Евгений Лазарев - Друиды Русского Севера
На то, что первый корень в этом термине скорее всего не сводится лишь к греческому слову начало, косвенно указывает и второй его корень, χυμ-. В любом серьезном учебнике по истории химии можно прочитать о том, сколько существует различных вариантов его истолкования, причем не только на основе греческого языка. Более того, есть и прямое свидетельство того, что корень αρχυμ— следует считать более архаичным, нежели древнегреческая, александрийская терминология алхимии.
Существует один очень интересный греческий алхимический трактат эпохи Средневековья, редко упоминаемый, поскольку он вроде бы представляет собой лишь перевод на греческий язык вышеупомянутого труда Альберта Великого. Этот трактат в 1887 г. описан и отчасти процитирован (по греческой рукописи 2419 из Национальной Парижской библиотеки) Марселеном Бертло во вводном томе к его «Собранию греческих алхимиков». Согласно тексту самого трактата, его первой странице, автором его является ο μέγας διδάσκαλος Πέτρος ο Θεοκτονίκος, «великий учитель Петр Теоктоник»; однако в конце текст подписан именем του αδελφου Аμπερτου του Θεοκτονίκου, «брата Аберта Теоктоника». М. Бертло выдвигает правдоподобное предположение, что и то, и другое — искаженное при переводе и переписке латинское Albertus Teutonicus (Ampertos могло превратиться в Petros), Альберт Великий{50}.
И в этом трактате алхимия называется необычно: αρχημία. Вот как выглядит в переводе его заглавие: «Начало “Прямого Пути” великого учителя Петра Теоктоника к Искусству Архимии» («Прямой Путь», по-латыни «Semita Recta», это одно из названий алхимического трактата Альберта Великого). Несколько далее приводится такое определение этого Искусства: «Αρχημία έστιν πραγμα παρα των αρχαίων ευρισκομένην, χιμία δε λέγεται ρωμαιστη, φραγγικα δε μαζα»{51} — «Архимия — это деяние, открытое древними; по-ромейски она называется химия, по-франкски же — мадза». Однако слово μαζα вызывает скорее ближневосточные ассоциации. Может быть, φραγγικά употреблено в расширительном смысле (как родственное слово фряги на Руси означало неопределенного иностранца)? Может быть, это искаженное производное от φρύγιος, фригийский? Тогда древние мудрецы, упоминаемые в трактате, открыватели архимии, могут представлять древнеанатолийскую традицию, уходящую корнями в палеоевропейскую культуру. И начальный корень в слове архимия уместно, пожалуй, сопоставить с борейским, палеолитическим HVRKWV, реконструированным С. А. Старостиным и связанным с идеей сокрытия, совершения тайных действий (этический негатив в более поздних словах-дериватах может быть вторичным), со всеми арктическими и аркадийскими ассоциациями.
Карн — Полярная Гора. Аспект светоносности (казалось бы, никак не обусловленный функционально) обнаруживается и в реконструированном гиперборейском сакральном термине, который обозначает Гору Полюса, маркирующую священный Центр Мира. Здесь речь пойдет об одном из, по крайней мере, двух таких терминов: о втором, лучше всего известном нам как индуистская Гора Меру, уже написано немало — У. Уорреном и Б. Г. Тилаком, Г. М. Бонгард-Левиным и Э. А. Грантовским и многими другими; часто обращался к символике Меру в своих книгах В. Н. Демин. Сейчас мы поговорим о термине, гораздо менее разработанном, однако имеющем весьма важное значение для гиперборейских реконструкций.
Пожалуй, прежде только Р. Генон однозначно определил символ священной Горы Полюса словом «Карн», или «Карна», истолковывая его как «Высокое Место». Генон был убежден, что лишь кельты (по его словам, носители гиперборейских традиций) сохранили первоначальное имя этой Горы, поскольку священная пирамидка из камней называлась у них «карн», cairn.
В рамках компартивистской парадигмы это звучит недостаточно убедительно. Впрочем, кельтская традиция действительно обнаруживает глубочайшую архаичность символики каменной пирамидки: cairn — это груда камней на вершине горы, что может быть истолковано как образ Мировой Горы. По-видимому, cairn у кельтов имеет отношение и к отголоскам очень древней религии Великой Богини. Р. Грейвс, во всяком случае, связывает именно с этой религией (где Богиня предстает в трех ипостасях: юной Девы, всепорождающей Матери и мудрой Старицы) записанную в XVIII веке ирландскую легенду о великанше, которая построила из камней трехгранную пирамиду cairn{52}.
