Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен
Эта задержка едва не стала роковой для гарнизона, запасы которого быстро истощались. Граф Дорсет написал несколько писем королю и Совету с просьбой прислать продовольствие, артиллерию и другие товары. "Но ничего не прислали, — жаловался он, — что огорчает меня и всех верных подданных короля… чьи тяготы растут с каждым днем, и вскоре можно ожидать, что они останутся без продовольствия". Проблема заключалась не в инертности, как предполагал Дорсет. На самом деле большая часть материалов, о которых он просил, уже была закуплена и накапливалась на складах портов южного и восточного побережья. Корабли стояли на якоре в Сэндвиче, Грейвзенде и Саутгемптоне, готовые доставить их в осажденный город. Но пока не удастся собрать достаточно сильный флот, чтобы прорвать французскую блокаду, они были обречены оставаться на месте. Тем временем Дорсет предупредил короля, что его люди не смогут продержаться до начала июня. Чтобы убедить короля в этом, он поручил передать это послание в Англию двум старшим офицерам городской администрации и опытному рыцарю из гарнизона. "Они скажут более ясно, чем я"[601].
* * *
Сигизмунд I Люксембург въехал в Париж 1 марта 1416 года с огромным эскортом из 800 всадников. Это было последнее большое государственное событие, свидетелем которого город будет в течение нескольких десятилетий. Французский двор сделал все возможное, чтобы произвести впечатление на гостя и польстить его тщеславию. В Этампе за тридцать миль от города его встречали на дороге офицеры и ведущие горожане, в Лонжюмо — советники и адвокаты, а в Бур-ла-Рен — герцог Беррийский, канцлер и весь королевский Совет. Улыбки, объятия и тщательно срежиссированные демонстрации официальной привязанности не претерпели особых изменений за шесть столетий. Сигизмунд I вошел в столицу Франции через ворота Сен-Жак и был сопровожден по улице Сен-Жак к острову Сите. Короля, который то и дело впадал в безумие, нарядили для его приема и усадили на трон на вершине монументальной каменной лестницы дворца Сите. Затем Сигизмунд I был размещен в Лувре. Большая часть пяти недель, проведенных им в городе, была посвящена осмотру его достопримечательностей, восхищению придворными дамами и участию в длинной череде балов и пиров. На французов Сигизмунд I не произвел никакого впечатления и показался им довольно грубым человеком. Когда его принимали при дворе, он уселся на место короля в зале Парламента и и пытался вмешиваться в рассматриваемые дела. Он подавал дамам за своим столом мясо с острыми специями и крепкие вина, которые никто из них не мог ни есть, ни пить. Он был откровенно скуп, делал подарки в виде дешевых украшений и не сделал подношений, когда его принимали в Нотр-Дам[602].
Для сравнения, о делах, ради которых приехал Сигизмунд I, известно очень мало. Возможно, потому, что произошло очень мало событий. Возможно, этому способствовало высокомерное отношение французов к своему гостю. Но более фундаментальной проблемой был вакуум власти в сердце французского государства. Не было никого, кто обладал бы волей и властью для достижения соглашения с Англией. Карл VI время от времени появлялся на публике, когда позволяло состояние его здоровья, но был не в состоянии участвовать в делах. Его место занял герцог Беррийский, фигура достойная, но теперь почти полностью лишенная влияния. Граф Арманьяк был в плохих отношениях с германским королем. Он один среди знатных людей Франции отказался отречься от верности антипапе Бенедикту XIII. И граф не был заинтересован ни в какой сделке с Англией, которая могла бы помешать ему отвоевать Арфлёр. Арманьяк продемонстрировал свое презрение ко всей этой процедуре, уехав в Нормандию сразу же после прибытия Сигизмунда I. Германский король провел несколько встреч с остальными членами королевского Совета, но, похоже, они не дали ничего, кроме словесных изъявлений доброй воли. Для Сигизмунда I, как и для большинства других наблюдателей, было очевидно, что без восстановления власти правительства ничего нельзя добиться, а для этого необходимо договориться с герцогом Бургундским. Но коннетабль был категорически против этого. Раздраженный и разочарованный, в середине марта Сигизмунд I резко объявил о своем намерении отправиться в Англию[603].
Это решение должно было стать неожиданностью для Совета французского короля. Ранее Сигизмунд I не высказывал никаких намерений посетить Англию. Есть все основания полагать, что это было частью дерзкого плана по обходу арманьякских сторонников в королевском Совете, который зародился во внутреннем кругу королевской семьи.
Граф Арманьяк не пользовался популярностью в ближайшем окружении короля. Королева возмущалась его придирками и после катастрофы при Азенкуре стала беспокоиться о наследстве своих детей. После нескольких лет, в течение которых она более или менее отстранилась от политики, она вновь начала играть более активную политическую роль. Преждевременно состарившаяся в сорок шесть лет и настолько немощная, что ее приходилось возить в инвалидном кресле, она была заметна на празднествах по случаю визита Сигизмунда I. Изабелла видела в своем сыне Иоанне Туреньском инструмент для прекращения гражданской войны, естественного преемника линии на примирение начатой Людовиком Гиеньским. Она считала недопустимым, что споры между арманьякскими советниками ее мужа и герцогом Бургундским мешают принцу приехать в Париж и занять свое законное место во главе правительства.
Изабелла нашла союзника в лице тестя молодого принца, своего кузена Вильгельма Баварского из рода Виттельсбахов. Вильгельм находился в Париже вместе с канцлером нового Дофина и другими офицерами его дома на протяжении всего визита Сигизмунда I. Когда Сигизмунд I решил посетить Англию, Вильгельм Баварский предложил поехать с ним в качестве совместного посредника. Хронист из Сен-Дени сообщает со слов "хорошо осведомленных людей", что это была идея Сигизмунда I. Несомненно, Сигизмунд I принял ее, но на самом деле она была одобрена и, вполне возможно, задумана королевой Изабеллой. В Лондоне можно было привлечь к переговорам герцогов Бурбонского и Орлеанского. Герцоги были пленниками Генриха V. Но они были королевскими принцами, превосходящими знатностью всех советников Карла VI, за исключением герцога Беррийского. Даже находясь в плену они оставались значительными политическими фигурами и могли быть более гибкими переговорщиками, чем граф Арманьяк, и более сговорчивыми в отношениях с английским королем. Генрих V ясно
