время осады, считал, что 500 человек умерли от голода. Это было преувеличением старого вояки, но ясно, что многие люди действительно умерли. Только решимость и высокий статус графа Дорсета позволили поддерживать дисциплину в условиях, которые привели бы любой другой гарнизон к мятежу и продаже врагу[614].
Англичане вскоре поняли, что кажущееся согласие французского правительства с планом посредников было притворством. Граф Арманьяк не вел себя так, как будто ожидал перемирия. Сообщения, поступавшие из Бове, были обескураживающими. Когда английские агенты прибыли туда 17 июля, не было сделано никаких приготовлений для их приема. Они были вынуждены за свой счет разместиться в обычных гостиницах города и обнаружили, что
