Жак Сустель - Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания
Как бы то ни было, в эпоху Мотекусомы II можно выделить три категории чиновников. Во-первых, наместники некоторых городов или населенных пунктов. Хотя они носили военные титулы тлакочтекутли («господин дротиков»), тлакатеккатль и даже тлакатекутли, реже — тескакоакатль («змеиное зеркало») или тлилланкальки{24}, их обязанности были по большей части гражданскими и административными. В нескольких городах действовали одновременно два «губернатора», например, в Остомане, Сосолане, Уашиакаке (Оахака); вероятно, один из них занимался управлением, а другой командовал гарнизоном.
Чиновников, на которых было возложено управление и, в частности, сбор налогов, обозначали общим термином кальпишке — «стражи дома», который конкистадоры и хронисты переводят как «мажордомы». Их избирали из категории пилли, и их главной задачей было организовать обработку земель, предназначенных для уплаты подати, взимать зерно, товары, продукты, которые каждая провинция должна была поставлять через установленные промежутки времени, и обеспечить их доставку в Мехико.
Они должны были посылать императору отчеты о состоянии земледелия и торговли; если начинался голод, им следовало известить об этом правителя и по его приказу избавить провинцию от всякой дани или даже открыть государственные закрома и раздать зерно населению. Они также отвечали за сооружение общественных зданий, содержание дорог, обслуживание императорских дворцов. В каждой провинции кальпишки жил в главном городе со своим штатом, в который входило большое количество писцов, способных вести податные книги и составлять отчеты; в городах или больших поселках провинции наверняка были его представители.
Рассказ Берналя Диаса создает представление о полномочиях этих чиновников и их грозной власти. Впервые испанцы увидели кальпишке в Киауистлане, у тотонаков, покоренных империей. «Несколько индейцев из той же деревни прибежали сказать всем касикам, беседовавшим с Кортесом, что приближаются пять мешиков, сборщиков налогов Мотекусомы. Услышав это, они побледнели и задрожали от страха. Они бросили Кортеса одного и вышли, чтобы встретить их. Очень быстро они украсили залу ветками, приготовили угощение и большое количество какао — лучшего из напитков, что есть у них в употреблении. Когда эти пятеро индейцев вступили в деревню, они прошли через место, где мы находились, с такой уверенностью и гордостью, что продолжали свой путь, не заговорив ни с Кортесом, ни с кем из нас. На них были богатые расшитые плащи, набедренные повязки такого же рода, блестящие волосы были стянуты в узел на затылке; каждый из них держал в руке букет цветов и вдыхал их аромат, а другие индейцы, точно слуги, обмахивали их опахалами». В итоге эти надменные представители центральной власти немедля вызвали к себе тотонакских вождей, имевших неосторожность вести переговоры с Кортесом, и сурово их отчитали.
Третья категория чиновников, судьи, назначались правителем из числа опытных и пожилых сановников или из простонародья. В Тескоко половина высших судей была «из благородного рода», а вторая половина — из «простолюдинов». Все хронисты в один голос славят ту тщательность, с какой император и союзные правители избирали судей, «следя за тем, чтобы они не были ни пьяницами, ни склонными получать подношения, ни отзывчивыми к личным просьбам, ни пристрастными в своих решениях».
Должность судей была окружена необычайным уважением и авторитетом; в их распоряжении находилась своего рода полиция, которая по их приказу могла арестовать даже сановников в любых местах. Их гонцы «передвигались с величайшей скоростью, днем и ночью, под дождем, снегом или градом». Их писцы вели протокол каждого дела, записывали заявления каждой из сторон, свидетельские показания, приговоры. Но горе досточтимым судьям, если их удавалось подкупить! За выговором быстро следовал отзыв, а иногда и смерть: один правитель Тескоко велел казнить судью, подыгравшего сановнику в ущерб простолюдину.
Военные или гражданские, воины, управленцы или судейские, действующие сановники или сыновья господ, ожидающие назначения, — все эти чиновники, окруженные тучей гонцов, исполнителей, писцов и полицейских, относились к светской власти. Они зависели от императора, главы государства, и были колесиками и винтиками в огромной машине империи. Рядом находились тесно связанные с ними узами родства, образованием и всеобъемлющим влиянием религии представители духовной власти; бок о бок с чиновниками — жрецы. Руководящая верхушка делилась на две параллельные иерархии. Одни завоевывали, управляли, судили; другие своим служением в храмах осыпали весь свет благодеяниями богов.
