Аполлон Коринфский - Народная Русь
Про оборотистого мужика, которому все неладное с рук сходит, пущено гулять по народной Руси немало таких крылатых словец, как: «Ему и беда, что с гуся — вода!», «Он из воды сухой выйдет!», «Сблудил-своровал и концы в воду!», «Его ремесло по воде пошло, по воде пошло — водой снесло!». Скрытные, не любящие многословных речей люди получили на свою долю такое меткое определение: «Наш молчан воды в рот набрал!». О тех, кому не следует доверяться, вылетели из уст народной мудрости слова: «У него правда на воде вилами писана!», «Ему поверить — что по воде на камне поплыть!», «Слова с языка — как вода с гуська!» и т. п. «Под лежачий камень вода не течет!» — говорится о лежебоках, дожидающихся, что хлеб к ним сам в руки придет. «Быль — что камень на шее, небылица — проточная водица!», «Былое — травой ноги оплетает, небыль — прибылой водой сбегает!», «Чужую беду на воде разведу, а к своей — ума не приложу!», — кончает питающийся от щедрот земли-кормилицы народ-сказатель, не скупящийся на красные да на меткие, не в бровь, а в глаз попадающие речи. Идет он по путине веков, засевает молвою словесную ниву; всходят речи, словами колосятся, присловьями наливаются, — чтобы снова попасть в кошницу к новым сеятелям, зазвенеть новыми, выращенными народной былью речами. Уж раз вылетела такая речь-молва на вольный простор, не попасть ей в руки забвения, не сплыть по воде без следа, не кануть камнем ко дну — пойдет она гулять по Святой Руси, гулять — силы нагуливать, слово словом плодить…
Оставили свой след два исконных врага — огонь да вода — и в сокровищнице русских народных загадок. «Что без огня горит, без крыльев летит, без ног бежит?» — спрашивает загадка. — «Солнце, тучи да реки быстрые!» — отвечает разгадка. «В воде я родилась, огнем покормилась!» — подает голос соль — сестра хлеба насущного. «Я не сам по себе, а сильнее всего и страшнее всего, и все любят меня и все губят!» — заявляет тот богатырь, которым «покормилась» дражайшая половина хлеба-соли. «Ни в огне не горю, ни в воде не тону!»-слышится новое слово: лед говорит. Кончается день, заволакивается небо тьмою-сумраком, наступает ночь. Смотрит народ, а сам приговаривает: «Бессмертная овечка в огне горит!» А огонь — уж тут как тут — в его памяти: «В камне спал, по. железу встал, по дереву пошел, как сокол полетел!» — вспоминается пахарю крылатое слово. «Чего из избы не вытащишь?», — спрашивают охотники до загадок. — «Печку!» — следом разгадка идет. «Чего в избе не видно?» — «Тепла». В Псковской губернии загадывают про печь по-иному: «Стоит баба в углу, а рот на боку!»; в Новгородской — на свой лад: «По сторону белец, по другую белец, посередине чернец!»; у вологжан — в том же роде: «Два белыша ведут черныша!», «Сидит барыня в амбаре — не свезешь ее на паре!» — приговаривают сибирские загадчики. О печном заслоне летают по народной Руси свои загадки. «Мать Софья день сохнет, а ночью издохнет!» (Псковская губерния), «Двое парятся, третий толкается; когда открывается, вся сласть подымается!» (Самарская губерния) — наиболее цветистые из них. «Мать толста, дочь красна, сын храбер — в поднебесье ушел!» («… сын кудреват — по поднебесью летает»), загадывают про печной дым бабы-олонки с мужиками-олончанами. В Курской губернии ходит такая же загадка, но с видоизмененным концом: «Сын голенаст, выгибаться горазд»… «Отец (огонь) еще не родился, а сын (дым) уж в лес ходит!» — говорят псковичи, добавляя к этому: «Зыблется, гиблется, а на землю не свалится!», «Кумово мотовило под небеса уходило!». По тем местам, где еще есть черные-курные избы, загадывает деревенский люд-краснослов про дым по-другому: «Черна кошка, хмыль в окошко» (Симбирская губерния), «Ходит Хам по лавке в Хаминой рубашке. Хам, иди вон!» (Самарская губерния) и т. д. «Что кверху корнем растет?» — загадывается о саже в трубе; «Полна коробушка золотых воробушков!» — о печной загнетке (или: «Полон сусек красных яичек!»); «Ниже верху, выше печи, греет плечи!» — о полатях; «Ударю я булатом по белокаменным палатам, выйдет княгиня, сядет на перину!» — об огниве, кремне, искре и труте. Про самый огонь говорят и так: «Без рук, без ног, а на гору ползет!», «Красный кочет дыру точит!», «Дрожит свинка, золота щетинка!». О горящей лучине-лучинушке березовой сложились загадки: «Красный петушок по жердочке бежит!» (Рязанская губерния), «Бежит кошка по брусочку, кладет кошка по кусочку!» (Самарская губерния), «Белое ест, черное роняет!» (Новгородская губерния) и т. п. Свеча, по словам загадок, является «столбом», горящим без углей; светец с зажженой лучиною; представляется «старцем», который стоит, «тюрю ест и под себя мнет». О нем же говорится: «Стоит Ермошка на одной ножке, крошит крошонки — ни себе, ни женке!».
