Александр Шевякин - Как убили СССР. «Величайшая геополитическая катастрофа»

Н. С. Хрущев был недалеким человеком, это признается всеми. Некоторая природная сметка и глубокая проработанность научных вопросов — в этом есть большая разница и как результат: «Его тогдашние советники подсунули ему слегка подновленную теорию Л. Д. Троцкого об общем кризисе капитализма (три этапа), и он включил ее в Программу партии 1961 года. Туда же попал и тезис Бухарина о мирном сосуществовании и культурном сотрудничестве как особой форме классовой борьбы между двумя лагерями — социализма и капитализма. (Бухарин Н. И. Избранные произведения. С. 423, 427.) Наконец, из арсенала мировой революции в речи Хрущева попала и конечная цель его политики: «нынешнее поколение советских людей будет ясить при коммунизме» [2.05. С. 73].

В результате признают, что «после смерти Сталина была утеряна глубина теоретических проработок проблем общественного развития. Мы марксизм-ленинизм (…) свели до выступлений генерального секретаря, (…) да еще старались объяснить, что это новый вклад в теорию» [2.06. С. 4]. Вот из-за этого-то мы и поплатились…

…Такова некоторая часть общей истории. Засим перейдем к деталям.

ОПЕРАЦИЯ «СВЕРТЫВАНИЕ»

Горе вам, законникам, что взяли вы ключи разумения, сами не вошли и входящим воспрепятствовали.

По моему мнению, для широкого читателя будет несколько затруднительно понимать: что это за явление и как вообще такое может быть? Однако если указать всем хорошо известный пример, описывающий ситуацию полностью, со всеми звеньями, то всякие затруднения отпадут. Поэтому мы это делаем, но пусть меня простят все те читатели, которые привыкли к тому, чтобы автор точной книги не позволял себе отвлекаться на беллетристику — мы вынуждены пойти на такое единственный раз, но мы это сделаем. Итак, принеся наши извинения таким читателям, начинаем с примера не документального, но зато всем неплохо известного. А взят он из романа «Семнадцать мгновений весны» Ю. С. Семенова. Опять же я не могу указать только на один какой-то фрагмент, а речь идет там о целой сюжетной линии, но такой, которая является линией самого дальнего плана.

В книге, по-моему, прослеживаются четыре сюжетные линии, довольно тесно переплетенные между собой. Первая линия: Штирлиц получает задание из Центра сорвать переговоры Гиммлера с Алленом Даллесом и выполняет его через гиммлеровского конкурента М. Бормана; вторая линия: проверка Холтоффом всех дел Штирлица по приказу начальника гестапо Мюллера; третья линия: разоблачение радистки, ее арест самим Штирлицем, ее случайное спасение и счастливый вывоз через Швейцарию; четвертая линия (нас интересующая!) начинается несколько ранее основных событий: в 1944 году гестапо арестовало физика-ядерщика Рунге, как избравшего «вражеский путь развития физики», да еще и человека с примесью еврейской крови! Штирлиц занялся «делом физиков» по поручению своего шефа Шелленберга, он постарался, чтобы Рунге остался в тюрьме и, таким образом, атомная бомба не была создана фашистской Германией. Холтофф по поручению Мюллера провоцировал Штирлица на уход на Запад через окно на швейцарской границе, за что «глупый, доверчивый» Холтофф и получил бутылкой коньяка по голове и был доставлен в кабинет начальника гестапо. Когда Мюллер устроил Штирлицу допрос (это как бы финал второй сюжетной линии), первые вопросы касались именно «дела физиков», а уж потом Мюллер начал игру вокруг чемодана с рацией и шифровкой в Берне. Вот так это выглядит вкратце, но здесь есть кое-какие красноречивые детали, и мне было бы нужно их напомнить [2. 07. С. 66, 89, 93, 141, 176–179, 203–206, 208]. Больше ничего в книге по «делу физиков» нет.

Стоит, разумеется, прокомментировать эту сюжетную линию и все то, что с ней связано; тем более что в этом художественном произведении отражено многообразие методов, которое мы не сможем найти в реальности: «нашими» «штирлицами» все надежно упрятано так, что и концов не сыскать — так что, повторяю, не найдя описания ни одного реального явления во всей полноте, я вынужден был пойти по пути беллетристики.