Юный пилли с детства имел возможность общаться с сословием жрецов, поскольку воспитывался в кальмекаке — «школе-монастыре», разделяя жизнь жрецов и их суровые самоограничения. Дети купцов тоже могли поступить в кальмекак, но, так сказать, сверх штата или на птичьих правах. Похоже, жречество было доступно только представителям правящего класса или, в крайнем случае, выходцам из купеческого сословия. Однако Саагун подчеркивает, что самые почитаемые жрецы порой происходили из самых скромных родов. Значит, следует допустить, что какой-нибудь масеуалли мог, если захочет, вступить в число послушников; возможно, исключительные способности к жреческой деятельности, проявившиеся, когда юноша находился еще в квартальной школе, позволяли учителям перевести его в кальмекаки.
«Послушник», буквально «маленький жрец», был посвящен Кецалькоатлю, богу жрецов. Если, достигнув двадцати — двадцати двух лет, послушник решал не жениться и полностью посвятить себя священству, он становился тламакаски (жрецом) и отныне мог носить этот почетный титул. Это был титул Кецалькоатля — одновременно бога, правителя и главного жреца легендарной Тулы. Это также титул Тлалока — тысячелетнего бога дождя и зарождения жизни, — окружающих его второстепенных божеств и Пильцинтекутли — молодого, блестящего и благодетельного бога музыки и танца. Называться тламакаски значит уже немного уподобиться богу.
Большинство жрецов, вероятно, не поднимались выше этой ступени. С возрастом они получали постоянные, но второстепенные должности: например, барабанщика или помощника при жертвоприношениях; или же, встав во главе «прихода», мирно оканчивали свою жизнь, совершая обряды в квартальном храме. Их чин в иерархии обозначался словом куакуилли. Другие, напротив, достигали верхних ступеней и получали титул тленамакак. Они могли входить в коллегию выборщиков, избиравших императора, и именно из их числа происходили высшие иерархи мексиканской церкви.
На вершине этой церкви стояли рядом два великих жреца с равными полномочиями: кецалькоатль тотек тламакаски («пернатый змей, жрец нашего господина») и кецалькоатль тлалок тламакаски («пернатый змей, жрец Тлалока»). Из них первый заведовал культом Уицилопочтли, а второй — культом Тлалока. Как два эти божества занимали вершину главного теокалли, так и два их высших жреца главенствовали в жреческой иерархии.
Общее звание «пернатого змея» накладывало на них печать святости, признаваемой благодаря легенде о тольтекском боге-правителе Кецалькоатле, представителями и преемниками которого они становились в общем и целом. «Среди этих жрецов, — говорит Саагун, — избирали лучших, чтобы сделать их высшими понтификами, которых называли кекецалькоа, что означает преемники Кецалькоатля… В этом выборе совершенно не учитывалось происхождение, а только нравы и благочестие, знание доктрин и праведность. Избирали добродетельного, смиренного и миролюбивого, рассудительного и серьезного, не легкомысленного, строгого и щепетильного, исполненного любви и милосердия, сострадания и дружбы ко всем, благочестивого и богобоязненного». Не правда ли, горячая похвала, особенно с учетом того, что она вышла из-под пера католического монаха!
Эти два высших понтифика, «равные по положению и по чести», как сказано в том же источнике, были окружены глубоким почитанием. Даже император давал себе труд навестить их. Их двойное присутствие на вершине религиозного мира скрепляло синтез двух основополагающих идеологий Мексики, переплавленных ацтеками, которые стали главенствующим народом. С одной стороны — Уицилопочтли, солнечный повелитель войны, близкий родственник божеств охоты, образец для воинов, прототип принесенного в жертву, который возрождается ради беззаботного и вечного существования птицы. С другой — Тлалок, старый бог дождя, растительного изобилия, тот, что «без боя» заставляет прорастать маис и другие питательные растения, добрый волшебник, отдаляющий засуху и голод. С одной стороны — религия воинственных кочевников, с другой — вера оседлых земледельцев, каждая со своим идеалом и своим раем.
