Владимир Невежин - Если завтра в поход…
Таким образом, Сталин и подконтрольный ему политико-идеологический аппарат стремились обеспечить абсолютный контроль над пропагандистской сферой. В создавшейся обстановке все новации, в которых пропаганде отводилась решающая роль, вводились лишь после принятия советским вождем соответствующих решений, которые «озвучивались» им самим и его ближайшими соратниками. Это создавало условия для стабильного функционирования партийно-пропагандистской машины. Серьезным испытанием этой стабильности и своеобразным способом проверки надежности и преданности кадрового состава явились: участие Красной Армии в боевых действиях на Дальнем Востоке, против Польши и Финляндии, а также в период непродолжительного сближения с нацистской Германией.
Глава третья МЕТАМОРФОЗЫ «ВСЕОБЩЕЙ ВОЕНИЗАЦИИ»
3.1. «Капиталистическое окружение»: слова и дела большевистского руководства
В начале 1920-х гг. советская военно-теоретическая мысль уделяла большое внимание выработке так называемой «единой военной доктрины». Это была доктрина революционной наступательной войны, призванная обеспечить победу мировой революции. Основная роль в ее создании принадлежала М.В. Фрунзе. Он утверждал, что ввиду невозможности длительного мирного сосуществования пролетарского государства с капиталистическими державами рабочий класс при помощи Красной Армии неизбежно перейдет в наступление на международный капитал, когда для этого сложится благоприятная обстановка. Революционные войны, по мысли Фрунзе, должны иметь классовый характер и приблизиться по своему типу к гражданским войнам, так как наступление Красной Армии обеспечит ей всемерное содействие и поддержку трудящихся капиталистических стран. Она играла роль решающей силы в достижении победы. Фрунзе требовал, чтобы каждый красноармеец в этом направлении воспитывался пролетарской идеологией и ясно представлял себе, что «в известной обстановке» возможно наступление «за пределы» СССР. Заняв пост председателя РВС СССР и наркома по военным и морским делам (январь 1925 г.), М.В. Фрунзе ясно дал понять, что оборонительная направленность придана внешней политике СССР из тактических соображений и находится в зависимости от конкретной исторической обстановки. Основной же стратегической линией оставалось «превращение нашей изолированной революции в революцию всемирную».
Сталин, скорее всего, разделял подобный взгляд на военно-политическую стратегию.
Он, в частности, говорил о том, что после Октября 1917 г. началась эпоха мировой пролетарской революции, когда отсутствие объективных условий в отдельных странах уже не является непреодолимым препятствием для ее свершения, поскольку система мирового империалистического хозяйства «в целом уже созрела».[214] Сталин не только подчеркивал особую заинтересованность СССР в развитии мировой революции, но и обозначил ее как существенную задачу, без решения которой невозможно гарантировать Советскую страну от реставрации буржуазных порядков и обеспечить в ней окончательную победу социализма.
В соответствии с этим была определена им и стратегическая цель, которая, в отличие от часто меняющейся тактики, должна была оставаться неизменной вплоть до ее достижения.
По мнению Сталина, следовало использовать диктатуру пролетариата в СССР «как опорный пункт для преодоления империализма во всех странах»,[215] а ее армию – как орудие освобождения трудящихся. Партия пролетариата, чтобы сыграть роль боевого штаба, должна вооружиться революционной теорией и уметь использовать благоприятный момент. Таким моментом он считал империалистическую войну, которая «замечательна» в том отношении, что «ведет к взаимному ослаблению империалистов, к ослаблению позиции капитализма вообще, к приближению момента пролетарской революции, к практической необходимости этой революции».[216]
Приход к власти в Германии национал-социалистов во главе с Гитлером (1933 г.), угроза миру, исходившая от фашизма, усиленная милитаризация Японии побуждали представителей правящей большевистской элиты к переоценке событий, происходивших на международной арене.
В открытых публичных выступлениях Сталина и его ближайших соратников основное внимание акцентировалось на том, что именно империализм грозит миру новой войной, в то время как Советский Союз строго придерживается политики мира и ни в коем случае не думает ни на кого нападать. Данный тезис был «озвучен» на XVII съезде ВКП(б) (1934 г.). Генеральный секретарь ЦК Сталин обрисовал общую картину международного положения, сложившегося на тот момент. Развязанная Японией война против Китая обострила обстановку на Дальнем Востоке. Победа национал-социализма (фашизма) в Германии, торжество реваншистских идей привели к усилению противоречий в Европе.
