История России. Московско-царский период. XVI век - Дмитрий Иванович Иловайский
Соборное дело или так называемый «Розыск» о Висковатом между прочим раскрывает перед нами, как распространялась книжная начитанность в Древней России при отсутствии книгопечатания. Отсюда узнаем, что рукописные книги составляют владение немногих частных лиц; списки некоторых сочинений известны наперечет; их берегут как драгоценность и с большими предосторожностями ссужают ими на время своих коротких приятелей, но не иначе как людей почтенных. Здесь мы встречаем ссылки не на книгу вообще, а на какие-нибудь известные ее списки, и тут прямо указывается на разногласие рукописей, которое породило впоследствии многочисленные расколы. Например, по поводу неправильных толкований в своей записи или исповеди о Честном Кресте, на котором «животворивое распростерто бысть Слово», и о чудесах Христовых Висковатый ссылался на две книги: одна — Правила Святых Отец, которую он брал у Василия Михайловича Юрьева; другая — Иоанн Дамаскин, принадлежавшая Михаилу Морозову. На соборе спросили Юрьева и Морозова, их ли те книги; они подтвердили. Взяли список Дамаскина из Симонова монастыря и сличили спорное место с морозовским; оказалась небольшая разница, которую Висковатый еще увеличил в своей «исповеди»; он сознался, что «осмотрелся» и просил у государя прощения. В рукописи Юрьевской тоже оказались описки; Юрьев на сие ответил, что он получил книгу от благовещенского священника Василия Молодого, который постригся в Кириллове монастыре. «И Сильвестр ту книгу знает, что та Васильева попа, и какова та книга ко мне пришла, такова и есть; а я, государь, во истину всю не читал», — говорил Юрьев, оправдываясь в ее описках.
Мы видим, что дьяк Висковатый явился одним из тех ревнителей старины, которые дорожили каждой ее буквой, каждой чертой и на всякое даже малейшее отступление от нее смотрели как на преступление против православной церкви. Он принадлежал к числу тех крайних охранителей, которые впоследствии сделались у нас известны под именем староверов и которые уже были многочисленны на Руси в XVI веке. Это именно те люди, которые в сфере искусств и обычаев, особенно связанных с церковью, не допускали вообще западного или латинского влияния, а в таком важном деле, как иконопись, всякие намеки на заимствование с Запада казались им прямой ересью. Но это было усердие не по разуму. Ибо русская иерархия сама тщательно надзирала за иконописным искусством, то есть за его верностью византийским преданиям и образцам, считала его делом священным и к мастерам его предъявляла большие нравственные требования. Любопытны в этом отношении постановления Стоглавого собора 1551 года, следовательно, почти того же состава русской иерархии, который производил розыск Висковатому на Соборе 1554 года. «Подобает быти живописцу смиренну, кротку, благоговейну, не празднословцу и не смехотворцу, не сварливу, не завистливу, не пьянице, не грабежнику, не убийце, — говорится в 43-й главе Стоглава. — Наипаче же хранить чистоту душевную и телесную, немогущим же до конца тако пребыти по закону браком сочетаться, и приходить к отцам духовным часто на исповедание, и во всем с ним совещаться и по их наставлению жить, пребывая в посте и молитве, удаляясь всякого зазора и бесчинства. И с превеликим тщанием писать на иконах и досках образ Господа нашего Иисуса Христа и Пречистой Его Матери, святых небесных сил, Пророков и Апостолов, мучеников, святителей и преподобных и всех Святых по образу и по подобию и по существу, смотря на образ древних живописцев». «А которые иконники по сие время писали не учась, самовольством и самоловкою и не по образу, и те иконы променивали дешево простым людям, поселянам, невеждам; тем запрещение положить, чтобы учились у добрых мастеров. Которому даст Бог, учнет писать по образу и по подобию, тот бы писал, а которому Бог не даст, тому впредь от такого дела престати, да не похуляется Божие имя от такового письма». Ослушникам Стоглав грозит царским наказанием; а если они будут говорить, что «тем-де питаются», то от Бога даровано много других рукоделий, которыми может человек питаться и жить, кроме иконного письма. Архиепископам и епископам вменяется в обязанность в своих епархиях по всем городам, весям и монастырям самим испытывать иконных мастеров, выбирать из них «нарочитых живописцев», которые бы надзирали за другими иконниками, чтобы между ними не было худых и бесчинных. А добрых живописцев архиереи должны беречь и почитать выше прочих человек; вельможам и простым людям также их почитать. Святители также должны иметь попечение, каждый в своей области, чтобы «гораздые иконники и их ученики писали с древних образцов, а самомышлением и своими догадками Божества бы не описывали». В образец иконникам Стоглав указывает не только старых греческих живописцев, но также и русских, а по преимуществу Андрея Рублева.
К XVI веку относится начало русских иконописных подлинников. Так назывались рукописные руководства, которые заключали в себе наставления живописцам, как следует изображать священные лица и события. В этих руководствах объясняется и самая техника искусства, то есть как заготовлять доски для икон, левкасит (намазывать алебастром с клеем), растирать краски, наводить золото, олифить (покрывать масляным лаком) и прочее. Такой подлинник назывался толковым, в отличие от сборника рисунков с небольшим текстом, называвшегося подлинником лицевым. Русский подлинник произошел по примеру византийского, который возник первоначально из менологиев, или святцев, и который составился окончательно, как полагают, в XV веке, преимущественно в связи с живописью афонских монастырей; между прочим, он ставит в образец афонские иконы Мануила Панселина, знаменитого художника (изуграфа) из Солуня в XII веке. Подлинник располагал свои наставления, как изображать святых, по месяцеслову. Русский подлинник, кроме византийских святых, заключает в себе русских угодников, которых цикл, как известно, установлен по преимуществу в XVI веке около времени Стоглавого собора. Лики русских угодников, конечно, не были их портретами, написанными при их жизни. Они писались по воспоминанию, по рассказам их учеников или людей близких к ним по времени, а иногда даже по вещему сновидению, как это, например, видим из жития Александра Ошевенского (f 1489 г.). Обыкновенно монастырь, заказывая кому-либо сочинить житие своего основателя, заказывал также иконописцу написать его образ или подобие, которое и помещалось при его гробе. А с этих образов типы угодников заносились в подлинники.
Рядом с иконописью продолжала развиваться на Руси и миниатюрная живопись: рукописные книги иногда украшались рисунками, особенно жития святых, которые посему также называются «лицевыми». Образцом такой рукописи XVI века служит житие Сергия Радонежского, обильно снабженное изображениями, которые во всех подробностях передают события сего жития. Они имеют чрезвычайную историческую важность. По словам современного
