Барбара Такман - Загадка XIV века
Титул герцога защищал от наказания. Жан Бесстрашный публично защитил Неверского, сказал, что это был акт оправданного убийства. Через своего представителя он заявил, что Людовик был человеком порочным, продажным, склонным к колдовству, и присовокупил длинный список публичных и частных злодейств покойного. Поскольку Людовик связывался в общественном мнении с экстравагантным и распущенным двором, а также с бесконечным требованием денег, то Жан Бургундский сумел представить себя противником последнего налога, объявленного правительством. В глазах людей герцог сделался другом и защитником.
В последующие тридцать лет Францию измучили взаимная ненависть и непримиримость герцогов Бургундских и Орлеанских. Вокруг антагонистов сформировались региональные и политические группы, вновь появились отряды наемников, оставлявшие после себя дымящиеся разграбленные селения и горы трупов. Обе партии старались перетянуть на свою сторону беспомощного короля и столицу и увеличивали налоги. Административные структуры расстроились, не лучше обстояли дела у финансовых и судебных органов. Парламент был полностью коррумпирован. Королевство погрязло в преступлениях и богохульстве, грешили даже священники и дети.
Средний класс пытался изгнать коррумпированных чиновников и восстановить нормальное управление, как это делал более пятидесяти лет назад Этьен Марсель, однако успеха это не принесло. Желая увидеть немедленные результаты, объединение мясников, скорняков и кожевников Парижа, прозванных кабошьенами по прозвищу их лидера Кабоша, что значит «живодер» (настоящее имя — Симон Лекутелье), начало восстание, повторив бунт майотенов, однако с еще большей жестокостью. Буржуа, разумеется, выступили против и доверились партии Орлеанских, которая и подавила восстание, восстановив продажные институты, тотчас отменившие реформы и занявшиеся преследованием реформаторов. Жан Бургундский, благоразумно удалившийся в свои владения во время насилия, был объявлен бунтарем и, следуя старому примеру Карла Наваррского, вступил в союз с англичанами.
Английский король Генрих IV после продолжительной борьбы с восстанием в Уэльсе, баронской вольницей и жаждущим короны сыном, скончался в 1413 году, и упомянутый сын ему наследовал. Он начал правление в 25 лет с лицемерной энергией исправившегося распутника, отличительными чертами его стали добродетель и героические завоевания. Воспользовавшись анархией, царившей во Франции, Генрих V возобновил войну и предъявил права на французскую корону, которая перешла бы к нему только путем узурпации власти. Под предлогом вероломного поведения Франции, в 1415 году он вторгся на ее территорию в любимый Марсом месяц — август — и объявил, что пришел «на собственную землю, в собственную страну и собственное королевство». После осады и капитуляции Арфлера в Нормандии он прошел к Кале, собираясь вернуться на зиму домой. Не дойдя тридцати миль до Кале, неподалеку от поля боя у Креси, он встретился в Азенкуре с французской армией.
Битва при Азенкуре вдохновила ученых на написание много численных исследований, но она не была решающей, как при Креси, ведь тогда «несерьезная авантюра» Эдуарда III привела к Столетней войне. Не была она похожа и на битву при Пуатье, подорвавшую веру в высокое назначение рыцарства. Азенкур просто подтвердил оба эти следствия, особенно второе, ибо даже Никополь не доказал так болезненно, что храбрость в сражении не является эквивалентом военного искусства. Битва была проиграна из-за неумелости французских рыцарей, а противник выиграл ее не благодаря искусству своих рыцарей, а, скорее, за счет простых английских солдат.
Хотя герцог Бургундский и его вассалы держались в стороне, французская армия, собравшаяся для отпора захватчикам, была в три или четыре раза больше войска противника и, как всегда, в высшей степени самонадеянна. Коннетабль Шарль д’Альбер отверг предложение присоединиться от парижского ополчения, состоявшего из шести тысяч арбалетчиков. Не было внесено никаких тактических изменений, а единственной технологической новинкой (за исключением пушки, которая не сыграла никакой роли в открытом сражении) стали более тяжелые доспехи. Доспехи эти лучше защищали от стрел, но рыцарь в них больше уставал и хуже передвигался, ему труднее было рубить мечом. Металлический кокон, который рыцари на себя надевали, стал для них летальным, и рыцари часто умирали в нем от остановки сердца. Пажи должны были поддерживать господ на поле боя: ведь если те падали, самостоятельно подняться уже не могли.
