Александр Верт - Россия в войне 1941-1945
Решение де Голля отправиться в конце 1944 г. в Москву для встречи со Сталиным в значительной степени было обусловлено чувством раздражения и досады, которое вызывали у него англичане и американцы своими «хозяйскими манерами» во Франции, а также его желанием показать, что он проводит независимую политику и не является ничьим сателлитом. Советский Союз со своей стороны был заинтересован во Франции в силу того, что руководящую роль в движении Сопротивления там играли коммунисты и что влияние последних начинало уже сказываться и внутри французского правительства.
Визит де Голля в Москву явился прежде всего шагом к тому, чтобы покончить с чрезмерной зависимостью Франции от Англии и США. В тот доатомный период де Голль продолжал считать Францию и СССР - как это он делал уже в 1941 г. - теми двумя великими военными державами на Европейском континенте, которые смогут в будущем гарантировать Европу от повторения германской агрессии и чьи взгляды и интересы отличаются от взглядов и интересов «англосаксонских» государств. Но именно в этом вопросе Сталин в 1944 г. никак не мог согласиться с де Голлем - по той простой причине, что с чисто военной и экономической точек зрения Франция по сравнению с Англией и Америкой была совсем незначительной величиной. Таким образом, к большому разочарованию де Голля, Сталин отказывался на том этапе всерьез принимать Францию как военного союзника. Однако в итоге де Голль «одержал победу», увезя с собой в Париж франко-советский договор о союзе, составленный по типу англо-советского договора 1942 г. Но это было далеко не все, чего вначале рассчитывали добиться как де Голль, так и Сталин.
Де Голль, Бидо, генерал Жюэн и несколько дипломатов прибыли в Москву 2 декабря, проехав через Баку и Сталинград. В Сталинграде де Голль преподнес городу мемориальную доску с надписью: «Сталинграду благодарная Франция». В своей речи де Голль сказал: «Я хочу воздать должное Сталинграду и отметить тот урок, который он нам дает. Я передаю горячий привет сражающегося французского народа героическому Сталинграду - символу наших общих побед над врагом».
Записи трех бесед между Сталиным и де Голлем 2, 6 и 8 декабря (опубликованные советским Министерством иностранных дел в 1959 г.), равно как и записи переговоров между Молотовым и Бидо[247], представляют огромный интерес, поскольку они и по существу, и в особенности по скрытому в них подтексту значительно отличаются от трактовки этих событий де Голлем, который излагает их несколько вольно. Они также являются одним из немногих непосредственных свидетельств того, как Сталин вел переговоры с политическими деятелями других стран в период войны.
Во время своей первой встречи со Сталиным де Голль начал с замечания, что истинной причиной несчастий, постигших Францию, было отсутствие у нее договора с СССР и то обстоятельство, что ее восточная граница была очень уязвимой.
Да, ответил на это Сталин, тот факт, что СССР и Франция не были вместе, стало большим несчастьем и для Советского Союза.
Сталин спросил, достаточно ли у де Голля летчиков.
Де Голль ответил, что у него очень мало летчиков, а те летчики, которые находились во Франции, нуждаются в переобучении, так как они не знают современных самолетов.
Сталин сказал, что на советском фронте хорошо сражается авиационный полк «Нормандия», укомплектованный французскими летчиками.
Затем де Голль сделал попытку перейти к более серьезным делам. И для Франции и для СССР явилось бы хорошим решением, сказал он, если бы Рейнско-Вестфальская область была присоединена к Франции. Для Рурского бассейна, может быть, и следовало бы установить международный режим, но Рейнско-Вестфальская область должна быть отделена от Германии и присоединена к французской территории.
Сталин спросил у него, как смотрят на этот план Англия и Америка; де Голль ответил, что в 1918 г. они не приняли такого предложения и нашли временное решение вопроса, которое не было успешным. В результате Франция снова подверглась нападению. Быть может, урок этот не прошел для Англии и Америки даром, но он в этом не уверен.
«Сталин говорит, что, насколько ему известно, в английских кругах рассматривалась другая комбинация, а именно - предложение взять Рейнско-Вестфальскую область под международный контроль. То, что сказал де Голль, является новым… Сталин говорит, что нужно узнать мнение союзников по этому вопросу.
Де Голль говорит, что он надеется, что этот вопрос может быть обсужден в Европейской консультативной комиссии.