Наконец, выход Японии и Германии из Лиги Наций послужил новым толчком к росту вооружений и подготовке новой войны. Сталин констатировал, что в создавшихся условиях буржуазный пацифизм «влачит жалкое существование», «дышит на ладан», а капиталистические государства стремительно вооружаются. «Дело явным образом идет к новой войне», – заключил он.[217]
Война рассматривалась Сталиным как возможный для капитализма выход из политического и экономического кризиса. Он не исключал вероятности развязывания ее против СССР. Подобное развитие событий расценивалось им даже как благоприятное, ибо после нападения на Советский Союз, как считал Сталин, следовало ожидать выступления народных масс капиталистических стран в тылу «своих угнетателей». Он выражал уверенность, что война против Советского Союза «приведет к полному поражению нападающих, к революции в ряде стран Европы и Азии и к разгрому буржуазно-помещичьих правительств этих стран».[218]
На XVII съезде ВКП(б) Сталин провозгласил, что в условиях нараставшей военной угрозы СССР намерен придерживаться политики мира. В то же время за любыми попытками нападения на Советский Союз, по его словам, неизбежно должен последовать сокрушительный отпор агрессорам, «чтобы впредь не повадно было им совать свое свиное рыло в наш советский огород».[219]
Сталину вторил В.М. Молотов. Выступая на XVII съезде ВКП(б), он отмечал, что «в связи с обстановкой на Дальнем Востоке» необходимо усилить «бдительность и готовность к защите великих завоеваний Октябрьской революции». «Неуклонно проводя политику мира и укрепления мирного сотрудничества с другими государствами, – подчеркнул глава Советского правительства, – мы в данный момент должны проявить особую заботу о боеспособности нашей славной Красной Армии».[220]
Исходя из сталинской концепции, опасность для СССР представляли не отдельные иностранные державы (например, Германия или Япония), а весь зарубежный мир («капиталистическое окружение»). Пытаясь на совещании работников оборонной промышленности (14 июня 1934 г.) разъяснить содержание данного термина, Сталин, в частности, заявил: «…у нас капиталистическое окружение, значит, мы окружены врагами, врагами цивилизованными и более культурными, чем мы, врагами опытными, которые ни перед чем не остановятся».[221]
Политико-идеологические кампании, проводившиеся в 1930-е гг., по своему содержанию были обоюдоострыми. Действовать в открытую – означало обострять отношения с капиталистическим миром. Поэтому Сталину и его окружению приходилось соблюдать осторожность, чтобы ненароком не спровоцировать антисоветские дипломатические либо, хуже того, вооруженные акции со стороны объекта подобных кампаний.
Довольно сложными и неоднозначными были советско-германские отношения после победы в Германии национал-социалистической партии во главе с А. Гитлером. 29 марта 1935 г. М.Н. Тухачевский, занимавший пост заместителя народного комиссара обороны СССР, закончил работу над рукописью статьи, которая была названа им «Военные планы Гитлера». Основной пафос статьи Тухачевского был направлен прежде всего на разоблачение агрессивных антисоветских замыслов нацистского руководства. М.Н. Тухачевский декларировал следующее: «…правящие круги Германии основную стрелу своих операций направляют против СССР».[222]
Здесь уместно отметить, что пренебрежительное отношение В. Суворова (В.Б. Резуна) к источникам, на которых он строит повествование, дало знать о себе в виде поверхностного, субъективно-эмоционального разбора упомянутой статьи Тухачевского. Резун остался в неведении относительно того, что написанный 29 марта 1935 г. и предназначавшийся для публикации в газете «Правда» материал М.Н. Тухачевского подвергся значительной правке, которую внес Сталин. Вождь изменил заголовок статьи, «снял» 12 абзацев текста, написанного основным автором, а вместо них вставил собственные пассажи. В результате оказались изъятыми суждения Тухачевского, отражавшие его геостратегическую концепцию. Их место заняли сталинские утверждения, порой диаметрально противоположные тем, что изложены в первоначальном варианте рукописи Тухачевского. От имени известного военачальника, хорошо информированного о настроениях политического руководства Германии и ближайших планах Рейхсвера, декларировался вывод о приоритете антифранцузской направленности внешнеполитического курса Гитлера над антисоветской.[223]