Итак, если описать весь ход этой линии в хронологическом порядке, то события происходят так: Рунге делает важное открытие — это открытие противоречит всему тому, что «понаоткрывали» другие, — но у этих других хорошие отношения с сильными мира сего — от них следует донос на Рунге — анализ доноса и положительная санкция шефа гестапо Мюллера — арест физика Рунге — информация об этом «доходит» до Штирлица — обработка втемную Штирлицем Шелленберга — получение Штирлицем задания курировать разведывательную сторону «дела физика Рунге» — Штирлиц убеждается в том, что методологически прав Рунге, и оставляет последнего сидеть в лагере — Штирлиц постоянно работает по прикрытию своей игры — Штирлица раскрывают, но доказать ничего не могут: позиция этого «вредителя» по-своему безупречна, прежде всего потому, что заранее продумана и надежно подстрахована, а как только его прижал Холтофф, он сразу же выдает свое безупречное алиби: я-де поверил «старым членам движения, проверенным арийцам и физикам, которых лично награждал сам фюрер». Какие после этого могут быть претензии лично к нему? Именно это стоит выделить — здесь у Штирлица и ему подобных идеальное прикрытие, и ни одну операцию такие люди не начинают, не имея такого рода алиби: «Холтофф ходил вокруг самых уязвимых узлов в его операции с физиками. Однако Холтофф был недостаточно подготовлен, чтобы сформулировать обвинение, а каждый нункт, к которому он выходил — скорее интуитивно, чем доказуемо, — мог быть опровергнут или, во всяком случае, имел два толкования». И позиция самого Штирлица настолько безупречна, что даже шеф гестапо Мюллер, совершивший ошибку в самом начале интриги, вынужден признать «правоту» Штирлица и перейти на его сторону. Штирлиц находится в очень выгодном положении — он воспользовался заранее проигрышной для гестапо ситуацией, продумал дальнейшую игру и, даже вроде бы обороняясь, все равно имеет шансы на победу. Он в такой ситуации, когда прикрывается мнением либо изначально глупого, либо обработанного начальника, в том числе и самого высокого ранга. Итак, надо иметь как минимум две трактовки своих действий, и тогда никто не придерется. Обратите внимание, что система доказательств Штирлица строится на идеологемах. Он начинает говорить точь-в-точь, как доктор Геббельс. Он («дока Штирлиц», как о нем говорится) строит свои доказательства не на логике, а на разного рода терминологических мистификациях, которые вносят дополнительные сложности в неустоявшийся понятийный аппарат и затуманивают существо рассматриваемой проблемы. Воистину: ай да Штирлиц, ай да сукин сын!

Рассказать обо всех операциях типа «Дело Штирлица против Рунге», проведенных в позднем СССР, немыслимо, и мы только сможем отметить некоторые. Итак, под свертыванием мы будем понимать усилия по остановке развития передовой науки и уничтожение научных школ; закрытие, сокращение и прекращение деятельности организационно-функциональных структур, игнорирование мирового опыта, отказ от лучших методов в пользу набора бессмысленных идеологических штампов, увольнение, снятие, перевод и/или арест научных кадров и тех, кто поддерживает их в администрации, — так всегда создаются на первый взгляд неадекватные системы, за которыми замаскированы замыслы нанести подлинный ущерб. Наши поиски по-своему не упорядочены и будут касаться не только общественных или естественных наук, но и общих моментов, связанных с наукой и техникой.

Пленум ЦК КПСС по научно-технической революции

На первый взгляд это дело имеет сугубо субъективные корни — не устраивал человек, которому было поручено возглавить это дело. И «форум завалили»…

Так об этом говорится в воспоминаниях Е. К. Лигачева: «Вообще говоря, Пленум по НТР намечался еще при Брежневе: многие в партии понимали, что в дверь стучится очередная научно-техническая революция, которая во многом обновит представления о производительных силах и производственных отношениях. В то время развитые страны Запада только-только приступили к перестройке своей промышленности, сельского хозяйства, и мы с нашим громадным научно-техническим и интеллектуальным потенциалом могли бы успеть на мировой поезд НТР, мчавшийся в третье тысячелетие.

Однако год шел за годом, а Пленум все откладывали и откладывали. (…) Только в 1984 году, уже в период Черненко, Политбюро назначило такой Пленум. Докладчиком на нем утвердили Горбачева. Это была большая ответственность, но и честь. В партии издавна сложилась традиция: тот, кто выступает с докладом на Пленуме ЦК, становится одной из влиятельных фигур в КПСС. С учетом слабого здоровья Черненко и в связи с этим общей неустойчивости в высшем эшелоне власти такое поручение рассматривалось как усиление политического веса Горбачева в партии, обществе. Михаил Сергеевич начал усиленно готовиться к Пленуму. Подняли материалы, накопившиеся в ЦК за прошлые годы, начались консультации с учеными, производственниками. Активно помогал в этом деле секретарь ЦК Н. И. Рыжков. Главный стержень доклада сразу обрисовывался весьма четко: необходимо быстро завершить технологический прорыв к новым достижениям НТР. И вдруг, по-моему, в декабре 1984 года, незадолго до очередного Пленума ЦК Горбачев сказал мне: