Как Николай II погубил империю? - Александр Иванович Колпакиди
Полтора раза, говорите? Вот только от года к году урожаи скакали с проворством блохи, так что результат зависит от того, какой год с каким сравнивать. Скажем, в 1894 году было собрано 2969,8 млн пудов зерновых, а в 1914‑м — 3276 млн. Ну никак не выходит в полтора раза, как ни старайся, какие-то жалкие 10 %. А теперь возьмем 1895‑й (2673, 2 млн пудов) и 1913‑й (4265,4 млн) — и получим даже больше, около 60 %. А если мы приплетем сюда антирекордный 1897‑й (2263,3 млн) — так почти вдвое натянем[20]. С тем же успехом можно и отрицательную динамику продемонстрировать — все в наших руках.
Есть, впрочем, и еще один показатель — урожайность. Ее тоже непонятно как подсчитывали… то есть понятно, как: условный валовый сбор делился на общую посевную площадь. Если вынести за скобки рекордно урожайные и рекордно неурожайные годы, она держалась где-то на уровне 45–55 пудов с десятины, или 7,5–9 ц с гектара (и опять, с учетом крестьянских полосок, показатель наверняка завышен). Это в нашей передовой сельскохозяйственной державе — а что за границей?
Возьмем рекордный для страны по урожаю 1913 год и сравним с другими странами. В России в том году урожай пшеницы составил 8,2 ц с га. В США, где тоже было сколько угодно земли, большие расстояния и сложная логистика, что естественным образом ограничивало применение удобрений, — все же 10,2 ц. А вот сколько собирали в по-настоящему передовых государствах: Великобритания — 22,3 ц, Бельгия — 25,2 ц, Германия — 23,5 ц с га, т. е. в три раза больше, и это еще не предел.
А еще есть такой замечательный показатель, как товарность: какой процент продукции хозяйства идет на продажу. Именно товарность определяет, сколько горожан может прокормить один крестьянин. А тут у нас вообще все весело!
Сейчас только ленивый не приводит знаменитую таблицу из доклада Сталина «На хлебном фронте». Согласно ей, до войны товарность сельского хозяйства России выглядела так:
Как мы видим, общая товарность российского сельского хозяйства составляла 26 %. То есть на уровне «средней температуры по всем больницам империи», чтобы прокормить одного горожанина, нужно было четыре крестьянина. Троих, соответственно, должны были кормить двенадцать, а оставшиеся пять из семнадцати обеспечивали импорт.
Впрочем, как водится, везде много нюансов, или, говоря по-умному, дьявол прячется в деталях.
Частновладельческих, или, иными словами, помещичьих, хозяйств перед войной насчитывалось около 76 тыс. Владели они 7,2 млн десятин, или, в среднем, по 100 десятин на душу помещика. Тоже, как видим, те еще агрогиганты, но попадались в этом садке и довольно крупные рыбы. 9,9 тыс. из общего числа засевали около 55 % общей помещичьей площади, или 4 млн десятин. Тут уже приходится 400 десятин на хозяйство. И лишь 2,7 тыс. хозяйств (3,2 %) имели посев более 500 десятин[21].
Какая-то часть хозяев действительно занималась своим делом всерьез — применяли машины, покупали сортовые семена, изучали передовые технологии. Но что такое даже 4 млн десятин по сравнению с общей посевной площадью державы, которая составляла в 1914 году 107 млн?[22] Меньше четырех процентов!
Большинство же мелких помещичьих хозяйств не слишком отличались от крестьянских: та же архаичная технология обработки земли, лишь чуть-чуть получше по качеству за счет более сытых лошадей, поперечной вспашки, какой-нибудь прикупленной сеялки-жнейки. Это качество давало прибавку на пару десятков пудов с десятины по сравнению с крестьянами, но и только. Отсюда и такая низкая товарность (совхозы, например, даже в первые годы своего существования давали около 60 % товарной продукции). Надо было оставлять зерно на семена, на прокорм скота, да и работу батраков большей частью оплачивали не деньгами, а натурой. Правда, многие хозяйства имели свои винокуренные заводы и мельницы, что несколько повышало товарность за счет разных скрытых механизмов. Как бы то ни было, при 12 % валового сбора помещики давали 21,6 % продаваемого хлеба и имели товарность 47 %. Даже притом что их насчитывалось очень мало, при дальнейшем укрупнении хозяйств это был перспективный путь развития аграрного сектора. Но не они определяли состояние пресловутого сектора, увы… Для этого их было слишком мало.
Зажиточных крестьянских хозяйств, именуемых в таблице кулаками, насчитывалось около 5 %, или примерно 1 млн хозяйств. Составляя 5 % от общего числа хозяйств, они производили 38 % валового сбора и половину товарного хлеба. Кстати, а как они ухитрялись это делать? Давайте посчитаем, безбожно завышая при этом показатели. Самые зажиточные крестьянские хозяйства имели наделы не более 15 десятин (те, у кого больше, составляли такой ничтожный процент, что ими можно пренебречь). Урожайность возьмем среднюю в хороший год — 50 пудов с десятины. Совершив простую арифметическую операцию с этими очень завышенными цифрами, мы получим валовый сбор кулацких хозяйств в 750 млн пудов. Откуда же взялись остальные 1200 млн?
Дело в том, что кулак являлся не только и не столько хлеборобом, сколько мелким сельским предпринимателем. Во-первых, ростовщиком: давал взаймы зерно, лошадей, инвентарь. Оплату он, естественно, получал натурой — зерном, отработкой, землей «в аренду». Одному хозяину дал весной семян, получив за каждый мешок два. У другого за долги прибрал земельный надел, третьему, тоже за долги, велел его обработать, а урожай положил себе в амбар. Кроме того, промышляли они еще и скупкой зерна у бедных хозяев, которым не было резона ехать на ярмарку ради десятка пудов. Так вот, по зернышку, и набегали 38 % валового сбора.
Назвать кулацкий путь развития сельского хозяйства перспективным язык не поворачивается. Скорее, это был путь к гражданской войне на селе — как в итоге и получилось.
Но общее состояние аграрного сектора определяют не передовики производства, а основная масса хозяйств. Сколько, кстати, их было? А вот это тайна! Общее число крестьянских дворов я не нашла ни в одном справочнике. Пришлось идти, как «нормальному герою», хитрым обходным путем. В справочнике «Россия. 1913 год»[23] мне удалось найти таблицу распределения сельскохозяйственных машин по дворам. Выбрав из списка сенокосилку, я выяснила, что одна такая машина приходится на 104 двора. А всего на 1910 год в Российской империи их было 200 380 штук. Перемножив эти два числа, я получила без малого 20,8 млн дворов