Сталин говорит, что России трудно возражать против этого».
Затем де Голль подверг резкой критике Англию и Америку. Англичане и американцы ни исторически, ни географически не находятся на Рейне, заявил он. У них есть другие заботы, и французы и русские заплатили за это дороже всех. И хотя сейчас они и ведут там боевые действия, они не всегда будут на Рейне, тогда как Франция и СССР всегда останутся на своих местах. Решительное вмешательство Англии и Америки в войну всегда происходило в специфических условиях - когда было уже слишком поздно, - в результате Франция оказалась в 1940 г. на краю гибели.
Рассуждения де Голля не убедили Сталина. Сил только СССР и Франции, с его точки зрения, недостаточно, чтобы обуздать германских милитаристов. Это доказано опытом двух мировых войн. Сами по себе границы не имеют еще решающего значения - важно было располагать хорошей армией, укомплектованной надлежащими командными кадрами. Полагаться на линию Мажино или на гитлеровский Восточный вал было иллюзией.
Поскольку генерал продолжал настаивать на своем, Сталин «просит де Голля понять его. Дело в том, что мы, русские, не можем решить этот вопрос одни, не побеседовав с англичанами и американцами. Не только такой, но и многие другие вопросы мы не можем решать без своих союзников и без попыток прийти к общему решению».
Явно не удовлетворенный всеми этими аргументами, де Голль попытался подойти к вопросу с другой стороны, заговорив о восточных границах Германии.
«Де Голль говорит, что, насколько он понимает, Одер должен явиться границей Германии, а дальше к югу граница должна идти по реке Нейсе, то есть западнее Одера…
Сталин говорит, что он думает, что исконные польские земли должны быть отданы полякам. Силезия, Померания, Восточная Пруссия должны быть возвращены Польше…
Что касается Чехословакии, то… ее восточная граница в районе Судет должна быть восстановлена».
Во время визита де Голля и Бидо Сталин, что весьма знаменательно, поддерживал регулярную связь с Черчиллем. На следующий же день после своей первой встречи с де Голлем он телеграфировал Черчиллю и сообщил ему, что информировал де Голля о том, что вопрос о западной границе Германии нельзя решать без ведома и согласия Англии и США. Что же касается предложения о франко-советском пакте, продолжал Сталин, то он указал де Голлю на необходимость всестороннего изучения этого вопроса. Черчилль в ответной телеграмме писал, что он отдал бы предпочтение трехстороннему договору.
Вопрос о признании Францией Польского комитета национального освобождения был поставлен наркомом иностранных дел СССР 5 декабря, во время его встречи с Бидо.
Во время второй встречи между Сталиным и де Голлем, б декабря, главной темой беседы стала Польша. Де Голль напомнил о старых культурных и религиозных узах, связывающих Францию и Польшу, и (не обмолвясь ни словом об антисоветском санитарном кордоне) заявил, что в 1918 г. Франция пыталась возродить Польшу как врага Германии, как страну, которая будет настроена против Германии. К сожалению, сказал он, такие люди, как Бек, стремились вступить с Германией в соглашение, направленное против Советского Союза и Чехословакии. Он же [де Голль] не имеет никаких возражений ни против линии Керзона, ни против границы по Одеру и Нейсе.
Он не имел возражений также и против англо-франко-советского блока, но дал понять, что предпочел бы для начала прямой франко-советский пакт.
Сталин (по-прежнему все время консультировавшийся с Черчиллем) заявил, что, как он думает, это дело завершится на днях. Но ему хотелось бы вернуться вместо этого к вопросу о Польше. Он надеялся, что Франция займет в отношении Польши более реалистическую позицию, чем позиция Англии и США. Английское правительство, к сожалению, запуталось в своих связях с польским эмигрантским правительством в Лондоне и с Михайловичем, который «скрывается где-то в Каире». Сидящие в Лондоне поляки занимаются министерской чехардой, в то время как Польский комитет национального освобождения проводит земельную реформу, подобную той, которую осуществила в конце XVIII в. Франция. И он стал доказывать, что лондонское правительство все больше теряет свой авторитет в Польше. При этом он довольно долго говорил о том, какой «авантюрой» было Варшавское восстание, сказав, что Красная Армия не могла в то время взять Варшаву, потому что, когда Красная Армия подошла к Варшаве, ее артиллерия и снаряды отстали на 400 км.
