Алексей Белокрыс - «Дирежаблестрой» на Долгопрудной: 1934-й, один год из жизни

Вот, например, важный вопрос, касающийся нач. порта Соловьёва и его заместителя: около деревянного эллинга творится безобразие с электропроводкой, эллинг не освещён так, как надо, провода лежат оголённые, что грозит несчастным случаем, возникновением пожара, прожекторы не поставлены для освещения, а стоят по бокам 2-3 штуки, и то с оголёнными проводами, рубильники включаются не пораздельно – станешь включать воздушный вентилятор, а с ним включаются и прожектора и горят по половине дня. Главный инженер тов. Лянгузов давал распоряжение начальнику радиостанции, чтобы срочно сделать, но до сего времени он не приступал к исправлению, ограничился тем, что наложил резолюцию – и точка. А проверить – некогда.

Поэтому нужно командованию Порта позаботиться об искоренении этих безобразий.

Некий аноним поднимал вопрос пожарной безопасности, и это, как мы увидим позже, был вопрос далеко не праздный. Описывая многочисленные случаи нарушения, автор с негодованием отмечал:

… начальник механического цеха т. Монсервиджи занял курительную комнату под склад, а рабочие раскуривают в цеху.

…

Рекорд бюрократического головотяпства побил зам. главного инженера ГАС т. Будничук. На рапорте начальника пожарной охраны Алексеева о постройке специального сарая для хранения пожарного инвентаря он наложил такую возмутительно-издевательскую резолюцию:

«Сарай будет выстроен в сентябре, а до сентября гореть барачному посёлку воспрещаю».

Непросто складывалась ситуация в аэронавигационной службе – «глазах и ушах» дирижабельного флота.

Аэронавигационной службе Дирижаблестроя мало уделяется внимания.

Этим вопросом серьёзно никто не интересовался.

Приборами дирижабли снабжались через комиссионные магазины, причём приборы эти покупались людьми абсолютно некомпетентными. При покупке обращалось главное внимание на импортный хлам, хотя подчас приборы покупались без механизмов.

Несмотря на мои заявления против покупки приборов в комиссионных магазинах, воспользовались моим отпуском и купили 32 импортных высотомера каким-то неофициальным путём по счёту какого-то ЗРК[34]. Все эти приборы сейчас валяются без дела. Из них 10 штук переданы ДУКу, где они, видимо, тоже особыми качествами не блещут.

Таким путём в аэронавигационной лаборатории набралось так много хлама, что некуда класть хорошие приборы.

Результат такого отношения к аэронавигационной службе – не только бесполезная трата денег; благодаря им бывали и случаи аварий, обошедшиеся в сотни и тысячи рублей, и попадали вместо Калуги в Рыбинск (из Москвы), и из Ленинграда в Тулу вместо Москвы.

…

Правда, автор далее признавал, что ситуация изменилась к лучшему с приходом в Порт Соловьёва, и выражал надежду, что дело наладится.

Оптимистическими и порой далёкими от реальности были не только графики постройки дирижаблей, но и отдельные планы по части гражданского строительства на площадке.

Управление Дирижаблестроя утвердило план жилстроительства. К 1 января 1935 года на территории Долгопрудной должно быть построено два кирпичных пятиэтажных дома. Каждый дом рассчитан на 60 квартир по 3-4 комнаты с ванными, водопроводом, канализацией и центральным отоплением.

Проекты и рабочие чертежи жилдомов получены и по ним уже начались работы. По одному из домов заканчивается закладка фундаментов, а по второму приступили к рытью котлованов.

В 1935 году, однако, не удалось закончить даже первый дом, его заселили только в начале 1936 года.

Бытовую неустроенность не удавалось изживать такими темпами, как того хотелось. Неурядицы проявлялись то тут, то там.