Существует на Руси сказание о сотворении земных морей, озер и рек. Когда Бог сотворил землю, — гласит оно, — повелел Он идти ливню-дождю. Полил дождь. Воззвал Творец к птицам, дал им дело — разносить воду во все стороны света белого. Налетели птицы-железные носы (олицетворение весенних гроз) — и стали исполнять повеление Создавшего их. И наполнились водою все оврага, все котловины, все рытвины земли. «Отсюда и все воды пошли», — заканчивается сказ. По иному разносказу, дополняется он еще тем, как одна птичка изо всей паствы отказалась повиноваться Творцу. «Мне не нужны ни озера, ни реки», — сказала она, — я и на камушке напьюсь!» Воспылал на птичку малую великим гневом Господь и запретил ей и всему ее роду-потомству на веки вечные даже и подлетать к рекам и другим вместилищам вод земных; вышло ей позволение утолять жажду одной дождевою водой. И летает в засуху эта птичка с криком — «Пить-пить!».
В духовном стихе о «Голубиной Книге» создание рек, ручьев и родников приписывается «зверю-Индрику», который, двигаясь с места на место в подземных недрах, роет в земле отдушины к океан-морю. О нем так и сказано там:
«Куда зверь пройдет,Туда ключ кипит!»
Издревле у русского народа и у всех его родичей, славян, находятся в большом почитании ключи-родники, выбивающие из горных каменных пластов. Возникновение их относится к ударам огненных стрел Ильи-пророка (молнии), почему и слывут они гремячими да святыми. Над такими родниками — в обычае устраивать часовни, ставить кресты. К ним в праздники, а также во время бездождия, совершаются крестные ходы. В Симбирской губернии (в Корсунском и Симбирских уездах) еще недавно — двадцать-тридцать лет назад — богомольные старухи-чернички шли в засушливую весну к священнику и просили благословить «идти на гремячий». Затем они подходили к роднику и поблизости от него принимались копать землю. Если им удавалось дорыться до новой водяной «жилы», это считалась за признак того, что Бог смиловался над хлеборобами, и скоро пойдет дождь. Они возвращались домой и шли по селу, сопровождаемые добрым припевом веселой, припрыгивающей точь-в-точь по-воробьиному, детворы:
«Дождик, дождик, пуще!Дам тебе я гущи!Уж ты, дождь — дождем,Поливай ведромНа дядькину рожь,На бабкину полбу!» и т. д.
Воде с незапамятных времен придавалась на Руси сила плодородия. Древний славянин-язычник видел в дожде источник урожаев, изливаемый облачною дожденосной девою, вступавшею в брачный союз с богом-громовником. От дождевой воды силу плодородия народ перенес и на реки, и на ручьи. В некоторых местах еще в тридцатых годах соблюдался обычаи молиться над родниками, — хотя бы там и не было поставлено ни креста, ни часовни. В старину же, когда русские похищали («умыкали») себе невест, достаточно было объехать поезду трижды вокруг озера, чтобы это считалось равносильно венчанию. И теперь еще в тех местах, где древнее суеверие держится особенно прочно, жених с невестой клянутся над колодцами в будущей верности друг другу. Против такого почитания воды восставали еще в ХII-ХIII столетиях наши церковные писатели. «И се слышахом» — писал один из них, митрополит Кирилл,[17] — «в пределах новогородских, невесты водят к воде и ныне не велим тому тако быти, или то проклинать повелеваем»… Но седая старина держалась и держится слишком крепко своими цепкими корнями за жизнь народа-пахаря, — чтобы ее можно было оторвать какими-либо запретами. Время вернее делает свое разрушительно-созидательное дело…
Вода, как и огонь, всегда казалась наделенною целительной силою. «Вода очищает от всего нечистого, огонь пожирает всякую нечисть!» — говорит простонародная мудрость устами старых людей. От каких только болезней не пользуют водою деревенские лечейки и в наши дни! И в этом случае воде гремячего ключа приписывается наибольшее значение. «Помогает», по словам знающих опытных ведунов, и дождевая вода. Дает помогу и вода, натаянная из снега, особенно — собранного в марте-месяце. Если берут для больного воду из проточного места, из реки, то никогда не зачерпнут против течения. «Матушка-вода!» — гласит народное слово: «обмываешь ты круты берега, желты пески, бел-горюч камень своей быстриной и золотой струей. Обмой-ка ты с раба Божия (имярек) все хитки, все притки, уроки и призеры, скорби и болезни, щипоты и ломоты, злу худобу; понеси-ка их, матушка быстра река, своей быстриной — золотой струей во чистое поле, на синее море, за топучия грязи, за зыбучия болота, за сосновый лес, за осиновый тын!»
