Владимир Куковенко - Как подменили Петра I
Петр очень скромно жил в Саардаме, снимая крошечную комнату у кузнеца Киста, за которую заплатил всего семь гульденов, посещал местные герберги (пивные), носил простую одежду местных крестьян[17], катался в свободное время в одиночестве на ялике или буере по каналам и по заливу Эй.
Он был скуп на траты, как бережливый простолюдин, и даже сам готовил себе еду, проживая в Саардаме и впоследствии в Амстердаме! Покупая ялик (весельную лодку) для катаний вблизи Саардама, он долго и упорно торговался с ее владельцем корабельным маляром Виллемом Гарменсооном, и наконец они сошлись на сорока гульденах и одной кружке пива, которую и распили в местном герберге. Но откуда русскому царю было знать, сколько могут стоить лодки в Голландии? И стал бы подлинный царь упорно торговаться из-за нескольких гульденов? Этот торг говорит о том, что он был не только скуп, но и хорошо ориентировался в местных ценах и прекрасно знал голландский язык. Удивительно и его почтение даже к самым незначительным должностным лицам, которое он продемонстрировал в Саардаме, — перед всеми ними он непременно снимал шляпу и кланялся. Несомненно, это говорит об усвоенном им с детства уважении к власти, которое могли проявлять только простолюдины. Все это выдает в нем местного уроженца.
Автор записок о пребывании Петра в Голландии, Ноомен, приводит список плотников, которые были наняты для корабельного строительства в России и которые покинули Саардам в 1691 году. Это были: Питер Коувенховен, Геррил Кисс, Клаас Ок, Яан Муш, Яан Алее, Арриен Барендсзоон Метье.
Именно их и знал Петр: с женой Метье он разговаривал в Саардаме, Геррил Кисс, видимо, и есть тот кузнец Геррит Кист, в доме которого он жил, Антоний ван Каувенгоофе является отцом Питера Коувенховена. Некоторое искажение имен и фамилий вполне объяснимо, принимая во внимание не слишком высокую общую грамотность того времени и не слишком строгий подход к грамматическим нормам.
Но поскольку Петр хорошо знал и хорошо относился именно к плотникам из Саардама, покинувшим Голландию в 1691 году, не значит ли это, что он и сам был из их числа? Учитывая его особую расположенность к семье Муш, можно допустить, что под именем русского царя Петра скрывался Яан Муш. Его отец Клаас выехал в Москву на несколько лет раньше, где и умер, не оставив о себе сведений в исторических документах. Вслед за отцом в Россию отправился и Яан, навстречу своей необыкновенной судьбе.
Повторно посетив Голландию в 1717 году, Петр послал Екатерине, с которой уже сочетался к тому времени браком, письмо, в котором есть любопытная приписка: «Посылаю с сим писмом к вам Фитингофа, которому вели быть при себе, пока вмес(т)е съедемся, а с собою не взял для того, что там люди, сказывают, гораздо отворенные глаза имеют, а он наш брат».
Из Голландии Петр направлялся во Францию, поэтому, опасаясь раскрытия некоторых обстоятельств, которые могли повредить его репутации, отсылает некоего Фитингофа к Екатерине. При этом он называет этого неизвестного человека своим братом. Возможно, это и есть собственное признание двойника относительно своего происхождения. Фитингоф мог состоять не в прямом родстве с Яаном Мушем, а приходился ему, предположим, двоюродным или же троюродным братом. Во всяком случае, Петр серьезно опасается с его стороны возможных, пусть и неумышленных, разоблачений. Не исключено, что Фитингоф, как близкий родственник, имел сходство с Петром, что и служило причиной его отсылки к Екатерине. Петр не хотел, чтобы французы, которые «отворенные глаза имеют», обратили на это внимание.
Вторичное посещение Голландии Петром имело единственную серьезную причину — ему хотелось, чтобы Екатерина родила ребенка именно в этой стране. Об этом писал все тот же Ноомен. Это странное желание снова выдает в нем голландца. Его сын действительно родился в Голландии, но умер в тот же день.