Месяц уже живут в 1-й секции барака № 14 30 приехавших вновь завербованных рабочих. Матрацы грязные, подушки набиты стружкой, одеял нет – приходится одеваться собственными грязными пальто, а отсюда – загрязнение белья и т. д. Бачок для кипятка стоит уже 2-й месяц, но кран к нему никак не удосужатся сделать, и рабочие вынуждены черпать кипяток своими собственными кружками сомнительной чистоты. Красного уголка нет, прикреплённые в барак не являются, бесед не проводят, а рабочие очень хотели бы знать текущие события и, в частности, интересуются тем, что они строят и зачем. Плакатов, лозунгов нет, газеты доставляются очень редко.

Так живут вновь завербованные рабочие в 1-й секции 14 барака.

Не всегда хватало самых элементарных вещей, не говоря уже о жилье, «площади», которая была страшным дефицитом.

19 июня местком распределял ордера на кожаную и брезентовую обувь.

Известно, что при распределении ордеров учитывается ударничество, социально-бытовое положение и количество получавшихся уже кандидатом ордеров. У нас же способ распределения своеобразный: в первую очередь получил ордера наименее нуждающийся инженерно-технический персонал. Даже одновременно муж и жена, получающие вместе круглую тысячу в месяц. А для рабочих ордеров не осталось.

В частности, муж мой, командированный в Арктику с экспедицией для спасения челюскинцев, крайне нуждается в обуви, и, хотя он получает только 200 руб. в месяц, работает на Долгопрудной с 1931 года и два года никаких ордеров не получал, в ордере для него отказали, для него ордера «не хватило».

В доме № 7 Верфи проживает бухгалтер финчасти Ерина; живёт одна, а занимает комнату в 20 кв. метров. У нас же многие живут по 4-5 чел. на площади в 12-14 метров.

Ериной, видимо, «стало совестно», и она пустила к себе квартирантку за 50 рублей в месяц.

А в ОРСе иные хваткие труженики весов и белого халата не уставали работать над собственным благосостоянием – за счёт чужих кошельков и желудков.

Тов. Доненко подчеркнул, что у нас на строительстве плохо поставлено рабочее питание – ударники не пользуются привилегиями, нет отдельных поощрений.

Остаётся добавить, что слишком широки привилегии работников питания. Например, 3 июня буфетчица баллонного цеха по окончании работы понесла домой литр молока, 500 грамм конфект, около 15 булочек, а когда дежурный комендант тов. Лебедев спросил: «Зачем несёшь, сколько уплатила?», она ответила, что знает, как отчитаться … Дежурным комендантом был составлен акт, который передан зав. столовой № 1.

Но это – между прочим.

Мы хотели обратить внимание на коммерческие «обороты» столовой.

В обед буфет продаёт, например, булочки – по 15 коп., селедки – по 45 коп., а вечером этот же буфет именуется рестораном № 1, и та же булочка стоит 30 к., а селедка 75 к.

В апреле в летнем буфете 3 вечера играл оркестр старт-команды, провели освещение – достаточное ли это основание для переименования в «ресторан»?

У нас не все рабочие и служащие уезжают в Москву. Остающиеся рабочие не могут попить чаю, потому что у них его нет – он имеется только в «ресторане». Необходимо, чтобы и вечером буфет был открыт. Ресторан пусть себе будет само собой, но не за счёт тех продуктов, которые предназначены для рабочих.

Новому завкому необходимо организовать рабочий контроль, позаботиться об улучшении рабочего снабжения и проявить больше заботы об улучшении и упорядочении питания. Это поможет нам выполнять наши планы работ в срок.

Впрочем, и при совершенно добросовестной работе рядовых сотрудников ОРСа рабочие не всегда бывали довольны, и справедливо.

Было бы небезынтересно при помощи хронометражиста подсчитать, сколько – не часов, а рабочих дней – в общей сумме теряет всё производство Дирижаблестроя из-за невольных задержек в столовой рабочих и сотрудников значительно долее требующегося нормально на обед времени.

И совершенно напрасно нетерпеливые рабочие и сотрудники винят в этом безобразии сотрудниц-подавальщиц столовой и ругаются с ними. Присмотритесь к их работе, и вы убедитесь, что они работают сверхдобросовестно, вполне ударно.

В чем же дело?