Армии встретились в замкнутом пространстве между двумя лесами. Всю ночь лил дождь, и противники ждали, когда можно будет начать бой. Французские пажи и грумы прогуливали лошадей, и земля превратилась в мягкую грязь, на которой закованным в сталь рыцарям ничего не стоило поскользнуться и упасть. Французы и не подумали выбрать поле боя, где их превосходство в численности могло быть эффективно использовано; в результате они вышли на битву, выстроившись в три ряда — один за другим, флангам не хватало места для маневра, и они вынуждены были следовать друг за другом по раскисшей земле. В отсутствие тактического плана, аристократы, жаждавшие славы, устремились вперед, и первые ряды сделались такими же плотными, как фламандская линия при Рузбеке. Лучники и арбалетчики оказались, по сути, бесполезны, потому что они стояли сзади и их стрелы не могли долететь до противника.
У англичан, усталых, голодных и смущенных тем, что противник превосходит их численностью, было два преимущества: ими руководил лично король, и у них имелась диспропорция — на тысячу рыцарей и оруженосцев шесть тысяч лучников и несколько тысяч других пехотинцев. Их лучники стояли между тяжеловооруженными всадниками и на флангах. Тяжелых доспехов на них не было, и движения ничто не сдерживало; в дополнение к лукам они имели при себе топоры, тесаки, молотки и, в некоторых случаях, свисавшие с пояса длинные мечи.
В этих условиях результат сражения был очевиднее, чем в других битвах. Столпившиеся французские рыцари едва могли взмахнуть оружием и, поскользнувшись в грязи, падали на землю, а следующие ряды спотыкались на них, вспыхнула паника, чему способствовали и оставшиеся без седоков лошади, и наступил хаос. Воспользовавшись ситуацией, английские стрелки побросали свои луки и ринулись в бой с топорами и другим оружием, началась настоящая резня. Многие французы, обремененные тяжелыми доспехами, не могли защитить себя, доказательством тому несколько тысяч убитых и взятых в плен. Для сравнения, общие английские потери составили пятьсот человек, в том числе один, скончавшийся, по всей видимости, из-за остановки сердца. Это был герцог Йоркский — один из внуков Эдуарда III. Сорокапятилетний Эдвард был толст, его обнаружили на поле боя мертвым, без какого-либо ранения. С французской стороны были убиты три герцога, пять графов, девяносто баронов и много других, среди которых и два человека из рода де Куси — его внук Робер де Бар и третий зять — граф Неверский Филипп, младший брат герцога Бургундского. Список пленных возглавил Шарль Орлеанский, новый владелец домена де Куси. Он оставался в плену 25 лет. Маршала Бусико тоже взяли в плен, Азенкур стал его последним сражением; он умер в Англии шесть лет спустя.
Через два года Генрих V принялся за систематическое завоевание территории. Улучшилась технология применения оружейного пороха, артиллерия шагнула вперед: крепостные стены утратили свою неприступность. Эпоха меча заканчивалась, и на смену ему пришло огнестрельное оружие. В течение трех лет — с 1417 по 1419 год — Генрих захватил всю Нормандию, а французы в это время погрязли в междоусобицах. Два дофина скончались в течение одного года, наследником трона стал Карл, несчастный четырнадцатилетний мальчик, которого мать признала незаконнорожденным. Снова восстали и принялись за убийства кабошьены. Жан Бесстрашный взял власть над королем и над капиталом, а дофин сбежал — уплыл по Луаре. Поняв, что Франция изнывает в междоусобицах, Генрих V громко заявил о себе. Англичане осадили Руан, а защитники крепости, желая сэкономить на еде, выпустили 12 000 горожан, но англичане не дали им пройти, и зимой они остались между двумя лагерями, питаясь травой и корешками, и умирали от холода и истощения. Когда падение Руана стало прямой угрозой Парижу, французские фракции перепугались и объединились против врага.
Несмотря на увертки герцога Бургундского, в 1419 году состоялась его встреча с дофином на мосту в Монтеро, примерно в 35 милях к юго-востоку от Парижа. Стороны приблизились друг к другу с опаской, было произнесено много суровых слов. Казалось, боги Трои снова нашептывали недоброе, руки потянулись к мечам, дофин попятился, и его спутники напали на герцога, обнажили мечи, и он замертво упал на землю. Людовик Орлеанский был отомщен, но горькой ценой.