Как кажется, Яан был на несколько лет младше Петра Алексеевича. Для подобного вывода есть некоторые основания: известен портрет Петра, выполненный в Англии в 1698 году художником Г. Кнеллером. На нем Петр изображен очень высоким, очень стройным, необыкновенно молодым и одухотворенным, почти юношей не более 18–20 лет. Этот портрет невольно заставляет вспомнить секретаря шведского посольства Кемпфера и его словесное описание Петра — совпадение удивительно полное! Но смущает одна существенная деталь — Петру во время написания портрета было уже двадцать шесть лет, и едва ли он мог выглядеть юношей, учитывая его общеизвестное пристрастие к вину. К тому же, если правильно понимать слова Кемпфера, московский царь еще в молодости казался несколько старше своих лет. Возможно, это было раннее биологическое созревание, поэтому царица Наталья Кирилловна и женила Петра, хотя ему еще не исполнилось и семнадцати лет. В таком же возрасте были женаты и Федор и Иван, сводные братья Петра, что так же указывает на их раннее физическое взросление. Значительно старше своих лет выглядела и Софья Алексеевна. Когда ей было двадцать пять лет, ей давали все сорок. Можно предположить, что подобная физиологическая особенность была свойственна всем детям Алексея Михайловича. Таким образом, если бы Кнеллер рисовал подлинного Петра, то на портрете предстал бы перед нами мужчина лет тридцати на вид, а то и больше, но ни в коем случае не юноша! Каким же образом Петр так чудесно помолодел в Англии? А если это не Петр, то кто же запечатлен Кнеллером?[18]
Ответ на этот вопрос очевиден — это портрет двойника Петра, Яана Муша. Вполне вероятно, что художник немного польстил оригиналу и разница в возрасте между Петром Алексеевичем и Яаном Мушем не такая большая, но все же она была, что и зафиксировал своей кистью опытный английский живописец. Видимо не будет большой ошибкой считать, что во время подмены в 1691 году Яану было около 16 лет, т. е. он был года на три-четыре младше Петра Алексеевича.
Но есть и другое, прямо противоположенное свидетельство о возрасте двойника — его личное письмо к Екатерине, в котором он пишет следующее: «Хочетца с тобою видетца а тебе чаю гораздо больше для тово что я в 27 лет был а ты в 42 не была».
Чтобы читателю стало более понятным это невразумительное послание, перескажу его своими словами. Петр, скучая без Екатерины, пишет ей, что хочет видеться с ней. При этом он полагает, что ее нетерпение встретиться с ним еще сильнее, поскольку она значительно моложе его и, следовательно, темпераментней, и он-то знает, каково в 27 лет обходиться без любви и близости. Явно желая услышать приятные его мужскому самолюбию возражения, он игриво намекает на то, что сам он немного поостыл от былого нетерпения, поскольку ему уже 42 года.
Личное письмо это не вызывало бы особого внимания и интереса, если бы не время его написания — 14 августа 1712 года. Поскольку Петр родился в 1672 году, то в 1712 ему исполнилось 40 лет, но никак не 42! Следовательно, двойник был на два года старше царя Петра Алексеевича. Похоже, что в пылу любовного нетерпения он неосторожно проговорился. Не исключено, что он стал со временем настолько близок и откровенен с Екатериной, что не считал нужным скрывать от нее ни свой истинный возраст, ни свое истинное происхождение.
Но, с другой стороны, нельзя полностью доверять и этому, казалось бы, откровенному признанию. Все собственноручные послания Петра написаны таким неразборчивым почерком, что при их прочтении вполне можно перепутать и отдельные слова, и буквы, и цифры. Возможно, издатели личных бумаг императора и совершили подобную ошибку. Не исключено, что здесь ошибочно прочтен год и на самом деле письмо написано, предположим, в 1714–1715 гг.
Несомненно, что молодость двойника и среда, в которой он вырос, являются причиной его застенчивости, какой-то дикости в поведении и поступках, его неумения держать себя на людях, которое очень заметно в нем после 1692 года. Особенно это проявилось за границей — там было много глаз, которые пристально смотрели на русского царя и заносили увиденное на бумагу.
Встречаясь в Германии в 1697 году с курфюрстинами, т. е. женами германских владетельных князей, Софией Ганноверской и ее дочерью Софией-Шарлоттой Бранденбургской, он закрывал от смущения лицо руками, повторяя по-немецки «Ich kann niht sprechenn»[19], краснел и вел себя слишком по-детски. Когда курфюрстины тактично помогли ему справиться со смущением и разговорили его, Петр не сумел сообщить о себе ничего большего, кроме того, что очень любит корабли и знает 14 ремесел, и давал им трогать мозоли на своих руках. Похоже, что он просто растерялся от непривычного внимания.
После этой встречи курфюрстина Бранденбургская София-Шарлотта в одном из своих частных писем оставляет весьма любопытный намек: «Ну довольно вам надоедать; но право не знаю, что делать, — мне доставляет удовольствие говорить про царя, и если бы я верила самой себе, я бы вам сказала еще больше, я…