Однако все это еще не доказывает гиперборейскую древность самого слова «кайрн» или, если опустить гласные корневой основы, морфемы *KRN. Кельтская мифология позволяет расширить спектр значений этого слова. Если допустить, что формант — N первоначально не входил в состав корня, а означал принадлежность или притяжательность (такой аффикс или отдельная частица весьма часто встречается не только в ностратических языках, но есть также в палеоазиатских языках и в айнском, что позволяет соотносить — N с гиперборейским субстратом), то в корне остается *KR. А это не только делает исследуемую форму «прозрачной» с точки зрения славянских этимологии («гора» — «горный»), но и позволяет дополнить смысловой ряд кельтским символическим образом мистериального характера — «Кайр Сиди» (Caer Sidi) — «Крепость Сидов»; синонимический ему образ — «Кайр Вандви» — «Крепость на Вершине».
Символизм Мировой Горы тут сохраняется, но воздвигнутое на ней сооружение уже является не просто ее символической репликой (каменной пирамидкой), но крепостью, священной твердыней. Наверное, правомерно будет допустить ностратическую древность этого смыслового оттенка морфемы *KR(N). Например, у нганасан, самых северных представителей уральской языковой семьи, слово «кору» означает дом, в том числе мифический, из красной меди: там жили «Меднокрасные» предшественники нынешнего человечества{53}, которых, с известными допущениями, можно сопоставить с кельтскими эльфами-сидами, также владевшими землей ранее современных людей.
Намеченные выше смысловые оттенки исследуемого термина подтверждаются сведениями, сохранившимися в религии других индоевропейских народов. Так, в Элевсинских Мистериях греческой Античности употреблялись сосуды под названием κέρνος: их верхняя часть образовывала горку из множества маленьких чаш. Эти сосуды рассматриваются как реликты более древних Мистерий Реи — Великой Богини{54}: убедительное соответствие с приведенными выше сведениями из кельтской мифологии.
А комплекс представлений, связанных у древних греков с Кроном, Кроносом — небесным властителем золотого века и Острова Блаженных, — связывает семантему KRN непосредственно с символикой Гипербореи, Полярного Острова. Пиндар возглашает в «Олимпийских песнях»:
…Те, кто триждыПребыв на земле и под землей,Сохранили душу свою чистой от всякой скверны,Дорогою Зевса шествуют в твердыню Крона.Остров БлаженныхОвевается там веяньями Океана;Там горят золотые цветы,Возникая из трав меж сияющими деревьямиИли вспаиваемые потоками.Там они обвивают руки венками ицелями цветочнымиПо правым уставам Радаманфа,Избранного в сопрестольникиГорним отцом, супруглм Реи, чей трон превыше всего{55}.
Не исключено, что образ светоносной твердыни Крона (греч. Кρόνου τύρσις; можно перевести также как крепость Крона, или башня Крона) восходит к доностратическим пластам сакральной лексики. Это подтверждается, в частности, афразийским (древнееврейским) словом qrn, излучать сияние, а также семантикой слова τύρσις, — возможно, борейской по своим истокам.
Если борейский корень *KRN, в значении Полярной Горы, действительно отразился в имени бога Крона (а приведенная цитата из Пиндара дает основания это предполагать), то приобретает закономерную завершенность известное положение античной сакральной географии о боге Кроне/Сатурне как астрологическом покровителе Севера. А репликой Острова Блаженных с его твердыней Крона (проекцией этих мифологем на реалии средневековой географии) оказывается полярный материк Крония (Cronia). Он обозначен к северу от острова Туле (Ultima Thule, Крайняя Тула, северный предел античной географии) на карте немецкого географа и историка Филиппа Клювера (1580–1623). Карта называется «Описание северных земель Европы и Азии, сообразно неверным представлениям древних писателей» («Septentrionalium Europae et Asiae terrarum descriptio, ad falsam veterum scriptorum mentem accommodata»).
Крония у Ф. Клювера по своему положению напоминает Гренландию (а Туле — Исландию), и можно бы предположить, что именно Гренландию картограф и назвал схожим по звучанию словом. Однако есть основания считать, что он имел в виду какую-то другую землю «древних писателей», или считал реальную Гренландию частью этой северной земли, исходя из неизвестных нам источников. Кстати, в карте Клювера поразительным образом сочетаются точное воспроизведение современных очертаний Европы и отдельные реалии, имевшие место в глубочайшей древности (например, проливы между Скандинавией и континентальной Европой).
