Красная Эстония. Свобода – наша реликвия - Коллектив авторов
«Бумажные знаки, которые сейчас выпущены в качестве денег… собственно говоря, являются одной из основных причин, почему жизнь у нас все дорожает и никак не может идти в ногу с повышением заработной платы». Это так. И – это так во всем мире. Но именно потому, что это явление повсеместное, нельзя здесь, в Эстонии, ликвидировать это явление, не уничтожив основ капиталистической экономики, точно так же, как нельзя этого добиться капиталистическими методами в других странах мира!
Государственные мудрецы белой Эстонии, стремясь разрешить эту проблему, прибегали до сего времени к следующим «планам». А именно, министерство финансов рекомендовало крайнюю экономию в расходах, ограничение ввоза товаров, расширение производства и повышение производительности труда, увеличение экспорта и т. д. («Обзор деятельности министерства финансов» – «Пяэвалехт» № 203, 20 сентября 1919 г.).
Но дело в том, что «крайнюю экономию» и другие столь же хорошие и даже еще более прекрасные меры можно проповедовать и даже с огромным патриотическим воодушевлением, однако факт остается фактом, – с ноября 1918 по апрель 1919 года эстонское государство господ израсходовало на войну только 100 миллионов марок, т. е. в среднем примерно по 20–25 миллионов в месяц, а с июля 1919 года по декабрь – уже 1030 1/3 миллиона марок, т. е. в среднем примерно по 170 миллионов в месяц. Экономией это назвать нельзя! Ведь это факт, что министерство финансов, несмотря на всю свою «производительность», сумело выдумать и включить в бюджет 1919 года только 187 миллионов марок доходов, между тем: как сумма расходов за это время достигает 1.587.840.000 марок. Доходы составляют только двенадцать сотых расходов, и то только на бумаге. Еще более характерную картину мы получим, если возьмем прямые и косвенные налоги, которые согласно бюджету дадут 66,5 миллиона и покроют примерно четыре сотых расходов!
Такая невероятно огромная недостача является знамением времени! Некогда, т. е. до мировой войны, недостачи в государственных бюджетах были таковы, что их можно было покрыть либо путем внутренних займов, либо путем повышения налогов. Количество бумажных денег согласовывалось тогда, как правило, с требованиями товарооборота, товарообмена. Теперь это соотношение совершенно нарушено, ибо бумажные деньги государственная казна швыряет на разрушение ценностей – на войну. Так делается в Эстонии. Восемьдесят восемь сотых расходов в 1919 года покрываются путем выпуска займов или печатания бумажных денег.
Никакие внутренние займы не покроют такого дефицита. Едва ли они покрыли бы дефицит мирного времени. Любовь эстонских патриотов к отечеству не превышает их страха перед грядущей революцией трудящихся! С налогами же дело совсем безнадежное.
К. Партс докладывал в ноябре серым баронам на их республиканском съезде, что на каждого жителя приходится уже 6000 марок государственных долгов, а если разложить проценты с государственных долгов на все трудоспособное население, то на душу придется по 500 марок в год. Парте осмелился в связи с этим заявить, что государственные налоги платить необходимо, а серые бароны ответили на это увещевание свистом и топаньем!
Чтобы уплатить проценты по внешним долгам и погасить краткосрочные внешние кредиты, государство господ вынуждено залезать в новые долги. Оно намерено в 1920 году реализовать в стране заем победы в сумме 100 миллионов, и наряду с этим испрашивает у учредительного собрания разрешение на выпуск новых бумажных денег «стоимостью» в 500 миллионов! Таким образом, – одна надежда на типографии, в которых можно было бы в нужном количестве штамповать эстонские марки.
Народнохозяйственные и государственные перспективы независимого эстонского карточного домика особенно безотрадны потому, что вся заводская промышленность Эстонии разрушена. Министр промышленности А.Янсон, отчитываясь перед учредительным собранием 29 апреля, ничего не смог сказать, кроме буквально следующего:
«Вторым крупным отделом министерства является промышленный отдел. В ведении этого отдела находятся все наши промышленные предприятия. Их зарегистрировано под названием фабрик 200. Более крупные из них принадлежат в основном иностранным акционерным обществам, средние и мелкие – частично эстонцам. Большинство предприятий продолжает работать на полный ход или с неполной нагрузкой. Однако часть фабрик не работает, и число безработных велико. Основная трудность заключается в том, что у многих фабрик нет сырья и денег на выплату заработной платы, для некоторых же закрыты рынки сбыта. Фабрикам отпущен кредит в сумме более 3.5 миллиона. Новых заявок подано примерно также на 3.5 миллиона. На днях положение одной фабрики опять стало критическим и ведутся переговоры между рабочими, фабрикантами и министерством» («Таллина Театая» № 96, 1919 г.).
Точка – и все!
Читая такой отчет государственного деятеля, невольно воскликнешь: Пауль Пинна[43] разыграл бы перед этими олухами сей фарс не хуже, очутись он на этой высокой трибуне: в Эстонии имеются промышленные предприятия. 200 из них называются фабриками. Часть фабрик работает, часть нет. Одни хотят получить от государства кредит, другие – нет. А вот я – министр промышленности!
Но нет!! Это был не балаган! Это был парад государственных деятелей в учредительном собрании, на котором правительство Пятса выступало с отчетом. Что из того, если министрам нечего было поведать, кроме того, что, мол, в моем министерстве столько-то отделов, в этих отделах столько-то швейцаров и чиновников и эти отделы ведают территорией в 40.000 квадратных верст! Есть государства, территория которых еще куда меньше – почему же нам не быть независимыми и не плодить министерства для откармливания племянников!
Теперь у них имеется территория, на этой территории они обнаружили 200 «фабрик» и узнали, что часть из них работает, а часть – нет, и это явилось гигантским шагом вперед в их азартной игре! Но дело возрождения промышленности это не продвинуло вперед ни на шаг.
Металлообрабатывающая промышленность целиком разрушена. Эта промышленность превратилась в прозябающую отрасль ремонтной промышленности, которая перебивается из кулька в рогожку за счет казенных заказов и занята выполнением ремонтных работ. На машиностроительных и судостроительных заводах («Двигатель», Крулль, Вийганд, «Вольта», Беккер, Русско-Балтийский, Ноблесснер) в 1917 году работало 17 000 рабочих, а сейчас – менее 2000.
В Англии уже не удается получить того дешевого угля, которым питались эти фабрики и заводы. Не достать и металла! Финляндия и Швеция скупили в Эстонии все имевшееся еще здесь железо и лом. Весь мир испытывает угольный голод. Забастовки рабочих угольных шахт и рудников вспыхивают во всем мире. Они все ширятся, происходят все чаще. Они расшатывают устои всего капиталистического мира. Но
